ее фотографию из нагрудного кармана, подолгу смотрел на нее. Но однаж-
ды... он узнал обо всем. Произошло это точь-в-точь как в пошлых романах:
Лесли писала им обоим и перепутала конверты. Она вложила письмо к Рич-
монду в конверт с адресом мужа. Даже теперь, после стольких лет, ему
больно вспоминать об этом... Боже, как он тогда страдал!
Их связь началась давно. Письмо не оставляло никаких сомнений на этот
счет. Уик-энды! Последний отпуск Ричмонда... Лесли, Лесли и Артур...
Черт бы его побрал! С его коварными улыбками, его почтительными: "Да,
сэр. Слушаюсь, сэр!" Обманщик и лжец! Сказано же: "Не желай жены ближне-
го твоего!"
В нем исподволь жила мечта о мести, страшной мести. Но он ничем себя
не выдал, держался с Ричмондом, будто ничего не случилось. Удалось ли
это ему? Похоже, что удалось. Во всяком случае, Ричмонд ничего не запо-
дозрил. На вспышки гнева на фронте никто не обращал внимания - у всех
нервы были порядком издерганы. Правда, Армитидж иногда поглядывал на не-
го как-то странно. Мальчишка, сопляк, но голова у него работала. Да,
видно, Армитидж разгадал его замысел. Он хладнокровно послал Ричмонда на
смерть. Тот лишь чудом мог вернуться живым из разведки. Но чуда не прои-
зошло. Да, он послал Ричмонда на смерть и нисколько об этом не жалеет.
Тогда это было проще простого. Ошибки случались сплошь и рядом, офицеров
посылали на смерть без всякой необходимости. Всюду царили суматоха, па-
ника. Может быть, потом и говорили: "Старик Макартур потерял голову, на-
делал глупостей, пожертвовал лучшими своими людьми", но и только.
А вот этого сопляка Армитиджа провести было не так просто. У него по-
явилась неприятная манера нагло поглядывать на своего командира. Навер-
ное, знал, что я нарочно послал Ричмонда на смерть. (А потом, когда вой-
на кончилась, интересно, болтал Армитидж потом или нет?)
Лесли ничего не знала. Она (как он предполагал) оплакивала своего лю-
бовника, но к приезду мужа в Англию горечь утраты притупилась. Он никог-
да не позволил себе ни малейшего намека на ее отношения с Ричмондом.
Они зажили по-прежнему, но она стала его чуждаться...
А через три-четыре года после войны умерла от двустороннего воспале-
ния легких. Все это было так давно. Сколько лет прошло с тех пор - пят-
надцать, шестнадцать?
Он вышел в отставку, поселился в Девоне. Купил маленький домик, ему
всегда хотелось иметь именно такой.
Красивая местность, любезные соседи. Рыбная ловля, охота... По воск-
ресеньям - церковь...
(Но одно воскресенье он пропускал - то, когда читали, как Давид велел
поставить Урию там, где "будет самое сильное сражение". Ничего не мог с
собой поделать. Ужасно гадко становилось на душе.)
Соседи относились к нему как нельзя лучше. Поначалу.
Потом ему стало казаться, что люди шушукаются о нем, и от этого было
не по себе. На него начали смотреть косо. Так, словно до них дошел поро-
чащий его слух... (Армитидж? Что если Армитидж болтал?)
Он стал сторониться людей, жил отшельником. Уж очень неприятно, когда
о тебе сплетничают за твоей спиной.
Но все это было так давно.
Лесли осталась в далеком прошлом, Артур Ричмонд тоже. Да и какое зна-
чение может иметь теперь эта история? Хоть она и обрекла его на одино-
чество. Он даже старых армейских друзей теперь избегал. (Если Армитидж
проболтался, эта история, несомненно, дошла и до них.)
А сегодня вечером этот голос обнародовал давно забытую историю. Как
он себя вел? Не изменился в лице? Выразил ли подобающие гнев, возмуще-
ние? Не выдал ли своего смятения? Кто его знает. Конечно, никто из приг-
лашенных не принял этого обвинения всерьез. Ведь среди прочих обвинений
были и самые нелепые, Эту очаровательную девушку, например, обвинили в
том, что она утопила ребенка. Вот уж ерунда! Ясно, что они имеют дело с
сумасшедшим, которому доставляет удовольствие обвинять каждого встречно-
го и поперечного! Эмили Брент, к примеру, племяннице его старого армейс-
кого приятеля Тома Брента, тоже предъявили обвинение в убийстве. А ведь
надо быть слепым, чтоб не заметить, какая она набожная: такие шагу не
делают без священника.
