связку пылающих сухих сосновых ветвей. Отсвет огня, падавший на его су-
ровое, обветренное лицо и на его лесной наряд, придавал оттенок романти-
ческой дикости этому человеку, хотя при обыкновенном свете дня он пора-
зил бы глаз только своеобразной одеждой, железной неподвижностью своего
стана да настороженностью и простосердечием, которые отражались на его
лице. Недалеко от разведчика, ближе к выходу из пещеры, стоял Ункас. Пу-
тешественникам видны были гибкие и непринужденные движения молодого ин-
дейца. Хотя его фигура была закрыта зеленой, обшитой бахромой охотничьей
рубашкой, но голова оставалась непокрытой, так что ничто не мешало наб-
людателям с тревогой следить за блеском его глаз, пугающих и вместе с
тем спокойных, смелыми очертаниями гордого лица, не обезображенного
красками, благородной высотой его лба и изящной формой обритой головы,
на макушке которой красовалась длинная прядь волос. Впервые Дункан и его
спутники получили возможность разглядеть своих проводников-индейцев, и
путешественники вздохнули с облегчением, когда увидели гордое, реши-
тельное, хотя и дикое выражение лица молодого воина; чувствовалось, что
он не способен на гнусное предательство. Алиса с интересом разглядывала
его открытое лицо и гордую осанку, как она рассматривала бы драгоценную
статую, изваянную резцом древних греков и чудом ожившую; а Хейворд, хотя
и привык наблюдать совершенство форм, столь распространенное среди ту-
земцев, открыто выражал свое восхищение при виде такого безупречного об-
разца благороднейших пропорций человека.
- Я могла бы спокойно заснуть, - шепотом произнесла Алиса, - зная,
что такой бесстрашный и, по-видимому, великодушный часовой охраняет ме-
ня. Я уверена, Дункан, что жестокие убийства и мучительные пытки, о ко-
торых мы так часто слышим и читаем, не могут совершаться в присутствии
людей вроде Ункаса.
- Я согласен с вами, Алиса, - ответил Хейворд. - Мне тоже кажется,
что такой лоб и такие глаза способны внушать страх, но не обманывать...
Однако не будем заблуждаться: мы должны ждать от него только проявления
тех достоинств, которые считаются добродетелями среди краснокожих. Впро-
чем, встречаются замечательные люди и среди белых и среди индейцев. Бу-
дем же надеяться, что этот молодой могиканин не разочарует нас и дока-
жет, что его наружность не обманчива, что он действительно храбрый и
преданный друг.
- Теперь майор Хейворд говорит, как подобает майору Хейворду, - заме-
тила Кора. - Кто, глядя на это создание природы, может вспомнить о цвете
его кожи!
Наступило короткое, как бы неловкое молчание, которое прервал развед-
чик, предложив путникам войти в пещеру.
- Огонь разгорается слишком ярко, - сказал он, - того и гляди, укажет
мингам наш приют. Ункас, опусти-ка одеяло-это скроет огонь... Угощай-
тесь! Конечно, перед вами не такой ужин, какого имеет право ожидать ма-
йор королевской армии, но я видывал, как многие военные с удовольствием
глотали сырое мясо, даже без всякой приправы. А у нас есть соль, и мы
можем быстро зажарить мясо. Вот свежие ветки сассафраса. Пусть дамы при-
сядут на них, хоть это и не стулья из красного дерева. Ну, друг, - обра-
тился он к псалмопевцу, - не печальтесь о жеребенке: это было невинное
создание и еще не успело узнать печалей. Смерть спасла его от многих
неприятностей, от ссадин на спине, от натруженных ног...
Между тем Ункас исполнил приказание разведчика.
Голос Соколиного Глаза замолк, и грохот водопада зазвучал, точно рас-
кат отдаленного грома.
- Не опасно ли оставаться в этой пещере? - спросил Хейворд. - Не гро-
зит ли нам здесь внезапное нападение? Ведь, стоя подле выхода, один воо-
руженный человек может держать нас в своих руках.
