книжку с бумажной закладкой в середине.
- Называется "Уголовный кодекс РСФСР". Вот слушай... - Настя открыва-
ет кодекс в месте закладки и начинает читать вслух: - "Статья сто девят-
надцатая. Половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости, нака-
зывается лишением свободы до трех лет. Те же действия, сопряженные с
удовлетворением половой страсти в извращенных формах..." На это у тебя,
слава богу, ума не хватило, так что, думаю, трех лет вполне достаточно.
Держи!
Она сует Мишке за пазуху кодекс и добавляет без всяких улыбок:
- И учи это наизусть, сволочь. Если еще ко мне хоть один раз прибли-
зишься - сидеть тебе от звонка до звонка! Понял, дерьмо собачье? И вали
отсюда, чтобы я тебя больше никогда в жизни не видела! "Малыш"...
И Настя входит в свой подъезд.
Бабушка лежит под свежим пододеяльником. На ней какой-то пестрый,
праздничный халатик, головка тщательно причесана.
В комнату входит Нина Елизаровна:
- Мамочка, я хочу прикрыть к тебе дверь. Там на кухне такое! Настя,
дуреха, во все чеснок сует. Шурует - просто загляденье! Я ее, по-моему,
такой еще в жизни не видела!
Бабушка в упор, не мигая, смотрит в лицо дочери.
- Тебе что-то нужно? - не понимает Нина Елизаровна.
Но старуха отводит глаза, и Нина Елизаровна закрывает дверь.
Теперь взгляд Бабушки скользит по стене с фотографиями и останавлива-
ется на старом снимке начала пятидесятых. Бабушка тех лет сидит на гну-
том венском стуле, а сзади, обняв ее за плечи, стоит двенадцатилетняя
Нина с ровненькой челочкой над бровями.
Бабушка все вглядывается и вглядывается в эту фотографию, и лицо до-
чери заполняет остатки ее сознания...
...Плохо и скудно одетая девочка Нина - самая старшая среди полутора
десятка маленьких ребятишек, закутанных в какое-то немыслимое тряпье.
Нина учит малышей играть в "классы", сама скачет с ними на одной но-
ге, кого-то утешает, кому-то вытирает нос, помогает крутить скакалку...
Вокруг ни деревца, ни кустика - только вытоптанный сотнями ног земля-
ной плац... А потом бабушкино сознание расширяется, и она уже видит за
плацем бараки, а впереди - высокий бетонный забор с металлическими штан-
гами, загнутыми внутрь зоны...
И туго натянутую колючую проволоку между этими штангами...
И вышки с часовыми по углам забора... Вот и сама Бабушка... Она стоит
в общем сером замершем строе женщин-зэков. А за спиной этого строя игра-
ют в "классы", прыгают, смеются и плачут их дети. Дети, живущие в лагере
со своими заключенными матерями...
Но вот строй по команде поворачивается и становится колонной.
Конвой берет оружие наизготовку. Распахиваются ворота зоны, и женскую
колонну уводят на работы за пределы лагеря. Девочка Нина, с челкой
из-под платка, смотрит вслед колонне - ждет, оглянется мать или нет...
Оглянулась! Да еще и рукой помахала!.. И счастливая улыбка озаряет
лицо голодной одиннадцатилетней Нины.
Остаются на плацу только Нина да десятка полтора заключенных ребяти-
шек - от трех до восьми лет...
На Ленинградском проспекте, в аэровокзале, Лида протаптывается к кас-
совому окошку и робко спрашивает:
- Вы знаете, у меня на завтра, шесть десять утра, билет "Москва - Ад-
лер"... Я не могла бы его поменять?
- На что? - слегка раздраженно спрашивает кассирша.
Лида вздыхает, проглатывает комок, собирается с силами и говорит:
- На деньги...
Она открывает дверь квартиры, когда Нина Елизаровна и Настя уже вовсю
готовят на кухне разную еду к бабушкиному дню рождения.
- Ой, как здорово! - в восторге кричит Настя. - Лидуня пришла!
- Тебя пораньше отпустили? - радуется Нина Елизаровна.
- Да, мои родные! Да, мои хорошие! - Лида выгружает из сумки бутылку
водки, бутылку коньяка, роскошную яркую бутылку "Чинзано". - Оказывает-
ся, меня еще вчера отпустили и вообще заменили!
Несмотря на то что последнюю фразу Лида произносит с очаровательной
ироничной непосредственностью, Настя и Нина Елизаровна успевают тревожно
переглянуться.
