Петька, тяжело вихляя рулем, повез его по переулку. Кирилл
толкнулся ногами, скорость увеличилась.
- Да жми ты!- прикрикнул Кирилл.
Петька послушно жал. Когда подъехали к дому, он дышал, как па-
роход времен Марка Твена.
- Дома кто?- спросил Кирилл.
- Никого. Бабушка в деревне, мама... она у знакомых...
- Пошли...
В Петькиной комнате была очень яркая лампа. Она вспыхнула, как
кинопрожектор. Кирилл зажмурился и лишь через полминуты смог осмот-
реться. Комната была низенькая и тесная. С узким диваном, с письмен-
ным столиком, приткнувшимся между окон. Подоконники были заставлены
аквариумами. В этих стеклянных ящиках метались разбуженные светом
рыбки, похожие на разноцветные перья и осенние листики. На стенах
приколоты были цветные вырезки из журналов-тоже с разноцветными ры-
бами, а еще - с батисферами и аквалангистами.
Все это Кирилл заметил машинально. Сейчас было не до рыб. Петь-
ка стоял посреди комнаты и смотрел на Кирилла виновато и растерянно.
- Ванна есть?- спросил Кирилл и тут же мысленно обругал себя за
глупость.
- Какая у нас ванна...- сказал Петька.
"Надо было сразу его к себе тащить, - подумал Кирилл.-Хотя кто
знает: может, горячей воды опять нет..."
- Ладно, раздевайся,- сердито сказал он.
- Зачем?- боязливо спросил Петька.
- Балда. Чтобы не помереть.
Петька, стеснительно поеживаясь, потянул через голову рубашку,
майку, выбрался из промокших сзади брюк. Из кармана выпал и тяжело
стукнулся об пол фонарик.
- Иди трусы переодень,- велел Кирилл.- Мокрые же... Да шеве-
лись, моя радость...
Он заставил Чирка постелить постель, притащить два одеяла и су-
ровое полотенце. Он делал то, что однажды мама делала с ним, промок-
шим под холодным ливнем. Уложил Петьку на диван вниз лицом и стал
тереть полотенцем его тощую спину так, что позвонки застучали друг о
друга, будто костяшки на счетах.
- Ой-ей! - жалобно сказал Петька.
- Вот тебе и "ой-ей". Не будешь сдуру в холодную воду соваться.
Неужели думал, что в самом деле кошелек найдешь?
- Думал... ой... А что делать? Тот парень сказал, чтоб от мамы
записка была, что разрешает велосипед продать...
- Не надо ничего продавать,- объяснил Кирилл. - Не было в ко-
шельке никакой стипендии. Четыре рубля было. Все уже уладилось, не
мучайся ты больше...
Петька дернул плечами и, вывернув шею, взглянул на Кирилла.
- Правда?
Ух и глаза были у него! Синие, как Тихий океан. Неужели человек
с такими глазами может стать подонком вроде Дыбы?
- Не дрыгайся,- ответил Кирилл.- Все правда.
Петька лег щекой на согнутый локоть и вдруг проговорил, не об-
ращая уже внимавия на жесткое полотенце:
- А я не из-за велосипеда... Я все равно бы... Хотел, чтобы
скорее ничего не было.
- Ничего уже и нет,- строго сказал Кирилл.
Он загнал Петьку под одеяла, закутал. Потом в кухне на малень-
кой газовой плитке согрел чайник и налил в пустую бутылку горячей
воды, потому что грелки не нашлось. Заткнул бутылку пробкой из туго
скрученной газеты и сунул Петьке в ноги. После этого заставил выпить
кружку горячего чая.
Петька все выполнял безропотно, только вдруг посмотрел на Ки-
рилла из-за кружки и тихо спросил:
- Векшин, а чего ты со мной возишься?
- Ну вот,- растерянно сказал Кирилл.- Не твое дело. Хочу и во-
жусь.
Не мог же он объяснить Петьке, что чем больше возится, тем
сильнее растет в нем непонятное чувство: будто Петька ему не чужой.
- Хочу и вожусь,- повторил он.- Давай сюда кружку и укрывайся
как следует.
Петька укрылся по самый нос. Внимательными и печальными глазами
следил за Кириллом. Потом заговорил. Губы у него были под одеялом, и
слова звучали глуховато:
- Кирилл... Я тогда не сказал при Черепановой... Я, знаешь, по-
чему от вас побежал? У нас тогда один человек был дома, я не хотел,
чтобы при нем... Ну, это наш друг хороший... Понимаешь, Кирилл, они
с мамой пожениться хотят, значит, он у меня как отец будет. А если
узнает, что я вор, зачем ему такой сын...