В темноте из-за спины разведчика вынырнула какая-то фигура, похожая
на воплощение смерти, и, взяв горящую головню, осветила ею отдаленный
конец узкого грота. Алиса вскрикнула, и даже смелая Кора вскочила при
появлении страшного существа. Но Хейворд успокоил девушек, сказав им,
что это только их проводник, Чингачгук. Приподняв второе одеяло, индеец
показал, что в пещере был еще один выход. Потом, держа в руках пылающую
головню, он проскользнул через узкий проход в утесе в другой грот, со-
вершенно сходный с первым.
- Таких опытных лисиц, как мы с Чингачгуком, не часто ловят в норе с
одним выходом! - со смехом заметил Соколиный Глаз. - Это отличное место!
Скалы - черный известняк, а это очень мягкая порода. Прежде водопад на-
ходился на несколько ярдов ниже, чем теперь, и, думаю, в свое время
представлял собой такую же спокойную и прекрасную гладь, какие вы встре-
чаете в лучших местах Гудзона. Но годы уносят красоту-это еще суждено
вам узнать, молодые девушки. Местность эта сильно изменилась со време-
нем. В скалах и утесах появилось множество трещин. В одних местах камни
мягче, чем в других, и вода проточила в них большие выбоины; одни скалы
свалила, другие изломала, и теперь эти водопады не имеют ни красоты, ни
силы.
- Где же мы находимся? - спросил Хейворд.
- Близ того места, где когда-то низвергался водопад. С обеих сторон
от нас порода оказалась мягкой, поэтому мятежная вода вырыла вот эти две
маленькие пещеры, устроив для нас отличный приют, и отхлынула вправо и
влево, обнажив середину своего русла, которое стало сухим островком.
- Значит, мы на острове?
- Да, по обеим сторонам от нас водопады, а река и выше и ниже нас.
При дневном свете вам стоило бы подняться на скалу и посмотреть на при-
чуды воды. Она падает безумными прыжками. Иногда скачет, иногда течет
гладко; тут она кувыркается, там тихо струится; в одном месте бела как
снег, в другом кажется травянисто-зеленой; то журчит и поет, как кроткий
ручей, то вдруг начинает крутиться водоворотом и размывает каменные ска-
лы, как мягкую глину. Да, леди, тонкая ткань, паутинкой обвивающая вашу
шею, покажется грубым неводом в сравнении с узорами речных струй. После
того как река набушуется вволю, она спокойно течет дальше, чтобы слить
свои воды с морской волной.
Такое описание гленнских водопадов внушило путешественникам уверен-
ность в недоступности их убежища, но им было не до того, чтобы замечать
красоты природы. Потом все решили заняться необходимым, хотя и более
низменным делом - ужином.
Ункас оказывал Коре и Алисе все услуги, какие только были в его си-
лах.
Сочетание гордости и радушия на его лице забавляло Хейворда, который
знал, что такая услужливость - не в обычаях индейцев. Однако правила
гостеприимства считались священными, а потому незначительное отступление
от строгих законов воинского достоинства не вызвало, по-видимому, пори-
цания со стороны Чингачгука.
При этом внимательный наблюдатель мог бы заметить, что Ункас не сов-
сем одинаково относится к девушкам. Например, подавая Алисе флягу с во-
дой или кусок оленины на деревянном блюде, он только соблюдал вежли-
вость; оказывая же подобные услуги ее темноволосой сестре, молодой моги-
канин устремлял долгий взгляд на ее красивое, выразительное лицо. Раза
два ему пришлось заговаривать с сестрами, чтобы привлечь их внимание. И
каждый раз в таких случаях он говорил по-английски - правда, на ломаном
языке, но все же понятно. Его глубокий гортанный голос придавал особую
музыкальность английским словам. Кора и Алиса обменялись с ним нес-
колькими фразами, и благодаря этому между ними установилось нечто похо-
жее на дружеские отношения.
Ничто не нарушало важного спокойствия Чингачгука; он сидел в свете
костра, и путешественники, беспокойно поглядывая на старого индейца,
увидели наконец истинное выражение его лица, которое проступало сквозь
наводящую ужас военную раскраску. Сестры находили между отцом и сыном
большое сходство, с той лишь разницей, которую накладывают возраст и пе-
режитые невзгоды. Свирепое выражение лица Чингачгука смягчилось, и от
него веяло теперь ясным спокойствием, которое отличает обычно индейского
воина, когда для него нет необходимости напрягать все свои способности,
защищая жизнь. Легко было заметить по теням, которые иногда пробегали по
смуглому лицу индейца, что вспышки гнева было достаточно, чтобы вступила
в силу та страшная эмблема, которая на страх врагам была изображена на
теле Чингачгука.