"Все это, - думал генерал, - по меньшей мере дико, а попросту говоря,
чистое безумие! Едва они приехали на остров... стоп, когда же это было?
Сегодня днем, черт побери, ну да, они приехали только сегодня днем. Как
долго тянется время! Интересно, когда мы уедем отсюда? - думал генерал.
- Конечно же, завтра, едва прибудет моторка. Но странно, сейчас ему сов-
сем не хотелось покидать остров... Снова жить затворником в своем домиш-
ке, снова те же самые тревоги, те же страхи". В открытое окно доносился
шум прибоя: море грозно шумело, поднимался ветер. Генерал думал: "Убаю-
кивающий шум моря... спокойное местечко... Хорошо жить на острове - не
надо ехать дальше... Ты словно на краю света...
Внезапно он понял, что ему совсем не хочется отсюда уезжать".
Вера Клейторн лежала с раскрытыми глазами и глядела в потолок. Она
боялась темноты и поэтому не погасила свет.
"Хьюго, Хьюго, - думала она. - Почему мне кажется, что он сегодня ве-
чером где-то совсем близко. Где он сейчас? Не знаю. И никогда не узнаю.
Он исчез из моей жизни, исчез навсегда...
Зачем гнать от себя мысли о Хьюго? Она будет думать о нем, вспоми-
нать...
Корнуолл... Черные скалы, мелкий желтый песок... Добродушная толстуха
миссис Хамилтон... Маленький Сирил все время тянет ее за руку, канючит:
"Я хочу поплыть к скале. Мисс Клейторн, я хочу к скале. Ну можно мне
поплыть к скале?" И каждый раз, поднимая глаза, она видит устремленный
на нее взгляд Хьюго... Вечером, когда Сирил спал...
- Вы не выйдете погулять, мисс Клейторн?
- Что ж, пожалуй, выйду...
В тот день они, как обычно, гуляли по пляжу. Был теплый, лунный ве-
чер, Хьюго обнял ее за талию.
- Я люблю вас, Вера. Я люблю вас. Вы знаете, что я вас люблю?
Да, она знала. (По крайней мере, так ей казалось.)
- Я не решаюсь просить вашей руки... У меня нет ни гроша. Мне хватает
на жизнь, и только. А ведь как-то у меня целых три месяца был шанс раз-
богатеть. Сирил появился на свет через три месяца после смерти Мориса...
Если бы родилась девочка, состояние унаследовал бы Хьюго. Он признал-
ся, что был тогда очень огорчен:
- Я, разумеется, не строил никаких расчетов. И все же я тяжело пере-
нес этот удар. Видно, не под счастливой звездой я родился. Но Сирил ми-
лый мальчик, и я к нему очень привязался!
И это была чистая правда. Хьюго и впрямь любил Сирила, готов был це-
лыми днями играть с ним, выполнять все его капризы. Злопамятства в нем
не было.
Сирил рос хилым ребенком. Тщедушным, болезненным. Он вряд ли прожил
бы долго...
А дальше что?
- Мисс Клейторн, можно мне поплыть к скале? Почему мне нельзя к ска-
ле? - без конца канючил Сирил.
- Это слишком далеко, Сирил.
- Ну, мисс Клейторн, позвольте, ну, пожалуйста..."
Вера вскочила с постели, вынула из туалетного столика три таблетки
аспирина и разом проглотила.
"Если бы мне понадобилось покончить с собой, - подумала она, - я при-
няла бы сильную дозу веронала или какое-нибудь другое снотворное, но уж
никак не цианистый калий".
Она передернулась, вспомнив искаженное, налившееся кровью лицо Антони
Марстона.
Когда она проходила мимо камина, ее взгляд невольно упал на считалку.
Десять негритят отправились обедать,
Один поперхнулся, их осталось девять
"Какой ужас, - подумала она. - Ведь сегодня все именно так и было!
Почему Антони Марстон хотел умереть? Нет, она умереть не хочет. Сама
мысль о смерти ей противна... Смерть - это не для нее..."
Глава шестая
Доктор Армстронг видел сон... В операционной дикая жара... Зачем
здесь так натопили? С него ручьями льет пот. Руки взмокли, трудно дер-
жать скальпель... Как остро наточен скальпель... Таким легко убить. Он
только что кого-то убил.