Он отвернулся к стене.
Кирилл осторожно положил руку на одеяло.
- Петька... Я же говорю: забудь ты об этом кошельке...
Петька, не оборачиваясь, сказал:
- Никогда я об этом не забуду... Кирилл, я бы еще в классе, на-
верно, признался, если бы не этот человек... который отец...
Потом он помолчал и шепотом добавил:
- Нет, не признался бы... Я трус.
- Просто ты был один,- сказал Кирилл.
Уже совсем тихо Петька проговорил:
- Если бы тебя по правде обвинили... Ну, если бы все этому по-
верили... Тогда я признался бы. Не веришь?
- Петька,- сказал Кирилл.- Я к тебе завтра утром перед школой
зайду. А сейчас побегу, меня дома потеряли.
Петька резко повернулся к нему.
- Завтра? А зачем? ...Правда, придешь?
- Ага,- как можно беззаботнее откликнулся Кирилл.- А сейчас ты
лежи, не вздумай вскакивать.
- Ладно,- обрадованно согласился Петька.- А ты в самом деле
придешь?
- В самом деле... Петька, чем ты своих рыб кормишь? Я дома хо-
тел аквариум устроить, да все рыбы передохли.
Это он наврал. Просто, чтобы успокоить Чирка.
- Я тебе расскажу!- Петька даже подскочил. - Это же...
- Завтра,-перебил Кирилл. - А сейчас не вздумай вставать.
- Ага.
- Честное пионерское, что не встанешь?
Петька отвел глаза, поскучнел и не ответил.
- Ты чего?- встревожился Кирилл.
- Не хочу я больше врать,- сумрачно сказал Петька. - Я же не
пионер... Я же не вступал. Просто, когда приехал в санаторий, ска-
зал, что дама галстук забыл, там ведь не проверяли, пионер или нет.
А когда вернулся, сказал, что в санатории приняли, там дружина была,
как в школе.
- Теперь уж все равно. Два года галстук носишь,- нерешительно
сказал Кирилл.
- Нет, не все равно... Я же не давал обещания... Вообще-то да-
юал. Я в пионерскую комнату пришел, когда никого не было, за знамя
подержался и шепотом рассказал обещание... Но это ведь не считается?
- Если всерьез давал, то, по-моему, считается-сказал Кирилл.-
Ну, лежи, Петька. До завтра...
Выйдя от Петьки, Кирилл позвонил из автомата.
- Мама? Это я... Ну, я понимаю... Мама, ну такие дела были! Бы-
вают же уважительные причины. Мам, ты сперва послушай! Даже преступ-
никам последнее слово дают... Ну, ладно, ну хорошо, я согласен, хоть
кочергой... Я специально у Деда попрошу... А его-то за что? Он хоро-
ший!.. Нет, мамочка, не надо, без велосипеда я помру... Антошка уже
спит?.. Как это не мое дело? Как укачивать-так мое, а спросить нель-
зя, да?.. Ладно, еду. Да, да, немедленно!..
Дома Кирилл узнал, что он - лишенное совести и благородства чу-
довище, у которого одна цель: довести до погибели родителей. И самое
ужасное, что, сведя в могилу отца и мать, он оставит сиротой не
только себя, но и ни в чем не виноватого младшего брата.
- Мама, но Дед же позвонил!
- После того, как он позвонил, ты болтался еще больше часа! Как
я не сошла с ума?.. Девочка приходила, принесла твой злополучный
портфель, сидела, ждала, тоже волновалась. Зачем-то ты ей был нужен.
Так и не дождалась!
- Женька?!
Надо же! А Кирилл и забыл, что портфель у нее остался. Молодец,
притащила!
- Не Женька, а Женя... Ты стал совсем уличным мальчишкой. Где
тебя носило допоздна?
- Я спасал утопающего,- брякнул Кирилл, потому что выхода не
было.
- Что? - прошептала мама и опустилась на табурет.
- Да,- сказал Кирилл.- Почти... Можно, я чего-нибудь поем? А то
упаду, и меня уже никто не спасет.
Мама его простила и накормила. А что ей оставалось делать?
Правда, она сказала, что скоро придет отец (которого тоже где-то но-
сит нелегкая), и тогда Кириллу придется отвечать по всей строгости.
Отец пришел изрядно вымотанный, но в хорошем настроении.
