это сделал. Мы же не в суде, дружище.
- Не в суде, - мрачно согласился Тавернер. - И вполне возможно,
никогда там и не окажемся с этим делом.
- То есть, возможно, никакого убийства и не было?
- О, старика убили, это точно. Отравили. Но ты ж понимаешь, что такое
- дело об отравлении. Очень сложно раздобыть доказательства. Очень сложно.
Все улики могут указывать на одного человека, а...
- Именно об этом я и веду речь. У вас уже составилось какое-то
определенное мнение о ситуации, ведь правда?
- В этом деле все слишком очевидно. Ситуация вроде бы абсолютно
ясна... Но все-таки я не уверен. Сложный вопрос.
Я взглянул на Старика.
- В деле об убийстве, - медленно проговорил он, - правильным выводом
обычно является вывод очевидный. Видишь ли, старый Леонидис женился
вторично десять лет назад.
- В возрасте семидесяти семи лет?
- Да, и женился на двадцатичетырехлетней женщине.
Я присвистнул.
- И что это была за женщина?
- Официантка, работавшая в одном из его ресторанчиков. Весьма
приличная молодая особа, привлекательная в своем роде, но несколько вялая
и апатичная.
- Она-то и есть та самая очевидность?
- Подумай сам, - сказал Тавернер. - Сейчас ей всего тридцать четыре
года - а это опасный возраст. В доме же служит один молодой человек,
учитель внуков Леонидиса. На войну его не взяли: то ли сердце не в
порядке, то ли еще что-то. Этих двоих водой не разольешь.
Я задумчиво смотрел на Тавернера. Конечно, здесь вырисовывается
хорошо знакомая картина. Вторая миссис Леонидис, по словам отца, весьма
приличная дама. Во имя соблюдения приличий совершалось очень много
убийств.
- И что же это было? - спросил я. - Мышьяк?
- Нет. Мы еще не получили медицинского заключения, но доктор считает
- это эзерин.
- Несколько необычно, не правда ли? Вероятно, покупателя препарата
будет легко проследить?
- Только не в этом случае. Видишь ли, эзерин принадлежал самому
старику. Глазные капли.
У Леонидиса был диабет, - сказал отец. - Ему регулярно делали
инъекции инсулина. Инсулин выпускается в маленьких пузырьках с резиновыми
пробками. Пробка протыкается иглой для подкожных впрыскиваний, и лекарство
втягивается в шприц.
Я попытался продолжить сам:
- А в бутылочке оказался не инсулин, а эзерин?
- Совершенно верно.
- И кто же делал старику инъекцию?
- Его жена.
Теперь я понял, что имела в виду София, говоря о "надлежащем"
человеке.
- Семья Леонидисов находится в хороших отношениях со второй миссис
Леонидис?
- Нет. Они едва разговаривают с ней.
Ситуация все больше прояснялась. Но было совершенно очевидно:
Тавернер не ликовал по этому поводу.
- А что вас, собственно, смущает? - поинтересовался я.
- Если старика убила миссис Леонидис, Чарлз, то ведь потом она легко
могла заменить пузырек с эзерином на нормальный пузырек с инсулином.
Действительно, если убийца она, то разрази меня гром, никак не пойму,
почему она этого не сделала!
- Да, это было бы вполне логично. И много инсулина у старика в
аптечке?
- О, куча пузырьков - и пустых, и полных. И если бы миссис Леонидис
подменила пузырек, ставлю десять против одного, доктор ничего и не
заподозрил бы. О посмертных признаках отравления эзерином медицине мало
что известно. Но тут доктор проверил склянку с инсулином (на случай, если
вдруг концентрация лекарства окажется слишком сильной) и, конечно,
обнаружил, что это вовсе н е инсулин.
- Итак, получается, - задумчиво проговорил я, - что миссис Леонидис
либо очень глупа... либо, вполне возможно, очень умна.
- Ты имеешь в виду...
- Миссис Леонидис может делать ставку на то, что вы решите - никто не
может быть глуп настолько, насколько кажется она в данной ситуации. Есть
еще варианты? Какие-нибудь другие подозреваемые?
