- Не считай. Неси! - Мишка бросает двадцать пять рублей на стол и не-
ожиданно для самого себя говорит: - Я за вас кровь в Афгане проливал!
Официантка приписывает к счету, дает сдачу и приносит Мишке шампанс-
кое.
Отхлебывает Мишка полфужера, обводит соловым взглядом столики, и на-
чинает ему казаться, что за каждым столом сидит Настя!..
За одним - Настя кормит с ложечки годовалого...
За другим - Настя с двумя близнецами!.. За третьим - Настя с грудным
младенцем на руках!..
За четвертым, в углу, - Настя с малышом в складном креслице, а рядом
с Настей - молодой, здоровый парняга с двухлетним сынишкой на руках...
Мишка залпом допивает фужер и кричит истошно на все кафе:
- Настя!!! Настя!.. - и роняет голову на стол.
В испуге начинают плакать дети.
Молодой, здоровенный парень передает жене сына и...
...выезжает из-за стола в инвалидной коляске. Он подкатывает к Мишке
и трогает его за плечо:
- Не шуми, браток. Дети пугаются.
Мишка поднимает тяжелую голову, тупо смотрит на парня:
- А ты кто такой?
- Да никто я. Не шуми.
- Я Афганистан прошел! - кричит Мишка и начинает сам верить в то, что
воевал в Афганистане.
- Один? - спрашивает парень.
- Чего "один"?..
- Один прошел что ли?
- Я душу свою там оставил!
- А я - ноги. Чего же теперь, детей пугать? Уходи отсюда.
- Извини... Извини, корешок, - лепечет Мишка.
В большой комнате за накрытым столом все сидят полукругом, лицом к
распахнутой двери бабушкиной комнаты, а Виктор Витальевич стоя произно-
сит тост:
- "...коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!.." - настоящая
русская женщина, прошедшая вместе со своей страной, своей Родиной, тяже-
лый и славный путь, сумевшая сохранить и твердость характера, и
нравственную чистоту своей души. Да, да! Души!.. "Души прекрасные поры-
вы" старейшины этой семьи в трудные годы стагнации дали возможность ее
дочери, моей бывшей жене, закончить исторический факультет университета
имени Михайлы Васильевича Ломоносова, а нашей дочери Лидии получить дип-
лом института Плеханова! Смею надеяться, что и младшая ее внучка - Анас-
тасия, если сумеет избежать нынешнего тлетворного и разлагающего влияния
некоторых, "родства не помнящих" сил, пытающихся сегодня ошельмовать и
принизить весь пройденный нами более чем семидесятилетний путь, тоже
станет полезным членом общества. И перефразируя строки одного из лучших
поэтов нашей эпохи, так и хочется пожелать вам, уважаемая виновница се-
годняшнего торжества: лет до ста расти Вам без старости! Год от года
цвести Вашей бодрости!..
Виктор Витальевич заглядывает в бабушкину комнату и приветственно
поднимает рюмку:
- Стоя! Стоя! За бабушку все пьем стоя!
Все послушно встают. Лида бросает взгляд на отца и даже глаза прикры-
вает от стыда и злости...
Евгений Анатольевич, ошарашенный тостом Виктора Витальевича, смотрит
на Нину Елизаровну. Та успокоительно берет его за руку и говорит прямо в
маленькую комнату:
- С днем рождения тебя, мамочка! Поправляйся!
- Привет, бабуля! - кричит Настя и толкает отца коленом.
С трудом сдерживая смех, Александр Наумович подмигивает Насте и зал-
пом выпивает рюмку водки.
Все, стоящие у стола, тянутся бокалами в сторону бабушкиной комна-
ты...
...а Бабушка неподвижно лежит в своей старинной кровати красного де-
рева и очень смахивает сейчас на покойницу: глаза закрыты, количество и
расположение поздравительных цветов, окружающих ее сухонькое, бездыхан-
ное тельце, совершенно соответствует погребальному.
Так как это приходит в голову одновременно всем - то и оцепенение то-
же становится всеобщим и жутковатым...
Длится оно, к счастью, всего несколько секунд, потому что Бабушка
вдруг приоткрывает один глаз и чуть подрагивает пальцами правой руки.
Все облегченно вздыхают, шумно садятся за стол и начинают быстро за-
кусывать...
- Неужели это настоящий язык?! - в восторге восклицает Александр Нау-
мович. - Откуда?! Я уже забыл, как он выглядит!