В отличие от него Соколиный Глаз не знал покоя. Живой взгляд развед-
чика постоянно блуждал, не останавливаясь ни на мгновение. Он ел и пил с
удовольствием, но бдительная осторожность ни на минуту не покидала его.
Раз двадцать фляга или кусок жареного мяса замирали в руке охотника, и
он поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, как бы прислушива-
ясь к отдаленному шуму.
- Друг, - заговорил Соколиный Глаз, вынимая из-под покрова листьев
небольшой бочонок с вином и обращаясь к певцу, который отдавал должное
его поварскому искусству, - попробуйте-ка этого виноградного сока - он
прогонит все мысли о жеребенке и оживит вашу душу. Я пью за нашу дружбу
и надеюсь, что бедная лошадка не послужит причиной ненависти между нами.
Как ваше имя?
- Гамут, Давид Гамут, - ответил учитель пения, собираясь залить свои
печали глотком вкусного и сильно приправленного пряностями напитка.
- Отличное имя, и, полагаю, оно передано вам хорошими честными пред-
ками. Я люблю такие имена, хотя изобретательность христиан в этом случае
значительно отстает от остроумных обычаев индейцев. Самого большого тру-
са, какого я когда-либо знал, звали Львом, а его жена носила имя Пейшенс
(терпение), между тем эта особа успевала наговорить множество неприятных
слов в течение меньшего времени, чем нужно оленю, чтобы промчаться са-
жень. У индейца имя - дело чести. Индеец обыкновенно принимает какое-ни-
будь подходящее для себя прозвище. Конечно, имя Чингачгук, что значит
"Великий Змей", не означает, что он и в самом деле змея; нет, его имя
говорит, что ему известны все извороты, все уголки человеческой природы,
что он молчалив и умеет наносить своим недругам удары в такие мгновения,
когда они совсем этого не ожидают. Каково же ваше призвание?
- Я - недостойный преподаватель благородного искусства псалмопения.
- О!
- Я преподаю пение юным новобранцам Коннектикута.
- Вы могли бы выбрать занятие получше. Эти щенки и так слишком много
хохочут и поют в лесах, когда им следовало бы сидеть затаив дыхание, как
лисице в засаде. Умеете ли вы, по крайней мере, обращаться с ружьем?
- Слава богу, мне еще никогда не приходилось иметь дело со смертонос-
ным оружием.
- Может быть, вы умеете находить путь по компасу, наносить на бумагу
направление вод, обозначать на ней горы и пустыни так, чтобы люди сумели
отыскать эти места?
- Нет, этим я не занимаюсь.
- У вас такие ноги, которые могут превратить длинную дорогу в корот-
кую. Я полагаю, генерал посылает вас с поручениями?
- Никогда. Я следую только моему высокому призванию, то есть обучаю
людей церковной музыке.
- Странное призвание, - произнес Соколиный Глаз и усмехнулся. - Всю
жизнь повторять, как пересмешник, все высокие и низкие ноты, которые вы-
рываются из человеческого горла! Впрочем, друг, пение - ваш талант, и
никто не имеет права его хулить, как никто не смеет порицать искусство
стрельбы или какое-нибудь другое умение. Покажите-ка ваше искусство.
Пусть это будет наше дружеское прощание на ночь. Ведь девушкам предстоит
набраться сил перед долгой дорогой, в которую мы отправимся на рассвете,
пока еще не зашевелились макуасы.
- С великим удовольствием, - сказал Гамут. Поправив очки в железной
оправе, он вынул свой излюбленный томик и немедленно передал книгу Али-
се. - Что может быть более подходящим и успокаивающим, чем вечерняя мо-
литва после дня, полного опасности и риска!
Алиса улыбнулась. Она взглянула на Хейворда и вспыхнула, не зная как
