сигаретный дым и винный дух. Дирижер в куцей шинельке, синий, трясущийся, но не
от холода, выглядел жалобно. Из толпы доносились сочувственные голоса:
- Пашка, сыграй им сукам.
Пашка дирижировал, не обращая внимания на происходящее. Доведенный до его
сведения сценарий неизменно нарушался так, что моряки шли под "Все выше, и выше,
и выше...", а летчики под "Гибель варяга".
После парада начинали двигаться демонстранты Предприятия ракетного комплекса,
чтобы ввести империалистов в заблуждение были замаскированы под
"народно-хозяйственные", молокозавод, кирпичный завод, льнокомбинат. Несли
плакаты с соответствующими призывами, все знали друг друга, поэтому угорали со
смеха. При прохождении "военторг" напивался в дымину, некоторых тащили под руки.
В ожидании очереди все пили. Военторг еще нагло закусывал дефицитными колбасами,
вызывая всеобщую ненависть и презрение трудящихся. Народ пил за очередную
годовщину советской власти, поэтому замполиты их не трогали, боялись нарваться
на грубость. Бывшие на параде первым делом спешили присоединиться к семьям и
пройти еще раз. Никакого принуждения не было, каждый хотел повстречаться со
знакомыми "весело провести время". Самое смешное, что на трибунах стояли такие
же сизоносые. Только от них шел легкий коньячный дух.
То же самое наблюдалось и на выборах. Тогда власть относилась к ним серьезно.
Как-то в нашем доме потекла труба, бабы залупились:
- Не пойдем на выборы.
Сразу починили. В другой раз командир полка поехал с водителем на рыбалку. При
подсчете голосов обнаружили, что одного солдата не хватает. Хватились, командира
по заднице мешалкой выгнали. Правда, организовано все было дубово. Утром вместо
подъема включалась музыка. В день выборов агитация запрещалась. Этой
формальности строго придерживались. Никто не заставлял идти на выборы. Накануне
всех "губарей" выпускали с гауптвахты. Вел их в баню не кто иной, как начальник
гауптвахты Жора Жанабаев. Как отец родной, даже без автоматчика, запросто курил
с ними. Солдат распирало от гордости и осознания своей человеческой значимости.
Утром могли нагло, не заправив постель пройти мимо старшины, не замечая того.
Некоторые оборзевшие, демонстративно не отдавали честь даже патрулю. Начальники
должны были терпеть, скрипя зубами. Задержать нельзя было ни одного солдата,
день считался торжеством советской демократии. И рядовые демократы
торжествовали. Выборы начинались в шесть утра с громаднейшей давки перед клубом.
Упорно циркулировал слух, что фотографию первого проголосовавшего напечатают в
газете и счастливчику даже дадут отпуск. Хотя таких обычно фотографировали
накануне вечером. Газета-то выходила утром.
Город был привязан к двум вещам: реке Сыр-Дарья, которая значительно обмелела за
последние десятилетия и советской хозяйственной системе, которая могла зарывать
деньги в песок. Сейчас только седьмой микрорайон и аэропорт "Крайний", являются
базами России. Эта тридцатилетняя аренда спасла город от окончательного
разрушения. Наша 38-я площадка курировалась лично генерал-полковником Яшиным,
зам. главкома РВСН. Под конец существования СССР она стала объектом неясного
циклопического строительства. Навезли камня, разбили площадь, соорудили два
огромных мраморных фонтана, один назывался "Черномор", другой - "Воевода".
Возвели двухэтажные бараки. Это была страшная государственная тайна. Я
подозревал, что строили шикарный генеральский бордель. Ленинск их уже не
устраивал, хотелось экзотики. Присутствие космической индустрии в городе ничем
не ощущалось, разве что на въезде стоял фаллический символ - макет ракеты в
натуральную величину, заменявший обычные изображения Ленина в виде финикийского
божества Ваала. Была в Ленинске одна женщина легких нравов, заведующая
космической гостиницей. Путалась со всеми космонавтами. Тем до полета запрещали
иметь дело с женщинами, но они как-то умудрялись. Изо всех ей понравился, разве
что Титов Герман Иванович, тот сумел отодрать ее, как до, так и после полета. Из
чего заведующая сделала вполне практический вывод, нечего мужикам соваться в
космос.