В вагоне метро пьяный Мишка нависает над сидящим молоденьким сержан-
том милиции. У сержанта слипаются глаза от усталости:
- Слушай, друг... Я с дежурства. Сутки не присел. Понял? Отвяжись ты
от меня, ради Христа!
- А если она скажет, что мы... это самое... Вернее, она... Так ска-
зать, добровольно? - спрашивает Мишка.
- Все едино - сидеть тебе как кролику.
- А если я люблю ее?
- Вот и люби. Сидя. И тебя там, в колонии... любить будут.
- Как это?
- Как, как! Через задницу - вот как! Там, кто за малолетку попал -
сразу оприходуют!
- Так я и дался!
- Спрашивать тебя будут. Ножик к глотке и... Как ее звали?
- Настя.
- Вот и ты у них весь свой срок будешь - "Настя"!
Поезд замедляет ход. Милиционер видит название станции, вскакивает,
продирается к выходу. Мишка придерживает его за рукав:
- Погоди... Я еще спросить хотел...
- Пошел ты! - вырывается от него сержант. - Из-за тебя остановку свою
проехал! Нашкодят, сволочи, а потом...
И выскакивает из вагона. А поезд увозит Мишку далеко.
На кухне Нина Елизаровна держит поднос с чайной посудой и спрашивает
Евгения Анатольевича:
- Донесем?
У него руки заняты чайником, заваркой, тортиком...
- Вдвоем-то? - улыбается Евгений Анатольевич.- Да запросто!
Они осторожно выбираются из кухни:
- Знаете, Женя... Может быть, мне действительно съездить к вам нена-
долго? Я так давно не была на море! Вы мне завод покажете...
Евгений Анатольевич счастливо прикрывает глаза, наклоняется и целует
Нине Елизаровне руку, держащую поднос.
- А дом пока возглавит Лида, - шепчет ему Нина Елизаровна. - Так ска-
зать, пробный шар...
Когда они садятся за стол, Виктор Витальевич поднимает рюмку:
- А теперь - за Лидочкин отпуск! За Лидочкин Адлер!
Нина Елизаровна, Настя и Евгений Анатольевич переглядываются.
- Нет, - решительно говорит Лида. - За отпуск мы пить не будем. Тем
более, за Адлер.
- Но тебе же на работе дали отпуск?!
- Да. И я постараюсь использовать его на поиски другой работы.
- Я прошу объяснений! - требует Виктор Витальевич.
- Ну не хочет Лидочка ехать в этот вонючий Адлер! - резко говорит Ни-
на Елизаровна. - Наверно, у нее есть свои соображения.
- Какие еще соображения?! Пусть скажет!
- "А из зала кричат - давай подробности!" - поет Настя. - Действи-
тельно! Какие у простого советского человека секреты от коллектива?! Об-
щественное превыше личного! Да, Виктор Витальевич?
- Тебя вообще пока никто не спрашивает, сопливка!
Александр Наумович шлепнул рюмку водки, жестко сузил глаза:
- Я попросил бы вас, Виктор Витальевич, разговаривать с м о е й до-
черью в ином тоне.
- Все, все, все! - вскакивает Лида. - Сашенька! Не обращайте внима-
ния... А ты, папа, не смей цепляться к Насте! К вопросу об отложенном
отпуске!
Лида достает из комодика пятьдесят рублей и яркий пакет с купальни-
ком. Проходит в комнату Бабушки, кладет пятидесятку на столик у кровати:
- Бабуля! Милая... Я возвращаю тебе эту дотацию, которую наверняка у
тебя выпросила для меня мама... Это раз! Второе. - Лида подходит к сто-
лу, обнимает сзади Настю за плечи: - Настюха! Прими в дар купальничек.
Не обессудь, старушка, Гонконг, дешевка, всего пятьдесят рэ. Но от чис-
того сердца.
- Что ты, Лидуня, - растроганно произносит Настя. - Купальник - пре-
лесть! О таком мечтать и мечтать... Просто он мне сейчас совсем ни к че-
му.
- К лету, Настюшка. Бери!
- К лету - тем более... Не нужно, Лидуня. Оставь себе, родная.
- Почему? - огорчается Лида.
- Да потому, что я уже месяца полтора-два как беременна. Представля-
ешь, как я буду выглядеть летом? - улыбается ей Настя. Над столом нави-
сает жуткая тишина...
...Бабушка смотрит в большую комнату. Тревожно вздрагивает правый
уголок беззубого рта. Она поднимает руку, цепляется за веревку от рынды
и...
