окно - абсолютно слепое для одних и совершенно зрячее для других.
У нижнего края темного стекла, в середине деревянного подоконника бы-
ла прорезана узкая щель, позволяющая, во-первых, просунуть за стекло па-
кеты, бумаги или документы толщиною не больше трех сантиметров, а
во-вторых, убедиться в том, что стекло, разделяющее "два мира, две сис-
темы", такое толстое, что любая попытка коварно преодолеть эту преграду
обречена на полный провал.
Однако стекло было не без изъяна: вглядевшись в него, Нартай и Эдик
все-таки сумели различить за ним чей-то неясный, тоже черно-коричневый,
силуэт.
- Документы, - сказал им силуэт.
Нартай и Эдик просунули свои документы в узкую щель. После нескольких
томительных минут их документы выползли обратно на свет Божий и из-за
черно-коричневого стекла снова раздался голос, начисто лишенный интереса
к хозяевам документов:
- И что вы хотите?
Нартай коротко рассказал толстому черно-коричневому стеклу о попытке
похищения танка, о трогательной и случайной встрече с артистом Петровым,
благородно согласившимся показать ему дорогу на Мюнхен к ближайшим офи-
циальным представителям Советской власти в Германии.
Теперь он просит предоставить ему, старшему сержанту Сапаргалиеву, и
его танку временное жилище и укрытие. Кроме того, танку - четыреста лит-
ров дизельного топлива "ДЛ" и пятьдесят пять литров моторного масла, ибо
расход масла при движении по грунтовым дорогам составляет до трех литров
в час. А так как они в поисках Советской власти двигались именно по та-
ким дорогам не менее пятнадцати часов, то в танке этого масла осталось
только на то, чтобы смазать им швейную машину...
Хорошо бы еще перед обратной дорогой домой, в Россию, заменить топ-
ливные и масляные фильтры, но тут он, старший сержант Сапаргалиев, и сам
понимает, что в Генеральном консульстве СССР в Мюнхене может не ока-
заться таких фильтров, тем более что его танк Т-62 - конструкции уста-
ревшей и давно снят с производства. Так что этой просьбой он не будет
обременять наших советских дипломатов и попробует сам промыть эти
фильтры.
Ну, и естественно, обеспечить его, механика-водителя этого танка,
старшего сержанта Нартая Сапаргалиева, нормальным пищевым довольствием,
как и положено любому военнослужащему Советской Армии.
В динамике послышался усталый вздох и черно-коричневое стекло спокой-
но и рассудительно сказало:
- Вы куда пришли, граждане? В ясли? В детский сад? Или в первый класс
начальной школы для дефективных детей? Вы что тут нам сказки рассказыва-
ете? Да если бы в Западной группе войск произошло такое ЧП, мы уже через
два часа получили бы из Бонна информацию от нашего военного атташе! А вы
заявляете, что это было двое суток тому назад... Не смешите, граждане!
Уж если, как вы говорите,
вы - русские, то я вам, извините, по-русски и посоветую: не надо нам
вешать лапшу на уши. Мы здесь не для этого сидим. У нас и без ваших фан-
тазий дел хватает.
- Но у меня же боевая машина на руках! - крикнул Нартай. - Вот форму-
ляр, технический паспорт!..
И Нартай стал просовывать в щель между стеклом и подоконником толстый
танковый формуляр.
- Уберите, уберите, - невидимка вытолкнул формуляр обратно. - Мы
здесь видели документы и почище сделанные. И на якобы угнанные самолеты,
и на продажу урана, и на тонны наркотиков... Всякое бывало. Чего только
ваш брат не придумает.
- Но у меня же демобилизация через двадцать один день! - вскричал
Нартай.
- Судя по вашему виду, вы себя уже давно сами демобилизовали, - нас-
мешливо проговорило коричневое стекло и сурово добавило: - А теперь хо-
тите обратно домой, к маме. Не получилось в Германии, давай, дескать,
попробую вернуться обратно в Союз... Вы будете бегать туда-сюда, а мы
должны ставить вас на довольствие и отправлять в Советский Союз за госу-
дарственный счет? Не выйдет, граждане. Наше государство - не дойная ко-
рова.
Мутная волна ненависти к этому еле различимому темно-коричневому си-
луэту за стеклом захлестнула до сих пор молчавшего Эдика:
- Но вы хоть потрудитесь проверить факты, о которых вам говорит това-
рищ Сапаргалиев!