- Откуда это, Лидочка? - осторожно спрашивает Нина Елизаровна.
Но Лида пропускает вопрос матери мимо ушей и звонко, чуточку излишне
нервно предлагает:
- Девушки вы мои любимые! Давайте, пока никого нет, шлепнем по-разми-
ночному рюмашу просто так - друг за друга! Я - водку.
- Я - коньяк, - говорит Нина Елизаровна.
- Я - капельку этой штуки... - Настя показывает на "Чинзано".
- Это "Чинзано", дурашка! - кричит Лида.- Италия! Напиток богов!
Каждая открывает "свою" бутылку, наливает, чокаются, и Лида одним ма-
хом выпивает полную рюмку водки, Нина Елизаровна - половину рюмки
коньяку, Настя отпивает самую малость.
Она видит на бутылочных этикетках чернильные печати:
- Ресторанные?
- Сколько же это стоит?! - пугается Нина Елизаровна.
- Девочки! Кисаньки вы мои! - в голосе Лиды уже появились хмельные
интонации. - Плюньте! Какая разница - сколько? Откуда? Пусть наш дом бу-
дет полная чаша!
Тут Лида не выдерживает нервно-веселого напряжения и, разрыдавшись,
падает на стул, обхватив руками голову.
Нина Елизаровна и Настя бросаются к ней, но в эту секунду раздается
звонок в дверь.
- Боже мой! Кого черт несет раньше времени?! - Нина Елизаровна силой
поднимает Лиду, тащит ее в ванную: - Доченька... Любимая, успокойся, ма-
ленькая моя... Успокойся, девочка... Настя!!! Открой дверь! Займи
как-нибудь...
...Без пиджака, в женском фартуке с оборочками, Евгений Анатольевич
сидит на кухне и чистит картошку.
Настя нарезает хлеб, великосветски прихлебывает "Чинзано":
- Ах, Евгений Анатольевич! Вы уж извините, что я вас так напрягаю, но
когда собираются, как сказала мама, т о л ь к о с в о и...
- Что вы, Настенька! Наоборот, мне очень приятно...
Шумит вода в ванной, доносятся до кухни всхлипы, какое-то неясное
бормотание. Настя осторожно прикрывает ногой застекленную дверь кухни и
говорит с преувеличенной экзальтацией:
- Обожаю "Чинзано"! Италия... Напиток богов! Правда, сейчас, когда я
готовлюсь стать матерью...
- Как? - улыбается Евгений Анатольевич.
- Я говорю, приходится ограничивать себя перед родами.
- А-а! - Евгений Анатольевич весело смеется и тут же включается в иг-
ру: - И когда же это должно произойти?
- Месяцев через семь, через семь с половиной...
Шум воды прекращается, и слышен голос Нины Елизаровны:
- Настюша, у нас кто-нибудь есть?
- Все нормально, мамуля! Только с в о и.
- Иди, Лидочка, одевайся, я пол подотру, - слышится голос Нины Елиза-
ровны.
Дверь ванной распахивается, и оттуда с мокрой головой, почти голая,
выходит зареванная Лида.
Увидев незнакомого мужчину в фартуке с оборочками, Лида взвизгивает,
прикрывает грудь руками и скрывается в комнате с криком:
- Идиотка малолетняя!!!
Настя спокойно приканчивает рюмку с "Чинзано" и спрашивает у смущен-
ного и растерянного Евгения Анатольевича:
- Как, по-вашему, Евгений Анатольевич, Бермудский треугольник
действительно существует или это так - трепотня, чушь собачья?..
Намазанные, приодетые и причесанные Нина Елизаровна, Лида и Настя, а
также Евгений Анатольевич, в фартуке с оборочками, заканчивают накрывать
праздничный стол в большой комнате.
- Ты почему в джинсах? - шипит Нина Елизаровна на Настю.
- Мне так удобнее, мам. Евгений Анатольевич, будьте добры, принесите,
пожалуйста, блюдо с языком. Оно в кухне на подоконнике.
- Один момент! - и Евгений Анатольевич с удовольствием бежит в кухню.
- Какой еще язык? Откуда у нас язык? - удивлена Лида.
- Анастасия - добытчица. Волчица! - отвечает Нина Елизаровна.
- Ох, как я не люблю этого! Все эти дела торгашеские...
- А жрать любишь? - в упор спрашивает Настя.
- Очень. Но...
- Вот и заткнись, - говорит ей Настя.
- Девочки! - Нина Елизаровна показывает глазами на входящего с блюдом
Евгения Анатольевича. - Девочки!