Тело жертвы кажется ему незнакомым. Та была толстая, нескладная жен-
щина, а эта чахлая, изможденная. Лица ее не видно. Кого же он должен
убить? Он не помнит. А ведь он должен знать! Что если спросить у сестры?
Сестра следит за ним. Нет, нельзя ее спрашивать. Она и так его подозре-
вает.
Да что же это за женщина лежит перед ним на операционном столе? Поче-
му у нее закрыто лицо? Если б только он мог взглянуть на нее!.. Нако-
нец-то молодой практикант поднял платок и открыл ее лицо.
Ну, конечно, это Эмили Брент. Он должен убить Эмили Брент. Глаза ее
сверкают злорадством. Она шевелит губами. Что она говорит? "Все мы под
Богом ходим".
А теперь она смеется.
- Нет, нет, мисс... - говорит он сестре, - не опускайте платок. Я
должен видеть ее лицо, когда буду давать ей наркоз. Где эфир? Я должен
был принести его с собой.
Куда вы его дели, мисс? Шато Неф-тю-Пап? Тоже годится. Уберите пла-
ток, сестра!
Ой, так я и знал! Это Антони Марстон! Его налитое кровью лицо искаже-
но. Но он не умер, он скалит зубы.
Ей-Богу, он хохочет, да так, что трясется операционный стол. Осторож-
но, приятель, осторожно. Держите, держите стол, сестра!
Тут доктор Армстронг проснулся. Было уже утро - солнечный свет зали-
вал комнату. Кто-то, склонившись над ним, тряс его за плечо. Роджерс.
Роджерс с посеревшим от испуга лицом повторял:
- Доктор, доктор!
Армстронг окончательно проснулся, сел.
- В чем дело? - сердито спросил он.
- Беда с моей женой, доктор. Бужу ее, бужу и не могу добудиться. Да и
вид у нее нехороший.
Армстронг действовал быстро: вскочил с постели, накинул халат и пошел
за Роджерсом.
Женщина лежала на боку, мирно положив руку под голову. Наклонившись
над ней, он взял ее холодную руку, поднял веко.
- Неужто, неужто она... - пробормотал Роджерс и провел языком по пе-
ресохшим губам.
Армстронг кивнул головой:
- Увы, все кончено...
Врач в раздумье окинул взглядом дворецкого, перевел взгляд на столик
у изголовья постели, на умывальник, снова посмотрел на неподвижную жен-
щину.
- Сердце отказало, доктор? - заикаясь спросил Роджерс.
Доктор Армстронг минуту помолчал, потом спросил:
- Роджерс, ваша жена ничем не болела?
- Ревматизм ее донимал, доктор.
- У кого она в последнее время лечилась?
- Лечилась? - вытаращил глаза Роджерс. - Да я и не упомню, когда мы
были у доктора.
- Вы не знаете, у вашей жены болело сердце?
- Не знаю, доктор. Она на сердце не жаловалась.
- Она обычно хорошо спала? - спросил Армстронг.
Дворецкий отвел глаза, крутил, ломал, выворачивал пальцы.
- Да нет, спала она не так уж хорошо, - пробормотал он. Сухое красное
вино.
- Она принимала что-нибудь от бессонницы?
- От бессонницы? - спросил удивленно Роджерс. - Не знаю. Нет, навер-
няка не принимала - иначе я знал бы.
Армстронг подошел к туалетному столику. На нем стояло несколько буты-
лочек: лосьон для волос, лавандовая вода, слабительное, глицерин, зубная
паста, эликсир...
Роджерс усердно ему помогал - выдвигал ящики стола, отпирал шкафы. Но
им не удалось обнаружить никаких следов наркотиков - ни жидких, ни в по-
рошках.
- Вчера вечером она принимала только то, что вы ей дали, доктор, -
сказал Роджерс.
К девяти часам, когда удар гонга оповестил о завтраке, гости уже дав-
но поднялись и ждали, что же будет дальше. Генерал Макартур и судья про-
хаживались по площадке, перекидывались соображениями о мировой политике.
Вера Клейторн и Филипп Ломбард взобрались на вершину скалы за домом. Там
они застали Уильяма Генри Блора - он тоскливо глядел на берег.
- Я уже давно здесь, - сказал он, - но моторки пока не видно.
- Девон - край лежебок. Здесь не любят рано вставать, - сказала Вера
с усмешкой.
Филипп Ломбард, отвернувшись от них, смотрел в открытое море.
- Как вам погодка? - спросил он.
Блор поглядел на небо.
- Да вроде ничего.
Ломбард присвистнул.