Как-то командир захотел выслужиться и показать казарму. Ее ремонтировали месяц,
день и ночь, собрали все кондиционеры, белье, кровати с деревянными спинками.
Прапорщикам - старшинам пошили новую форму, душили матрацы одеколоном "Шипр".
Показуха была дичайшая. Солдат туда не пускали, они жили на стрельбище. Командир
подразделения тоже втайне надеялся получить подполковника досрочно. Но жестоко
ошибся. Генерал сказал, как отрезал:
- Полковник, меня последние тридцать лет от солдатских портянок что-то тошнит.
Приезжал зам главкома на полигон, как контрик, без свиты, за ним молча ходили
всего два полковника. Он примкнул к ГКЧП и тайна площадки была погребена навеки.
Солдаты засрали фонтаны. Считалось, что строить туалеты в пустыне - признак
дурного тона. Вскоре, руины кто-то поджег, как водится, спихнули на строителей.
Наверное, так же строили и пирамиды. Солдаты ходили оправляться за бархан. Для
офицеров был построен дощатый туалет. Специально для Устинова возвели кирпичный
туалет с синим унитазом из итальянского фаянса. Только часового забыли
поставить. Прапорщики тут же скрутили унитаз и зарыли в песок, потом обменяли на
водку. Видел я этот унитаз в одной из квартир Ленинска.
Казахи занимали в городе нишу обслуживающего персонала, тогда это было выгодно.
А когда все это повалилось, представьте себе казаха-сантехника, только часть
счастливчиков продолжила сотрудничество с колониальной администрацией. В
Ленинске осталось пять тысяч жителей, поэтому особо воровать не получалось.
Первоначальное состояние навязчивого нищенства также отпало, прежде, казахи
получали рублей по 70, но на мусорках они собирали старые сапоги со стертыми
подошвами, шинели, фуфайки и продавали их кочующей родне. Проблема стертых
подошв решалась там, что казахи носили калоши. Также казахи собирали бутылки,
бутылки принимались только у соплеменников, для белых - "не было тары". У
некоторых офицеров скопилось в лоджиях по паре тысяч бутылок, так как
выбрасывать их они ленились. Мусор выносили один раз в четыре дня, если положить
в ведро бутылки, мусор уже не помещался. В общежитиях офицеры просто выставляли
бутылки за дверь. Казашки дрались за место уборщиц в общежитиях. При том, что
белые с ними, по причине раннего выхода замуж и отсутствия товарного вида, не
сожительствовал. Я знал только одного офицера, развевшегося с женой и
женившегося на казашке. За три года она родила ему пять детей. Он отупел до
такой степени, что его не назначили даже начхимом полка. Хотя был нормальный
парень.
Банки, однако, казахи не собирали, не видя в них товарной ценности. Открыл эту
жилу один грек. Следующую жилу открыли государственные преступники, начавшие
продавать кабеля корейцам. Был у нас начальник штаба полка, кличка "Слива", в
его распоряжении была заброшенная шахта - 141 площадка. Сначала там была бахча.
На площадке испытывали пироболты и он на этом поднялся. Жены из экономии он не
заводил, у него не было даже гражданской одежды. Когда прибыли иностранцы и всем
приказали прибыть в гражданском, он явился в рубашке без погон и форменных
брюках, командир полка орал:
- Тебе что, тридцатку дать, чтоб ты себе штаны купил.
Жил за пайковые на 20 рублей в месяц.
Когда было трудно с финансами, он ходил в наряд через день, ел на кухне. Наряды
продавались прапорщиками не хотевшими идти на кухню. Все собранные им за жизнь
деньги, сожрала инфляция.
В городе процентов 20 брошенных баб жило с "прапоров". Потом начали гнать
самогон. К нам в комитет прибыла даже делегация "жен космодрома".
В некоторых домах казахи зимой жгли костры, теперь они стоят, как в Сталинграде.
В городе и тогда все чувствовали себя временщиками. Казахи откручивали даже
колеса от детских колясок.