Раздается несмелый короткий звонок.
- Твой пришел, - говорит Нина Елизаровна Насте.
Настя бросается в переднюю. Евгений Анатольевич поспешно снимает фар-
тук, но запутывается в завязках на спине. Нина Елизаровна подходит к не-
му сзади, помогает развязать тесемки:
- Да не нервничайте вы так, Женя...
В прихожей Настя повисает на отце:
- Папуля! Ура!.. А я тебе киндзу купила!
Александр Наумович смущенно улыбается - руки у него заняты кларнетом
в футляре, огромным букетом цветов, туго набитой сумкой. Он чмокает Нас-
тю в макушку:
- Ну, погоди, погоди, дочура...
Через голову Насти он печально-влюбленно смотрит на Нину Елизаровну,
видит рядом с ней незнакомого мужчину и тут же говорит быстро и сбивчи-
во:
- Лидочка! Здравствуй, детка... Настюхочка, возьми пакет... Тут тебе
ужасно семитские кроссовки и... Нинуля! Ниночка, поздравляю тебя с днем
рождения мамы! Мои прислали еще и лекарства для нее из Тель-Авива... Са-
мое эффективное средство для послеинсультников! Буквально чудодействен-
ное! Патент на это лекарство у Израиля закупили буквально все страны ми-
ра. Ну, кроме нас, естественно...
Лида и Нина Елизаровна целуют Александра Наумовича, Настя помогает
отцу снять пальто.
- Сашенька, познакомься, пожалуйста, это Евгений Анатольевич - мой
друг. Евгений Анатольевич, а это мой второй муж - отец Насти.
- Гольдберг, - представляется Александр Наумович. - Не против?
- Что?.. - не понимает Евгений Анатольевич.
- Это папа так бездарно шутит, Евгений Анатольевич. Не обращайте вни-
мания, - говорит Настя. - Неудавшийся вундеркинд, вечная запуганность,
три класса церковно-приходского хедера...
- Что же вы так о папе, Настенька, - огорчается Евгений Анатольевич.
Но Александр Наумович весело смеется, удивленно и гордо разглядывая
Настю, и говорит:
- Девочки, распатроньте сумку до конца. Я там ухватил какой-то про-
дуктовый заказик в нашем театре. Ничего особенного. Вы же знаете, ор-
кестру, как всегда, в последнюю очередь и что останется. Но все-таки...
Вдруг вам пригодится.
Но тут раздается второй звонок. Он совершенно не похож на звонок
Александра Наумовича - долгий, требовательный и, кажется, даже в другой
тональности.
- А это - твой, - говорит Лиде Нина Елизаровна.
Появление Виктора Витальевича категорически отличается от прихода
Александра Наумовича.
Никакой суетливости, никакого смущения. Каждое движение его крупного
тела, облаченного в дорогой костюм, исполнено самоуважения и досто-
инства.
- Здравствуй, Лида, - он подает дочери горшочек с цикламенами и не-
большой электрический самовар, расписанный хохломскими узорами. - Это
бабушке. Как она?
- Спасибо, папа.
- Как жизнь, Настя? - и, не ожидая ответа, протягивает Нине Елизаров-
не бутылку дорогого коньяка: - Здравствуй, Нина. Поставь на стол, пожа-
луйста.
- Здравствуй, Витя, раздевайся.
Виктор Витальевич еле кивает Александру Наумовичу и вопросительно
поднимает брови, глядя на Евгения Анатольевича.
- Это мой близкий друг Евгений Анатольевич, - с легким вызовом гово-
рит Нина Елизаровна. - Познакомьтесь, Женя. Виктор Витальевич - мой пер-
вый муж. Отец Лидочки.
- Очень приятно, - радушно улыбается Евгений Анатольевич.
Но Виктор Витальевич сразу же делает попытку определить разницу поло-
жений:
- М-да... Забавно. Ну что ж. Вы знаете, я только что с заседания пре-
зидиума коллегии...
- Это наверняка безумно интересно, - безжалостно прерывает его Нина
Елизаровна. - Но если ты поможешь расставить стулья...
Сильно хмельной Мишка сидит в детском "Кафе-мороженом".
А вокруг - мамы с маленькими ребятишками, бабушки с внуками, за угло-
вым столиком - здоровый парняга с двухлетним сынишкой на руках, с женой
и детенышем в складном креслице на колесиках.
Допивает Мишка шампанское, отыскивает мутным глазом официантку:
- Еще фужер!..
- Уже четвертый, - говорит официантка и кладет Мишке счет.