- Это мог сделать практически любой из домашних, - спокойно сказал
отец. - В доме всегда большой запас инсулина - по меньшей мере на две
недели. Можно было легко налить эзерин в какой-нибудь пузырек из-под
инсулина - и знать, что в свое время его используют должным образом.
- И любой в доме имел более-менее свободный доступ к лекарствам? Да.
Лекарства хранились в аптечке в ванной комнате старика. Любой в доме мог
спокойно зайти туда.
- Какие-нибудь серьезные мотивы?
Отец вздохнул.
- Милый Чарлз. Аристид Леонидис был чрезвычайно богат. Он обеспечил
каждого члена семьи большими деньгами, но ведь могло случиться, что кто-то
возжелал большего.
- Но скорей всего, возжелать большего могла ныне вдовствующая миссис
Леонидис. У ее молодого человека есть какие-нибудь средства?
И тут меня озарило. Я вспомнил процитированную Софией строчку, а
затем и весь детский стишок:
Жил-был человечек кривой на мосту,
Прошел он однажды кривую версту
И вдруг на пути меж камней мостовой
Нашел потускневший кривой золотой.
Купил за монетку кривую он кошку,
А кошка кривую нашла ему мышку.
И так они жили себе понемножку
Все вместе в кривом и убогом домишке.
- Как вам показалась эта... миссис Леонидис? Что вы о ней думаете? -
спросил я Тавернера.
- Трудно сказать... очень трудно сказать, - медленно заговорил он. -
Она непроста. Чрезвычайно тиха и спокойна - нельзя догадаться, о чем она
думает. Но миссис Леонидис любит безмятежную, размеренную жизнь - в этом я
могу поклясться. Мне она напомнила, знаете ли, кошку. Такую сладко
мурлыкающую, толстую, ленивую кошку... Не то чтобы я имел что-нибудь
против кошек. С ними как раз все в порядке... - Тавернер вздохнул. - Что
нам требуется - так это доказательства.
"Да, - подумал я. - Нам _в_с_е_м_ требуются доказательства того, что
именно миссис Леонидис отравила своего мужа. И Софии, и мне, и инспектору
Тавернеру".
И если они найдутся, все устроится самым лучшим образом.
Но София не была уверена в виновности миссис Леонидис, и, похоже,
Тавернер - тоже.
4
На следующий день я отправился в Суинли-Дин вместе с Тавернером.
Я находился в странном положении. Его можно было назвать по меньшей
мере совершенно небанальным. Но мой Старик никогда не отличался
склонностью к банальным решениям.
У меня имелись некоторые формальные права присутствовать при
расследовании преступления: в самом начале войны я работал в Особом отделе
Скотленд-Ярда. Эта работа, конечно, не имела ничего общего с деятельностью
следователя по уголовным делам, но сам факт моего пребывания на службе в
Скотленд-Ярде давал мне, как говорится, определенный официальный статус.
- Если мы хотим раскрыть это преступление, - сказал мне отец, - нам
нужно обзавестись тайным осведомителем. Мы должны знать о Леонидисах все.
И должны узнать эту семейку _и_з_н_у_т_р_и_ - а не со стороны. И ты
поможешь нам в этом.
Мне это совсем не понравилось. Я швырнул сигарету в камин и ответил:
- Ты предлагаешь мне стать шпионом? И добывать для вас информацию у
Софии, которую я люблю и которая, хочется верить, любит меня и доверяет
мне?
- Бога ради, - раздраженно сказал Старик, - не вставай на
обывательскую точку зрения. Для начала, ты ведь не веришь, не правда ли,
что твоя девушка убила своего деда?
- Конечно, не верю. Это абсолютно нелепое предположение.