- Дитя мое,- сказал он, - когда кончишь набивать живот, изложи
в деталях бурные события дня... Что это получается? Не успел отец
прилететь, как его уже тянут в школу. Посреди рабочего дня! Бред ка-
кой-то!
- Изложу, -согласился Кирилл.
Они пошли в комнату, на диван под корабликом, и Кирилл начал
рассказ: про хор, про кошелек, про Еву Петровну...
Лицо у Петра Евгеньевича делалось серьезней и серьезней.
- Слушай-ка,- вдруг перебил он.- А может быть, Ева Петровна
сказала мне правду?
- Что?- прошептал Кирилл. Потом крикнул:- Какую правду?! Ты о
чем?!
- Что с тобой?- удивился Петр Евгеньевич. - Я же только спро-
сил. Она говорила, что лучше перевести тебя в другую школу. Я и по-
думал...
- А я подумал, что ты про кошелек...- пробормотал Кирилл.
Отец помолчал, погладил лысину и печально сказал:
- Ну и дурак...
Кирилл с облегчением рассмеялся.
- Рассказывай дальше,- велел отец.
Кирилл рассказал про Чирка, про Дыбу, про то, как Петька пытал-
ся найти кошелек.
- Вот и все...
Отец хмыкнул, вскочил и зашагал по диагонали.
- Ты думаешь, я неправильно сделал?- сердито спросил Кирилл.
- Что?
- Ну, с Чирком. Что решил молчать... и вообще...
- Не знаю... Теперь это уже не имеет значения. Теперь ты должен
делать, что решил, иначе будет предательство.
- Я и делаю...
- Знаю только, что Ева Петровна тебя не одобрила бы... Кстати,
твое сегодняшнее поведение она считает вызывающим, ужасающим, подры-
вающим основы педагогики...
- А ты как считаешь? - с любопытством спросил Кирилл. Привалив-
шись к спинке дивана и подтянув к подбородку колени, он следил за
отцом.
Петр Евгеньевич почти забегал по комнате.
Кирилл снисходительно вздохнул.
- Трудное у тебя, папа, положение. Согласиться с Евой Петровной
тебе совесть не позволяет. А сказчть, что прав твой сын, непедаго-
гично. Да?
Отец подскочил и ухватился за подтяжки.
- Не городи чепуху, любезный! "Педагогично", "непедагогично"! Я
прекрасно знаю, что отбирать портфели и обшаривать карманыэто бред.
И что нельзя с бухты-барахты называть человека вором! Но согласись,
что и ты держал себя не лучшим образом! Еву Петровну возмутил больше
всего твой тон.
- Когда ни к чему нельзя придраться, всегда придираются к то-
ну,- объяснил Кирилл. -Стоит открыть рот и возразить, как уже гово-
рят, что грубишь... Начинаешь доказывать, что нет никакой грубости,
а тебе сразу: "Ах, ты еще и споришь!"
- Ну, это бывает иногда, но все-таки...
- Папа,- перебил Кирилл,- тебе сколько было лет, когда у тебя
первый раз отобрали портфель и послали тебя за родителями?
- Что?.. Да, было... Девять лет. В третьем классе.
- И что ты делал?
Петр Евгеньевич отпустил подтяжки, и они щелкнули его по пле-
чам.
- Что я делал... Плакал, кажется.
- И я раньше плакал,- сказал Кирилл и встал.- Видишь, папа, в
чем дело: я плакал и был хороший. А сейчас я научился не плакать...
если даже хочется... Но я не виноват, это виновата зеленая обезьяна.
Петр Евгеньевич изумленно уставился на сына.
- Какая обезьяна? Это ты про Еву Петровну?
Кирилл с хохотом рухнул на диван.
- Ой, мамочки!.. При чем здесь Ева Петровна? Это шутка такая...
Ой, слышала бы она!
Нахохотавшись, он вскочил, подошел к отцу сзади и повис у него
на плечах.
- Смотри, я скоро с тебя ростом буду.
- Рост линейной величины сам по себе не есть признак роста ка-
чества. Проще говоря, велика Федора...- ответствовал Петр Евгень-
евич.- Кстати, почему ты уходишь от серьезного разговора?
- Разве я ухожу?- удивился Кирилл.- Я как раз хотел...
- Да? А что хотел-то?
- Хотел спросить: как ты думаешь, почему наша Ева Петровна
т а к а я?
- Какая "такая"? В общем-то обыкновенная. Ты слшком сурово на
нее смотришь.
- Ага. Ты ещё скажи: "Какое ты имеешь право обсуждать взрослого
