гих девчонок во время дворовых игр и вечерних посиделок, сейчас она ка-
залась загадочной и красивой. Однако через несколько минут очарование
пропадало. У Верки был резкий крикливый голос, она буднично произносила
скверные ругательства и поминутно сплевывала сквозь зубы.
И когда Моисей нарочито громко говорил: "А что, ребята, давайте в
следующий раз и Сергея возьмем, он парень что надо! ", Сергею уже не хо-
телось лезть в загаженный подвал с развинченной задрыгой Веркой, так как
ничего хорошего, интересного и приятного там происходить заведомо не
могло. Но он не отстранялся, когда Моисей обнимал его, называл корешом и
жарко шептал на ухо, чтобы вынес еще пожрать.
Дворовые "авторитеты" были маловпечатлительны и практичны, обладали
неразвитым воображением и слабой эмоциональностью. Как-то Сергей стал
свидетелем жуткой сцены: троллейбус сбил слепого побирушку, пострадавше-
го увезла "скорая", а на асфальте осталась лежать запачканная кровью
старая кепка, дно которой едва закрывалось собранными медяками.
Под сильным впечатлением Элефантов пересказал увиденное во дворе, и
Васька Сыроваров, хищно блеснув глазами, тут же убежал, а вернувшись,
долго сокрушался, что на месте наезда много людей и милиции, поэтому
взять деньги не удалось.
Уже тогда у Сергея зародилась смутная, не оформившаяся мысль о том,
что внутренне люди отличаются друг от друга гораздо сильнее, чем внешне.
Его поражало пренебрежение дворовых пацанов всеми запретами и ограниче-
ниями, которые сам он даже в мыслях боялся нарушить. Моисей, Васька и
рыжий Филька курили за сараями собранные на улице бычки, играли в айда-
ны, ели убитых из рогаток и зажаренных в маленьких, сложенных из трех
кирпичей печках воробьев, утоляли жажду снегом или сосульками, никогда
не мыли рук.
Сергей рассказывал об этом дома, когда ему в очередной раз сулили
воспаление легких от едва заметного сквознячка, но родители многозначи-
тельно покачивали головами и зловеще предрекали нарушителям запретов
скорую и неминуемую кару в виде брюшного тифа, холеры, дизентерии, ме-
нингита и других столь же страшных заболеваний.
Сила родительского авторитета в те годы еще была велика, и на следую-
щий день Сергей выходил во двор с опаской, ожидая увидеть валяющихся
прямо на улице в страшных мучениях детей или вереницы санитарных машин у
каждого подъезда. Но все оказывалось, как обычно, - Моисей, Васька и
Филька, здоровые и веселые, затевали очередную игру, рвали зеленые жер-
делы, запивая сырой да к тому же холодной водой из дворовой колонки. А
сам Сергей начинал кашлять, шмыгать носом или у него расстраивался желу-
док, и отец с матерью в два голоса ругали его за недостаточно тщательное
мытье рук и пренебрежение джемпером.
Вконец растерянный Сергей вновь пытался сослаться на Моисея или
Фильку, но мать раздраженно говорила, что просто им до поры до времени
везет, а отец запальчиво, хотя и довольно непоследовательно, кричал,
чтобы он себя с ними не равнял, так как ему до них далеко. Так опять
проявлялся мотив о какой-то второсортности Сергея.
Дело в том, что на свою беду Сергей плохо ел. Как удалось родителям
отбить у него естественно существующий у каждого человека аппетит, оста-
лось загадкой даже в зрелом возрасте, очевидно, сказывалась давящая не-
обходимость садиться за стол в строго определенное время и без остатка
съедать то, что дают. Любое отступление от предписываемого домашним ус-
тавом процесса потребления пищи считалось актом грубейшего нарушения по-
рядка и строго каралось. Мать запирала нарушителя в темной ванной, секла
ремнем, ставила в угол, однажды вылила недоеденный суп на голову. Затем
кормление продолжалось, как будто наказания могли способствовать появле-
нию аппетита.
