когда стали проводиться специальные рейды. Обычно водка хранилась в какой-нибудь
мазанке на отшибе. Ящики прикрывала кошма, на которой возлежала какая-нибудь
ветхая "апа", никаких иных функций по хозяйству она уже выполнять не могла, ей
не доверяли даже внуков нянчить. Процесс обмена протекал примерно следующим
образом: Апа лежит на спине, со сложенными на груди руками, почти холодная.
- Апа, арак бар?
- Десять рублей, тебе много?
Апа из-под себя достает бутылку и лежит дальше. Когда вместо денег стали
всучивать облигации, деньги брал сопровождающий. Все кочевники были прописаны в
поселке Кармакчи, по улицам Абая, Кунанбаева, Момыш-Улы и Шевченко. Одна из них
плавно перетекала в другие. Так как мазанки были построены в шахматном порядке,
не зная казахского языка, разобраться было невозможно. Впервые, после покорителя
Туркестана Перовского, я потребовал с местных документы, чем поверг всех в
изумление. Казахов после войны никто толком не щемил. Любопытно, что их не
ссылали. Казахстан и так был местом ссылки. Баев отправляли в города и там
расстреливали. "Подбайков" (подкулачников, ред.) назначали председателями
колхозов. Я даже видел пастуха с партбилетом. Подобная свобода - положить на
власть, в тридцатые годы была невозможна. Даже во времена Сталина, паспортов у
местных не было, куда казах убежит в пустыне? Колхозы у казахов были не
производственными объединениями, как у нас, - что там производить - а сугубо
территориальными. Свидетельства о рождении выдавались казашатам при поступлении
в школы. Там бедных детей пробовали приучить сидеть за столом, они конечно
разбегались обратно в кочевья. Но свидетельства выдавали всем. Беспаспортных
волокли в комендатуру, на гауптвахте и кормили свининой. На третий день
правоверный, как миленький ел "шашка" с перловой кашей и, невиданное, впервые в
жизни мыл полы. Если я еще скажу, что в полит массовое время они учили текст
присяги и первые шесть статей устава внутренней службы, вы мне вообще не
поверите. Не удивительно, что казахи живо интересовались не привезли ли
родственниеи его паспорт и ясак.
Нужно понять, что ясак - это не взятка, а ритуал с похлопываниями и пожиманием
рук. Чем больше ясак, тем выше начальник. Любимые ханы накладывали такие подати,
что случалось, оставались без подданных по вине чрезмерного усердия подчиненных,
те просто вымирали.
Искусству обращения с восточными людьми меня обучил подполковник Абельгазин
Карин Абельгазинович начальник штаба полка, в последствии военный советник
президента Назарбаева. Гонял он меня немилосердно, да еще приговаривал:
- Можешь еще сказать "блад нерусский", но к утру, чтобы было сделано.
Сейчас бы в ту среду, я бы им показал суверенитет, обложил бы такой данью -
манаты бы несли мешками.
Меня боялись, на Востоке нет такого понятия, как уважение. На Востоке вообще нет
ничего хорошего: долбанутая страна, долбонутые люди... Жить в песке, родиться и
умереть на кошме, вы бы смогли?
Той, в простонародье, это тотальная обжираловка для мужиков, если пускать еще и
баб, продуктов на всех не хватит. Водку пьют пиалами, нажираются, что свиньи.
Вообще, пьяный казах, это нечто. Казахская кухня меня не прельщала, тот же
бешбармак, мясо с шерстью, порезанное треугольником тесто, заправленное луком,
все это сварено в котле сомнительной чистоты. Меня всегда неприятно удивляло
восторженное отношение русских к восточной кухне. Даже после того, как их
поперли с Востока, им все еще сладки все эти пилавы. Единственное, что я ел
смело и с удовольствием, это баурсаки, простое тесто, сжаренное в кипящем
сливочном масле. Можно есть сколько угодно и не брезгуя, мне их доставляли
завернутыми в платок. Толпа лежит, жрет это мясо с блюда, запивает араком. Самый
крутой ритуал, когда достают баранью голову и начинают делить. Уважаемому гостю
дают глаз. Прапорщик Козятинский, прежде чем заглотнуть глаз, выпил пиалу водки,
это почти бутылка, потом запил его еще двумя, чтобы не вырвать. Так как
отрыгивать водкой, непозволительная роскошь, прапорщик свалился как сноп. Когда
проснулся - остались только мослы. Очень жалел, что проспал весь той. Культурная
программа обычно состояла из козлодрания, это мероприятие было запрещено
советской властью в тридцатые годы, но потом возродилось по недосмотру. Обычно
всадники таскают освежеванного, выпотрошенного барана, победитель получает его в
награду и варит вместе с пылью и конским потом. Просто, вымыть что-либо в
пустыне - проблема, да и в голову никому не приходит.