- Хорошо. Мы тоже ее не подозреваем. Девушка несколько лет жила за
пределами Англии, и, кроме того, она всегда была в прекрасных отношениях с
дедом. У нее весьма приличный доход, а старый Аристид, надеюсь, был бы рад
узнать о ее помолвке с тобой и, вероятно, выделил бы внучке богатое
приданое. Мы не подозреваем мисс Леонидис. С чего бы вдруг? Но ты можешь
быть уверен в одном: пока преступление не будет раскрыто, девушка не
выйдет за тебя. После всего, что ты рассказал мне о ней, я в этом
абсолютно убежден. И заметь: преступление подобного рода может
н_а_в_с_е_г_д_а_ остаться нераскрытым. Мы можем сколько угодно подозревать
жену убитого и молодого учителя в преступном сговоре, но подозрения -
одно, а доказательства - совсем другое. И пока мы не раздобудем
неопровержимых улик против миссис Леонидис, в душе у всех останутся всякие
гадкие сомнения. Ты ведь сам это понимаешь.
Да, я это понимал.
Потом Старик спокойно предложил:
- А почему бы тебе не ввести ее в курс дела?
- Ты имеешь в виду, спросить Софию, не будет ли она возражать,
если... - Я осекся.
Старик энергично закивал.
- Да-да. Я вовсе не предлагаю тебе что-то вынюхивать за спиной у
девушки. Посоветуйся с ней, узнай ее мнение по этому поводу.
И вот на следующий день я ехал в Суинли-Дин в компании с главным
инспектором Тавернером и сержантом Лэмбом.
Сразу за полем для игры в гольф мы свернули на подъездную дорогу,
которую, по-видимому, до войны перегораживали импозантные ворота. Их смела
волна патриотизма или безжалостных реквизиций. Мы проехали по длинной
извилистой дороге, по обеим сторонам обсаженной рододендронами, и выехали
на усыпанную гравием короткую аллею, ведущую к дому.
Потрясающее зрелище открылось моим глазам! Интересно, почему особняк
назывался "Три фронтона"? Правильней было бы назвать его "Одиннадцать
фронтонов". Здание производило странное впечатление: оно казалось
несколько перекошенным с фундамента до крыши. И я понял, почему. С точки
зрения архитектуры это был простой коттедж деревенского типа - но коттедж,
раздутый до невероятных размеров, словно оказавшийся под огромным
увеличительным стеклом. Косые балки крыши, дерево, кирпич, треугольные
фронтоны - "кривой домишко" из детского стишка, вдруг выросший, как гриб,
за одну ночь!
Но замысел архитектора я уловил. Я видел перед собой воплощенное
представление выбившегося из низов зажиточного грека о чем-то английском.
Сооружение призвано было являть собой дом истинного англичанина - но при
этом не уступало по размерам хорошему средневековому замку! Интересно, что
думала об этом семейном гнездышке первая миссис Леонидис? Вряд ли
кто-нибудь советовался с ней и обсуждал проект здания. Скорей всего,
экзотический супруг приготовил для нее _м_а_л_е_н_ь_к_и_й_ сюрприз.
Интересно, содрогнулась она при виде этого монстра - или улыбнулась?
Но так или иначе, чета Леонидисов жила здесь счастливо.
- Немножко чересчур, да? - сказал инспектор Тавернер. - Конечно,
старый джентльмен постарался вовсю. Практически это три отдельных дома под
одной крышей - со своими кухнями и прочим. Внутри все отделано по высшему
разряду.
В дверях дома появилась София. Она была без шляпы, в зеленой блузке и
юбке из твида.
При виде меня девушка стала как вкопанная:
- Ты?!
- София, - торопливо сказал я. - Мне нужно поговорить с тобой. Где
это можно сделать?
На какое-то мгновение мне показалось, что София откажется
разговаривать со мной, но потом она повернулась со словами:
- Сюда, пожалуйста.
Мы пересекли небольшую лужайку. Отсюда открывался прекрасный вид на
поле для игры в гольф; за ним поднимался поросший редкими елями холм, а
дальше простирались туманные луга.
София провела меня в садик с каменными декоративными горками, и мы
уселись на страшно неудобную, грубо сработанную деревянную скамью.
- Итак? - Голос девушки не предвещал ничего хорошего.
Я доложил ей все, что имел доложить.
София слушала очень внимательно. По ее лицу нельзя было догадаться, о
чем она думает, но, когда наконец я умолк, девушка глубоко вздохнула.
- Твой отец - очень умный человек.