Неудачи за обеденным столом Сергей переживал очень болезненно, тем
более что они служили основанием для сравнения его с соседскими детьми и
сравнение всегда было не в его пользу. Даже когда речь шла о Моисее,
Фильке, Ваське Сыроварове, слывших беспризорниками и хулиганами, оказы-
валось, что у них есть и достоинства - они "хорошо кушают", потому и мо-
гут отколотить во дворе любого, потому инфекции и простуды их не берут.
Любимцем родителей был толстенький розовощекий Вовочка Зотов из соседне-
го подъезда, его ставили в пример чаще других.
У Вовочки была педальная машина, велосипед, электрическая железная
дорога и другие шикарные игрушки, заслуженные, как внушалось Сергею, ок-
ругленькими щечками и заметным животиком.
Элефантов не хотел походить ни на расхристанного грязного Моисея, ни
на жирного Вовочку, к последнему он ревновал родителей, тщетно пытаясь
понять, почему посторонний мальчик может быть для них более привлека-
тельным, чем собственный сын.
Став взрослым, он понял, что родители хотя и не со зла, а от педаго-
гического невежества, отсутствия эмоциональной чувствительности сделали
все, чтобы выработать у него комплекс неполноценности, и не их вина, ес-
ли это в полной мере не удалось.
Сергея спасли книги. Его воображение пробудили сказки, которые бабуш-
ка рассказывала, как только выдавалась свободная минута, а иногда - не
отрываясь от хлопот по хозяйству.
Бабушка говорила особым, сказочным голосом, и он полностью погружался
в мир удалых богатырей, хрустальных замков, добрых и злых волшебников.
...И прикинулась гадюка черная красавицей девицей, Иванушка склонился
поцеловать уста сахарные, тут бы ему и смерть пришла, да крестная спас-
ла, не дала пропасть, палочкой волшебной взмахнула - чары злые развея-
лись, увидал Иванушка перед собой змею ядовитую, раз! - и отсек ей голо-
ву!
Здесь Сергей заплакал, бабушка всполошилась, что напугала ребенка,
долго утешала, обняв за плечи и приговаривая: "Да не бойся ты, не бойся,
ведь все хорошо кончилось..."
Но Сергей плакал не от страха, он сам не смог бы выразить чувства,
которые испытывал. Эту сказку он запомнил на всю жизнь и много раз то в
кошмарном сне, а то и наяву в угнетенном состоянии духа видел жуткую
своей противоестественностью картину: ослепленный колдовством добрый мо-
лодец тянется губами к брызжущей ядом гадюке.
Он научился читать рано, пяти лет, помогло желание самому, без посто-
ронней помощи уходить в сказочный мир. Через год-два Сергей читал толс-
тые книжки, намного обгоняя сверстников и удивляя сотрудников районной
библиотеки.
Книги помогли ему понять, что умение "хорошо кушать" вовсе не главное
в жизни, а розовые щечки и складка под подбородком - совсем не те добро-
детели, за которые можно уважать или любить. Собственно, он и сам, детс-
ким умом и неразвитой интуицией понимал это, но, поскольку родители ут-
верждали обратное, необходимо было найти союзников, и Сергей их нашел:
дядя Степа, пятнадцатилетний капитан. Дон Кихот и Тиль Уленшпигель авто-
ритетно подтверждали его правоту.
И все же в жизни Элефантова нет-нет, да случались моменты, когда из
глубин памяти выплывало унизительное ощущение собственной ущербности и
какойто несостоятельности, приходилось делать усилие, чтобы его преодо-
леть, доказать всем окружающим, а в первую очередь самому себе, что он,
Сергей Элефантов, ничуть не хуже, не слабее и не трусливее других.
Доказывая это, он не обходил острых углов, лез на рожон, встревал в
необязательные драки, с пятого класса не расставался со складным ножом,
старательно создавая образ человека, способного пустить его в ход.
Сверстникам, не знавшим истинных причин такого поведения, казалось, что
оно объясняется особой уверенностью в себе, хотя на чем базировалась эта
уверенность у худого, не отягощенного мышцами Сергея, было совершенно
непонятно. Кто-то пустил слух, что он связан с компанией лихих уличных
ребят, такая версия вроде бы расставляла все по местам, поэтому в нее
поверили.