Важнейшим фактором в деятельности колониальной администрации, является
использование соплеменников на определенных должностях. Даже мои зверства меркли
по сравнению с поведением начальника гарнизонной гауптвахты прапорщика Жанабаева
Жакпека Комбаровича, в просторечии Жора. Прежде он служил в Чехословакии, где
испортил зрение. "Там кругом деревья" - как он рассказывал в каптерке. Прапорщик
был из рода чингизидов, чем очень гордился. Бил казахов камчой и приговаривал,
когда мы ехали на машине: "Дави их черных". В смысле казахов простолюдинов -
"черную кость". Его старший сын очень красивый, женился на русской - дочери
полковника. Всего детей у него было человек восемь. Помню, как один, в классе
шестом-седьмом, носил из машины в квартиру неподъемные ящики с тушенкой, пока
"ата" пил чай. Не надорвался только из жадности. Роль толмача заслуживает
отдельного разговора. Словарный запас кочевника весьма ограничен. Литературный
язык существует разве что в городах. Казахское произношение также весьма
простое, и изучить язык не составляет труда месяца за три. Но горе тому
администратору, которому придет в голову подобная блажь, он будет осмеян каждым.
Казахами всегда правили иноверцы. Хивинцы говорили по-узбекски, хорезмийцы и
бухарцы - по-таджикски, каракиргизы - на уйгурском. Чокан Валиханов, хотя владел
многими языками, изъяснялся по-русски. Его примеру следовало и советское
байство, обучавшее своих детей в Кызыл-Ордынском пединституте имени Гоголя, на
факультете - учитель русского языка и литературы. Там же за ясак-спирт,
обучались и престарелые майоры со средним образованием, почему-то предпочитавшие
факультет "учителей истории". Посещения института не требовалось, ясак
доставляли два раза в год. Кзыл-Орда - прежде именовалась форт Перовск.
Со времен покорения Туркестана сохранилась и система местных фортификаций. "Не
стройте больше крепостей - стройте железные дороги" - учил Мольтке.
Железнодорожная линия по ровной, как стол пустыне, была проложена серпантином, в
1905 году ее строили англичане и получали за каждую версту. На крупных станциях
Казалинск, Джусалы, Кызыл-Орда, стояли казачьи разъезды, оставившие после себя
потомство казахов "урала" - белобрысых, узкоглазых блондинов. Особенно это
поражает в женской внешности. Станции были сложены из камня и имели стены под
два метра толщиной с бойницами для стрельбы из винтовок. Сохранились даже
клепанные водопроводные башни. Большинство разъездов ныне переведены на
автоматику и брошены людьми. Как-то в ноябре меня высадили на разъезде
Дермень-Тюбе, ловить дезертиров. На разъезде наставили товарников. Пойди, найди
его там. У меня и в мыслях не было. Станционное здание казахи использовали как
кошару для овец, пол по колено был усыпан кизяками. Я жил там сутки, спал на
блохастой кошме, смердящей, как дохлый вокзальный бомж. Наконец решился разжечь
печь, большую с чугунной дверцей и царскими орлами на ней. Перед этим я, скуки
ради хотел выломать дверцу себе на память. Ее не топили года с 1917. Сжег
бумагу, кизяк, наломал веток карагача. В трубе загудело, собрался народ, они
думали пожар. Аксакалы изумленно цокали языками и шумно втягивали воздух носом.
Им было удивительно, зачем выпускать тепло в железную бочку. Наконец один, с
медалью за город Будапешт на чапане, произнес: "Я такое в войну видел". Казахов
в нас удивляло многое, что спим на простынях, отгоняем мух ото рта рукой.