Бом-м-м!!! - медный гул тревожно заполняет квартиру.
Настя бросает взгляд на часы и включает телевизор.
Неподалеку от Настиного дома из уличной урны валит дым, вырываются
языки пламени. Продрогший и нетрезвый Мишка методично вырывает из уго-
ловного кодекса страницу за страницей, бросает их в полыхаюшую урну.
- Хулиган! - несется из форточки на третьем этаже. - Вот я сейчас в
милицию позвоню!
Мишка поднимает печальные глаза, бормочет себе под нос:
- Вали, тетка... Звони. Я уже в тюрьме...
На экране телевизора Хрюша склочничает со Степашкой, а "дядя Володя"
сладким голосом изрекает тоскливые дидактические истины...
Со своего ложа Бабушка неотрывно следит за экраном.
Теперь за столом все сидят так, чтобы не перекрывать Бабушке телеви-
зор. Первый шок от Настиного сообщения прошел, и в комнате стоит дикий
гам. Только Евгений Анатольевич испуганно помалкивает, не считая себя
вправе вмешиваться в чужие семейные дела...
- Я сейчас же звоню прокурору района - это мой старый товарищ - и мы
этого мерзавца изолируем минимум лет на десять! - говорит Виктор Ви-
тальевич.
- Так я его вам и отдам! Держите карман шире! - заявляет ему Настя. -
И про десять лет не смейте врать! Статья сто девятнадцатая, часть первая
- до трех лет! И все!
- А мы оформим это как изнасилование!
- А я на вас - в суд за клевету! И не лезьте не в свое дело!
- Но он же тебя предал!!! - кричит Нина Елизаровна. - Он посмел усом-
ниться...
- Он перетрусил, мама! Испугался, и от страха, как дурак...
- Нужно немедленно организовать аборт! - заявляет Виктор Витальевич.
- Лида, у тебя есть свой доктор по этому профилю?
- Откуда?!
- Но ты же взрослая женщина...
- У меня хахаль был достаточно опытный и осторожный!
- Хорошо. Достанем. Аборт необходим!
Александр Наумович выпивает рюмку водки, складывает из своих длинных
музыкальных пальцев выразительную фигу и сует ее под нос Виктору Ви-
тальевичу.
- Молодец, папуля! - восхищается Настя. - Ешь киндзу!
- Яблочко от яблоньки... - язвит Виктор Витальевич.
- Ну зачем же так? - брезгливо говорит Евгений Анатольевич.
- А вы-то тут при чем? - взрывается Виктор Витальевич.
- Он при чем! Он при чем! Он - мамин друг! - кричит Настя.
- Но почему Настя?! Почему она?! - бьется в истерике Лида. - Это я...
Я должна была! Сейчас моя очередь рожать!
- Лидка, милая, прости меня... Так получилось... - умоляет ее Настя.
- Я этого сама хотела! Очень! Очень! Очень!
- Как ты можешь говорить об этом так бессовестно?! - стонет Нина Ели-
заровна. - Этого стесняться надо!
- Да почему?! Почему, черт бы вас всех побрал?! - орет Настя. - Я хо-
чу родить ребеночка - чего я должна стесняться?!! Ты двоих родила - не
стеснялась же?!
- Я от мужей рожала! - в защиту своей нравственности Нина Елизаровна
широким жестом обводит стол с мужьями.
- Тебе никто не мешает еще раз родить от Евгения Анатольевича! Пожа-
луйста!
- Дура! Замолчи сейчас же! - в ужасе кричит Нина Елизаровна.
- В конце концов, это отвратительно и противоестественно, - говорит
Виктор Витальевич. - Забеременеть в пятнадцать лет...
Александр Наумович выпивает рюмку, закусывает и замечает:
- Вот если бы вы, Виктор Витальевич, забеременели - это было бы и
отвратительно, и противоестественно. А девочка в пятнадцать лет... Чуть
рановато... Но - ничего страшного.
- Может быть, для вашего племени и ничего страшного, но вы живете в
России, сударь! И извольте этого не забывать!
- Послушайте, вы ведете себя уже непристойно, - неожиданно твердо го-
ворит Евгений Анатольевич. - Эдак можно бог знает до чего договориться.
Но Виктора Витальевича уже не остановить:
- Что же это вы, Александр Наумович, в прошлом году со своей мамашей,
сестричкой, ее мужем и племянниками туда не выехали? Где же ваш хваленый
"голос крови"?
