ликование: блокада едва не задушила его.
Я наблюдал за добрыми обывателями из-за мантелета. Тут и там в толпе
мелькали неприметные смуглые карлики, явно куда менее остальных очарованные
нашим явлением.
- Ты этих имел в виду? - спросил я Одноглазого.
Он, скроив на них козью морду, покачал головой.
- Нет, наши не таковы должны быть. А, вон один. Странный такой.
Я понял, что он хотел сказать. Среди них был человек с длинными русыми
волосами. Какого черта ему здесь нужно?
- Приглядывай за ними.
Собрав отряд из Могабы, Гоблина и еще двоих такого облика, словно
завтракают исключительно малыми детьми, я отправился на совещание с прочими
главами конвоя. Они меня приятно удивили. Они не только без звука выплатили
наш гонорар, но, и добавили премию с каждой добравшейся до места назначения
барки. Затем я собрал своих, занимавших ключевые посты, и сказал:
- Давайте-ка выгружаться - ив путь. От этих мест меня в дрожь бросает.
Гоблин с Одноглазым заныли. Ну естественно: они-то желали задержаться
здесь и попраздновать.
Местные поняли, в чем дело, когда стальная карета, запряженная громадными
вороными, съехала по трапу и над дорогой в город взвилось отрядное знамя.
Вся радость и веселье мигом улетучились. Я этого ожидал.
С каменными лицами взирали собравшиеся на наше незабываемое знамя.
Треш был нашим противником, когда Черный Отряд служил в Гоэсе. И наша
братия здорово отпинала их. Так здорово, что они вспомнили Отряд через
столько лет, хотя и Гоэса-то больше не существовало.
***
По дороге к южному выезду из города мы остановились у рынка под открытым
небом.
Могаба послал пару своих лейтенантов за различными припасами. Тут Гоблин
расквакался, едва не заходясь от негодования, - Одноглазый настропалил
бесенка держаться за его спиной, передразнивая каждое слово и жест. Вот и
сейчас бес тащится за Гоблином, изображая глубокую задумчивость на лице.
Масло с Ведьмаком и Шандалом утрясают детали сложного спора, в результате
которого большие деньги должен выиграть тот, кто точнее всех угадает время
определенного Гоблинова контрудара. Трудность заключалась в определении, что
же считать определенностью.
Одноглазый обозревал происходящее с кроткой улыбкой на губах. Он был
весьма доволен собой. Он уверен, что наконец-то утвердил свое первенство.
Нары стояли вокруг по-военному угрюмые, однако слегка озадаченные тем, что
прочие выказывали куда меньше дисциплинированности - то есть держались как
обычно. Ранее, на реке, у них не было случая разочароваться в нас.
Одноглазый подкатился ко мне:
- Эти люди опять на нас кисляк мочат. Теперь я всех вычислил. Четверо
мужчин и женщина.
- Окружить и взять. Посмотрим, что у них на уме. Где Сопатый?
Одноглазый показал на него и исчез. Приблизившись к Сопатому, я заметил
пропажу дюжины своих. Одноглазый желал работать наверняка.
Я приказал Сопатому объяснить Могабе, что Нам все же не полгода воевать,
к чему столько запасов? Достаточно на раз или два, пока не минуем Порог. Он
заболтал в обе стороны. Могаба героически боролся с диалектом Самоцветных
Городов, который уже начал осваивать. Умом и сообразительностью он не был
обделен. Мне он нравился. Мыслил он достаточно гибко, чтобы понимать: за
двести лет легко могли возникнуть две различные версии Отряда. И,
соответственно, старался отнестись к нашей без предубеждений.
Как и я сам.
- Эй, Костоправ! Иди сюда!
Явился Одноглазый, ухмыляясь, словно опоссум, волокущий домой добычу.
Добычей оказались трое мужчин помоложе, причем двое из них были белыми, и
все - весьма обескуражены. Женщина - здорово разозленная. И старик, точно
спящий на ходу.
Я смерил взглядом белых, снова задаваясь вопросом: какого дьявола им
здесь понадобилось?
- Есть им что сказать в свою защиту? Подошедший Могаба задумчиво осмотрел
черного.