Казахи, например, с пиалы сдувают мух губами. Есть даже пословица - Дурной, как
русский, он мух руками отгоняет. Действительно, когда входишь в юрту, можно
прослыть за сумасшедшего, если начнешь отмахиваться от мух руками. Трудно
сохранять спокойствие и сдувать мух с носа и рта. К утру мне окончательно
надоело ловить дезертира, я хорошо знал российскую военную историю и сюжет
картины Верещагина "Забытый". Сел в товарный поезд и вернулся на станцию. Пришел
в часть, а там спрашивают: - Ты почему на службу не являешься, тебя ужеищут.
Единственным позитивным результатом экспедиции было то, что на разъезде я
познакомился с Аминой - казашкой, и Бертой - оказашенной немкой. Работали они в
разъездном магазине. Задача была одна - скупить в проезжающих поездах продукты
питания, тогда в поездах толком не кормили. Узбеки затаривались в Москве и
продавали втридорога. Продавщицы обирали уже соотечественников. В пустыне шкала
ценностей диктуется потребностью, в запас не возьмешь ничего, кроме риса, муки и
сахара. На Востоке бытует пословица "Одного и того же верблюда можно купить и за
одну монету и за сто". У речки, где есть дороги, верблюда можно было обменять на
"Запорожца" - это машина с воздушных охлаждением очень хорошо показала себя в
условиях пустыни. Казахи были абсолютно безразличны к достижениям нашей
цивилизации, кроме, разве мотоциклов и телевизоров. Машины, кроме "Запорожца"
или холодильники предмета вожделения не составляли, а дача у казаха всегда с
собой. В пустыне такого же верблюда можно было выменять на мясо рублей за
триста. Особенность казахских кочевий - малое количество тягла, несколько
вьючных верблюдов и несколько верховых коней. Остальные оставались полудикими и
шли на мясо. Артезианская скважина на разъезде притягивала кочевников, поскольку
была единственным источником питьевой воды. Сами казахи могут обходиться без
воды - молочными продуктами, но нужно поить баранов. Начальник пожарной команды
полка как-то повез в пустыню воду, менять у казахов на водку. Разбил машину о
единственный столб. Меновая торговля велась бойко. Казахов в магазине удивляли
белые халаты продавщиц, они думали, что это больница, куда попадали только
редкие счастливцы. Что особенно нравилось продавщицам, так это то, что казахи с
любой купюры не требовали сдачи. Деньги не имели для них номинальной стоимости.
Господа офицеры покупали в магазине исключительно водку и вино, в основном
узбекские портвейны "Агдам", "Талас", "Арак". Офицерских жен поражало в магазине
обилие дефицитных промтоваров китайского и индийского производства, вроде
вельвета в мелкий рубчик. К чему он казахам. На всех крупных разьездах
существовали "толчки" - вещевые рынки, на которых жены офицеров продавали
обмундирование и разные недоношенные вещи, которые скупали казахи. Особенно
ценились ими офицерские сапоги и ватные брюки. Казахи, за непотребностью
вывозили на "толчки" массу дефицитных книг на русском языке, например классиков
выпуска тридцатых-сороковых годов. Также засиженный мухами хрусталь и ковры.
Торговля осуществлялась без денег, путем обмена. Например шесть пар офицерского
белья приравнивалось к собранию сочинений Пушкина, а за офицерские сапоги можно
было выменять колесо к мотоциклу "Урал", (самый популярный транспорт среди
прапорщиков). Там же в мазанке с подпертыми стенами и потолком находилась
импровизированная чайхана, в которой подавали любые спиртные напитки, кроме чая.
Когда прапорщик Коля "Борман" живым весом килограммов сто тридцать, плясал
вприсядку, пол и потолок грозили провалиться.
- Амина, блядь, где ты?
Сама Амина тоже была не худая и в свободное время сожительствовала с рыжей
Бертой.
Некоторые немцы - протестанты, а значит в душе безбожники, приняли мусульманские
обычаи. В силу каких-то причин, они отбились от немецкой общины, опустились,
стали носить казахскую одежду. Женщины Средней Азии в массе своей целомудренны и