- Это он для вас "товарищ", а для нас он - "гражданин неясной ориен-
тации". Как, впрочем, и вы тоже, гражданин Петров.
- Вот и выясните эту самую "ориентацию", черт бы вас всех побрал!.. -
рявкнул Эдик.
И тут непроницаемое коричневое стекло металлическим голосом произнес-
ло классическую российскую фразу, обычно венчающую любой спор на разно-
высоких уровнях:
- Па-апрашу очистить помещение, граждане!!!
- А что если у меня в танке секретные документы стратегического зна-
чения?! - в отчаянии прокричал Нартай.
Но тут за стеклом зазвонил телефон. Нартай и Эдик услышали, как ко-
ричневый силуэт поднял трубку:
- Генеральное консульство Советского Союза... - и тут же перешел на
немецкий язык с вологодским акцентом: - Яа-а... Генау! Момент маль...
Битте, вартен!
И снова по-русски, уже к Эдику и Нартаю:
- Я кому сказал, граждане? Прошу покинуть помещение.
- Но вы хоть проверьте! - взмолился Нартай. - Это же все-таки -
танк!!!
- Проверим, проверим. Будет ли только вам от этого лучше?
- Адрес хоть запишите, куда сообщить!.. - сказал Эдик.
- Надо будет - под землей найдем, - раздраженно проговорило толстое
черно-коричневое стекло. - А пока прошу немедленно выйти. Я занят!
Ошеломленные, раздавленные и растерянные, Нартай и Эдик оказались на
улице. Еще не веря в происшедшее, тупо смотрели друг на друга. Потом
Эдик закурил сигарету, глухо сказал Нартаю:
- Я всякий раз пытаюсь понять причины - почему я уехал... И всякий
раз, когда об этом задумываюсь, мне становится не по себе. А вдруг я
ошибся? Вдруг за этими обидными мелочами не заметил главного, настояще-
го? Ради которого стоило... Ну, в общем, ты понимаешь. А эти мелочи все
громоздятся и громоздятся и вырастают в какую-то огромную, непробиваемую
стену, за которой уже ничего не видно - ни главного, ни настоящего. И ты
сам под этой стеной становишься таким маленьким, таким беззащитным...
Эдик нервно затянулся, показал глазами на дверь консульства:
- Вот эта стена еще на один метр выросла...
- Тут я тебя, пожалуй, понимаю, - сказал Нартай. - А знаешь, чего мне
сейчас больше всего хочется?
- Знаю. Оказаться в Алма-Ате.
- Нет, Эдька!!! - В узких глазах Нартая сверкнули бешеные огоньки. -
Сейчас больше всего на свете мне хотелось бы подогнать сюда мою
"шестьдесят вторую", да как жахнуть по ихнему черному стеклу из пушки
БК-четвертым кумулятивным снарядом, чтобы хоть на секунду увидеть рыло
того мудака, который сейчас с нами разговаривал!..
Эдик взял Нартая за руку, повел его за угол, на Карлштрассе:
- Развоевался... Господи! Да разве в этом дело, Нартайчик?!
Однако, чтобы не компрометировать свое государство, еще на обратном
пути в "Китцингер-хоф", в электричке, было решено сказать старикам Кит-
цингерам, что в консульстве приняли их хорошо, отнеслись с пониманием и
сочувствием, обещали в самое ближайшее время все выяснить и помочь танку
вернуться на родину. К сожалению (и все дипломаты были этим очень огор-
чены!), у них в Советском консульстве крайне мало места и пока негде
разместить ни Нартая, ни его танк. И, если можно, некоторое время Нартай
с танком побудут в "Китцингер-хофе". Спать Нартай может или в танке, или
в комнатке у Эдика. А за пользование сараем как укрытием для танка они,
конечно, заплатят столько, сколько скажут фрау и герр Китцингеры. Тут -
никаких проблем!
Выслушав все это без особого восторга, Наташа сухо сказала:
- Идите мойте руки и садитесь обедать.
А старый Петер трусливо промолчал. Даже по-русски не выругался.
Когда выпили по стакану легкого белого вина и Наташа стала расклады-
вать салат по тарелкам, она увидела узкие диковатые остановившиеся глаза
Нартая и сердце ее переполнилось жалостью к этому кривоногому малышу,
так похожему на китайца.