Тут выяснилось, что женщине, безусловно, есть что сказать, да еще как!
Белый с волосами потемнее слегка поник духом, но прочие лишь ухмылялись.
- Проверим их на разных языках, - сказал я. - Наши знают почти все
северные наречия. Откуда ни возьмись, выскочил Жабомордый:
- Попробуй на розеанском, начальник! Нутром чую.
Затем он что-то протарахтел, обращаясь к старику. Тот подскочил едва ли
не на фут. Жабомордый захрюкал от смеха. Старик взирал на него, словно на
привидение.
Прежде чем я успел спросить, чем это он так вербально уязвил старца,
блондин заговорил по-розеански:
- Вы - Капитан этой части? Я понял его, однако мой розеанский, много лет
пролежавший без дела, здорово заржавел.
- Да. Каких языков еще знаешь говорить? Он попробовал еще пару.
Форсбергский его оказался паршивеньким, но лучше моего розеанского.
- Что за дьявольщина с вами, ребята? Тут же он пожалел о сказанном.
Я взглянул на Одноглазого. Тот пожал плечами.
- О чем ты говоришь? - спросил я.
- Э-э... О вашем сплаве по реке. Вы совершили невозможное. Года два до
вас никто не мог пробраться. Я да Корди с Ножом - мы были из последних.
- Нам просто повезло.
Он нахмурился. Он слышал, что рассказывали наши матросы.
Глава 22
ТАГЛИОС
Добравшись до реки, мы поплыли ко Второму Порогу. Обгонявшие нас
разносили вести о нашем возвращении. Идон, длинный и узкий обрывок
настоящего города, оказался городом призраков. Живых душ там набиралось едва
ли с дюжину. И это было еще одно место, где Черный Отряд до сих пор помнили.
Внутреннего покоя это не прибавляло.
Что же наша братия им такого сделала? Летопись изрядно распространялась о
Нежных Войнах, но не упоминала ничего, что могло бы ужасать потомков,
переживших их.
За Идоном, пока искали шкипера, набравшегося бы духу отвезти нас на юг, я
велел Мургену поднять знамя над лагерем. Могаба, подходя к делу со
своеобычной серьезностью, окружил наш бивак рвом и слегка укрепил оборону. А
я тем временем взял лодку, переправился через реку и поднялся на холмы, к
развалинам Чон Делора. Там, в полном (если не считать ворон) одиночестве, я
целый день скитался по этому весьма популярному мемориалу мертвой собаки и
все думал: какие же люди служили в Отряде в прежнее время?
Подозрения, что они не многим отличались от меня, внушали опасения.
Захваченные ритмом походного марша настолько, что свернуть в сторону просто
не могли...
Летописец, описывавший эпическую борьбу, имевшую место в те времена,
когда Отряд служил Болибогу, написал множество всякого, порою уж слишком
увлекаясь сиюминутными подробностями, но почти ничего не сказал о людях, с
которыми нес службу бок о бок. Большинство солдат упоминалась лишь в списках
выбывших.
Впрочем, и меня упрекали в подобном. Мне часто говорили, что я - если и
позабочусь упомянуть кого в отдельности, то только в списках погибших. И в
этом, может быть, есть правда. А может, просто больно писать о тех, кого
пережил. Даже о просто ушедших - и то больно. Отряд - это моя семья. Теперь
- почти что мои дети. Моя Летопись - памятник им, а мне - повод
выговориться. Но, даже сам будучи ребенком, я мастерски глушил и скрывал
свои чувства...
Впрочем, я говорил о развалинах Чон Делора, следах былой битвы.
Нежные Войны, должно быть, были столь же жестоки, как и те, что мы
вынесли на севере, однако затронули меньшую территорию. Шрамы их до сих пор
выглядели устрашающе. Такое зарубцовывается тысячелетиями.
Дважды во время этой прогулки мне казалось, что краем глаза я вижу тот
ходячий пень, который наблюдал со стены Храма Отдыха Странствующих.
Попробовал подойти поближе и разглядеть, но он всякий раз исчезал.