Сергей по мере возможности подкреплял сложившееся мнение то многозна-
чительным намеком, то упоминанием прозвищ признанных уличных "авторите-
тов", то появлением в школьном дворе с Моисеем и его дружками.
Все шло хорошо до тех пор, пока в восьмом классе в их класс не пришел
Яшка Голубев, отпущенный из специальной школы, где провел два года за
уходы из дома, кражи и хулиганство.
По комплекции такой же, как Элефантов, Голубь обладал природной наг-
лостью, развинченными манерами и бесцветными маленькими глазками, бесце-
ремонно карябающими всех вокруг. Пару раз поговорив с Сергеем, он уста-
новил его полную неосведомленность в целом ряде специфических вопросов,
после чего обозвал фраером и сказал, что в воскресенье приведет на пус-
тырь "своих ребят", а Сергей пусть приводит своих.
Предложение было простым и понятным: если бы за спиной Сергея стояли
реальные "свои ребята", во время встречи в каждой компании нашлись бы
общие знакомые и дело кончилось бы мирной выпивкой к обоюдному удо-
вольствию и взаимному укреплению авторитета. Но "своих ребят" у Элефан-
това не было.
Дело в том, что, когда Сергей пошел в школу, его мир расширился не-
намного. Снедаемая неудовлетворенным тщеславием, Ася Петровна во всеус-
лышание объявила о своем намерении "вывести сына в отличники". Очевидно,
несостоявшаяся научная карьера требовала компенсации: она с таким рвени-
ем взялась за дело, что в первый же день чуть не отбила у Сергея всякую
охоту к дальнейшей учебе, пять раз заставив его переписывать домашнее
задание: полстраницы палочек и полстраницы крючочков.
Сергей вконец занудился от непривычно долгого сидения за письменным
столом, пальцы, сжимающие ручку, затекли и начали дрожать, палочки и
крючочки выходили все хуже и хуже. Ася Петровна обзывала его олухом и
бездарностью, щипала за руку, клянясь, что он не встанет из-за стола,
пока не напишет все идеально, хотя как именно "идеально", показать не
могла, ибо сама писала словно курица лапой.
Стемнело, выведенные дрожащими пальцами палочки и крючочки не шли ни
в какое сравнение с самым первым вариантом, безжалостно изодранным Асей
Петровной в клочья, наконец вмешался отец, и Сергей, получив напоследок
звонкий подзатыльник, был отпущен в постель, где долго плакал под одея-
лом в тоскливой безысходности от предстоящего ему такого долгого кошма-
ра, называемого учебой в школе.
Скоро запал у матери прошел, и свою роль домашнего педагога она свела
к наказаниям за плохие оценки. Плохой оценкой считалась тройка, а с на-
казаниями вышла неувязка. Самое распространенное - не пускать на улицу -
здесь не годилось: бесконечные ограничения, преследование Сергея во дво-
ре привели к тому, что он потерял интерес к прогулкам, предпочитая про-
вести время за книжкой. И Ася Петровна, идя от противного, придумала
уникальное взыскание, от которого впоследствии, когда Сергей стал взрос-
лым, изо всех сил пыталась откреститься: запрет на чтение. Проштрафив-
шийся Сергей выставлялся "дышать свежим воздухом" и томился обязательное
время на просматриваемом из окон пятачке, прикидывая, удастся ли вык-
расть хоть одну из конфискованных книг, чтобы урывками почитать в ванной
или туалете.
Такие явно не способствующие обзаведению друзьями "прогулки", запрет
водить мальчишек домой и замкнутый характер Сергея объясняют, почему у
маленького Элефантова не было верных, надежных ребят, на которых можно
было бы положиться.
К восьмому классу положение не изменилось. Одноклассники, соседи,
несколько чистеньких опрятных филателистов - и все. Никого из них нельзя
было привлечь к столь щекотливому и в известной степени рискованному де-
лу, как столкновение с компанией Голубя. Вот если бы Моисей или
Васька... Но они только посмеются над сопливой беззащитностью маменьки-
ного сынка, которого всегда в глубине души недолюбливали.
Оставался мир взрослых - любой из них мог в два счета разрешить проб-