Валерий Боборович (Устим)
После каждой бомбежки экипажи вели дружеские переговоры - перекличку по радио на
предмет возможных повреждений. Среди судов своей фальштрубой внушительных
размеров выделялся "Бабушкин". Ленинградцы к нему так и обращались: "Эй, ты, с
вядром на трубе". Вообще-то, только попав на Север, я понял, что мой язык,
известное средство межнационального общения, отнюдь не является русским, за
каковой я его принимал по недостатку лингвистической практики. Нас "хохлов"
узнавали везде и сразу. Даже во вьетнамском ресторане. В Хайфоне был
единственный ресторан для иностранцев. Ситуация чем-то напоминала Мурманск,
времен Второй Мировой войны, когда туда приходили союзнические конвои. С той
существенной разницей, что дети не толпились у входа, выпрашивая хлеба, а в зале
полностью отсутствовали женщины, предлагающие свои услуги. При этом снабжение
населения оставляло желать лучшего. Продуктовый паек состоял из нешлифованного
риса и рыбного соуса. Соус изготовлялся сбраживанием рыбных отходов и смердел,
как всякая другая гнилая рыба. Там, где этому не мешали потребности
производства, вьетнамцы спали по 14 часов в сутки, чтобы заглушить голод и
сохранить силы.
Отличительной чертой вьетнамского характера я бы мог назвать отсутствие
индивидуализма, преобладание коллективистского начала. Немного понимая язык,
можно было заметить, что слово "Вьетнам", даже в обыденных разговорах,
повторяется очень и очень часто. Странным образом коллективизм уживался во
вьетнамцах с предприимчивостью. Закаленные испытаниями, они проявляли
настойчивость в достижении любых целей. Увидев у вас в руках доллар или даже
донг, вьетнамец мог пройти следом не один километр и все равно заполучить его.
Вьетнамцы использовали нас, но не доверяли. Вообще, на Востоке принято считать
белых людей хитрыми, коварными, по сравнению с простодушными азиатами. Говорили
о слежке, лично я, за незначительностью собственной персоны ее не ощущал, но
генерала Лавриненко "опекали" в открытую. Польский дипломат Ян Балицкий
рассказывал такую историю. Когда, еще в 1956 г., он, проездом в Лаос, высадился
в аэропорту Сайгона, ему, несмотря на наличие дипломатического паспорта, было
предложено заполнить многостраничную анкету. Балицкий клялся, что ничего
подобно, ни до, ни после, ему читать не доводилось. В анкете, на безупречном
французском языке задавалось множество вопросов не только касательно самого
дипломата, но и его жены, а так же нескольких поколений предков. Вопросы
касались образования, начиная со школы, всех прежних мест работы, всех случаев
пребывания за границей... и девичьих фамилий всех прабабок его и жены.
Ознакомившись с анкетой, Балицкий старательно вписал в каждую рубрику
стереотипный ответ "Nоt уоur buisiness". Чиновник сайгонской администрации
принял документ, взглянул на него, оскалил зубы в улыбке и поставил печать.
Северный Вьетнам на словах, исповедуя идеологию интернационализма, был верен
учению Хо Ши Mина, ярого националиста, в расовом отношении не делавшего
исключения даже для французов. Хотя еще в период моего пребывания образованные
вьетнамцы вполне сносно изъяснялись по-французски. После многолетних скитаний по
всевозможным странам третьего мира, у меня сложилось впечатление, что именно
французы были наиболее гуманными из колонизаторов. Вместе с тем, они активно
насаждали собственную культуру, приобщая таким образом, наиболее просвещенных
туземцев к метрополии. Католическая церковь вела активную миссионерскую
деятельность. Англичане достигли на данном поприще скорее обратных результатов.
В девяностые годы нашего столетия архиепископом кентерберийским стал пакистанец,
а следующим, вероятно, станет зулус. Женщин-мусульманок охотно вербуют на
корабли Rоуаl Navy, где для них создана даже специальная форма, по образцу
индонезийской, со спортивным костюмом вместо купальника. К слову, о равноправии
полов на военной службе. Только во французской армии женщины-офицеры с парадной
формой (юбкой) наряду с сумочкой носят палаш. Бы ввел для них ножницы Далилы.