Она неумело погладила его по голове и негромко произнесла:
- Кушай, сыночку... Кушай.
И то ли от прикосновения старухиной руки, то ли от неожиданно спавше-
го напряжения и внезапно навалившейся усталости, то ли от всего этого
вместе взятого, но лучший механик-водитель танка Т-62 во всей Западной
группе войск, старший сержант Советской армии Нартай Сапаргалиев, двад-
цати одного года от роду, о котором новобранцы дивизии слагали легенды и
сказки, а старослужащие и командиры всех рангов до генерала включительно
относились с опасливым почтением, вдруг уронил коротко стриженную голову
на руки и горько-горько, по-детски, заплакал...
Часть Четырнадцатая,
рассказанная Катей, - о том, как Нартай и Эдик нашли ее на мюнхенском
Хауптбанхофе...
...Когда они подошли ко мне - я их сразу узнала. Поэтому и не шарах-
нулась от них. А то на этом Хауптбанхофе, за те три ночи, что я там про-
вела, я такого навидалась и наслушалась, что в пору было бежать оттуда
без оглядки. А только куда?.. Вот и приходилось выслушивать... От пред-
ложения тут же, за углом, стоя "переспать" за чашку кофе и брецель - та-
кой баварский кренделек с солью, до роскошной возможности отдаться од-
новременно троим в их автомобиле за сумасшедшую сумму в десять марок!..
Про Эдика я уже знала, что он русский, из Московского цирка, и мы с
Джеффом как-то пару раз смотрели его номер на Мариенплац. Джефф, помню,
был в восторге!.. Потом у Эдика вдруг появился вот этот тип - Нартай.
Раскладывал реквизит, собирал деньги, короче - ассистировал... Я еще
тогда сказала Джеффу: конечно, с такими сборами, которые делает этот
московский циркач, можно позволить себе и ассистента! Бегает такой не-
большой, узкоглазенький, в настоящем баварском костюмчике... Знаете, та-
кие штанишки короткие замшевые на лямочках - "ледерхозе" называются, жи-
леточка расшитая, шляпка с султанчиком, "штрюмпфе" - носки такие высокие
до колена, башмаки... Ну, вы сами видели. Здесь даже старики в таких хо-
дят.
- Это мне тетя Наташа и дядя Петя Китцингеры на день рождения подари-
ли, - с удовольствием вставил Нартай.
- Ладно, помолчи. Ты свое отговорил, - прервала его Катя. - Ну, коро-
че, подходят они ко мне... Надо сказать, подходят они ко мне жутко не
вовремя! Я, может, придатки немного застудила, может, так всегда при бе-
ременности бывает, не знаю, но я через каждые полчаса в туалет бегала.
Причем каждый раз с огромной сумкой тети Хеси и гитарой. Оставить нельзя
ничего даже на секунду!
И вот они подходят ко мне именно в тот момент, когда мне только впору
до писсуара добежать. И говорят, нормально, по-русски:
- Привет! Тебе помочь?
- Ага... - говорю. - Постерегите вещи, а то я сейчас описаюсь!
Бросаю им сумку, гитару и ходу в туалет!
Возвращаюсь, стоят над моими шмотками. Эдька покуривает, Нартай в од-
ной руке держит пакет, наверное, с едой, второй рукой от дыма отмахива-
ется.
- Ну, не люблю я этого, не люблю! - снова влез Нартай. - Он же одну
за другой смолит!.. Лучше бы выпивал, как я.
- Господи! Да уймись ты... Дай досказать-то! - снова оборвала его Ка-
тя. - Ну, познакомились... Я их уже видела,
они - меня. Рассказала я им в трех словах про себя, про Джеффа. Они
так поглядели друг на друга, поглядели и говорят:
- Ладно, Катерина. Поехали с нами. Сегодня переночуешь у нас, а завт-
ра что-нибудь придумаем. Здесь тебе, конечно, оставаться нельзя.
- А вы-то чего сюда забрели? - спрашиваю.
- Мы после работы пришли сюда какой-нибудь жратвы на ужин купить. А
отсюда прямо на метро и домой...
Тут, что есть - то есть... В субботу и воскресенье или после шести
часов вечера, когда все магазины закрыты, на Хауптбанхофе можно купить
все, что твоей душе угодно. Раза в полтора-два дороже, но - никаких
проблем.
- А где же твой реквизит? - спрашиваю. - Я видела ты всегда с чемода-