Да и было то всего лишь мельканием в самом уголке глаза. Может, просто
показалось.
Осмотреть развалины так тщательно, как хотелось бы, мне не удалось. Я
склонен был остаться здесь подольше, но какой-то старик крестьянин,
оказавшийся неподалеку, сказал, что на ночь в развалинах застревать не
стоит. Он поведал, что по ночам Чон Делор полон злобных созданий, и я, вняв
предупреждению, вернулся на берег. Там меня встретил Могаба, желавший знать,
что мне удалось найти. Он не меньше моего интересовался историей Отряда.
С каждым часом я все больше любил и уважал этого черного здоровяка. Этим
же вечером я формально утвердил его фактически настоящий статус командира
пехотного подразделения Отряда. А заодно утвердился в решении посерьезней
взяться за обучение Мургена премудростям летописца.
Может, то было просто интуицией, но именно тогда я решил, что внутренний
распорядок в Отряде приведен к надлежащему уровню.
До сего момента местные жители боялись нас, культивируя в себе старую
неприязнишку. Возможно, в низовьях реки найдется кто-либо не столь пугливый,
но куда более недоброжелательны".
Мы подошли к самому началу тех земель, которые описывались в первых,
утраченных томах Летописи. Самый ранний из оставшихся в наличии продолжал
повествование о странствиях Отряда в городах на севере от Трого Таглиоса -
этих городов уже не существовало. Как хотелось мне отыскать способ разузнать
от местных о подробностях! Но они не больно-то разговаривали с нами...
Пока я бродил по Чон Делору, Одноглазый нашел какого-то южного шкипера,
согласившегося доставить нас прямиком в Трого Таглиос. Цену он заломил
несусветную, но Лозан Лебедь заверил меня, что дешевле мы не найдем.
Наследие прошлого Отряда неотвязно преследовало нас.
И Лебедь со товарищи ни словом об этом не обмолвились.
Дело выявления сути этой кампании продвинулось вперед не намного. Женщина
запретила своим общаться с нами, к вящему неудовольствию Корди Мотера,
жаждущего послушать, что нового в Империи. Я узнал, что старика зовут
Копченым, но имя женщины не упоминалось ни разу. Иначе Жабомордый бы слышал.
Осторожный, однако, народец...
В то же время они так старательно следили за нами - казалось, замечают
даже, сколько раз за день я подходил к борту и увеличивал количество
жидкости в реке.
И не только это мне досаждало. Вороны, которые были повсюду. Госпожа,
почти ни с кем не разговаривавшая все эти дни. Она выполняла служебные
обязанности наравне с прочими, но все остальное время и видна-то была лишь
изредка.
Меняющий Облик с подружкой вообще не показывались. Они исчезли, когда мы
выгружались в Треше, но я пребывал в тревожащей уверенности, что они по сию
пору с нами, и достаточно близко.
Из-за всех этих ворон, да и вкупе со всеобщей осведомленностью о нашем
походе, меня не покидало чувство, что за нами следят, и постоянно. Как тут
не стать параноиком...
Миновав стремнины Первого Порога, мы отправились дальше - к рассвету
истории Отряда.
***
На моих картах город назывался Троко Таллиос. Местные выговаривали: Трого
Таглиос, хотя чаще всего - для краткости - говорили просто: Таглиос. Как
утверждал Лебедь, район Трого представлял собою более старый город,
поглощенный "младшим братцем", более энергичным Таглиесом.
То был самый большой изо всех виденных мною городов. Он не был опоясан
стеной и потому неуклюже раскинулся по местности, быстро разрастаясь вширь.
Вот северные города растут ввысь - никто не желает строиться за городской
стеной.
Таглиос располагался на юго-восточном берегу, на некотором расстоянии от
реки, оккупировав змеящуюся меж полудюжины холмов протоку. Мы высадились в
городке-сателлите под названием Махеранга, выстроенном при порту на великой
реке. Пожалуй, вскоре эта Махеранга разделит судьбу Трого.
Последний сохранил хоть какую-то индивидуальность лишь потому, что
являлся резиденцией повелителей княжества, правительственным и религиозным
центром.