испугался, Сергей швыряет в вожака камнем. Гусак расставляет крылья, уг-
рожающе вытягивает шею, с шипением раскрывает клюв и гонится за ним.
Приходится бежать в спасительный двор, но гусак не прекращает преследо-
вания, сердце уходит в пятки, Сергей вбегает в сени и закрывает нижнюю
половину двери, опасаясь, что метровое препятствие не остановит рассер-
женную птицу. Но гусь удовлетворенно складывает крылья и вразвалку важно
удаляется.
На двуколке подъезжает мать, прощается с тетей Клавой, та взмахивает
вожжами. Ася Петровна видит, что Сергей ест цибулю - только что выдерну-
тую луковицу и круто посоленный хлеб - самый вкусный ужин на свете, но
это криминал, дома не миновать бы скандала, а здесь все по-другому, дети
тети Нюры, хозяйки, едят то же самое, и мать, улыбаясь, чмокает Сергея в
макушку...
...Жаркий полдень, слепни, матери нет, Сергей капризничает, тетя Нюра
отвлекает его: "Видишь, дедушка мимо пошел". Сергей решает, что дедушку
зовут Мимо. Хочется с ним познакомиться, дедушка живет страшно далеко -
через два дома, тетя Нюра разрешает: "Сходи, тут рядышком, дедушка хоро-
ший". Сергей, замирая, шагает по пыльной дороге, пугливо озирается, по-
дойдя к дому, нерешительно заглядывает сквозь дырку в заборе, дедушка
Мимо приглашает во двор, угощает помидорами с грядки, Сергей отказывает-
ся: немытое есть нельзя, заболеешь. Дедушка смеется и надкусывает поми-
дор: "Видишь, не болею".
Они подружились, дедушка Мимо удивлялся, что Сергей знает наизусть
много стихов, умеет рассказывать сказки, что он ходит в сандалиях: "Бо-
сиком надо, полезнее" - и в панамке от солнца. Как-то вышли в поле - зе-
леное, бескрайнее, деревня скрылась за косогором, кругом только ровная
колышущаяся зелень да яркое солнце. Сергей ощутил какое-то незнакомое
волнение, потом, много времени спустя, понял - чувство привольного прос-
тора. Хотелось бежать плавными огромными скачками, полубег-полуполет,
мчаться вперед, куда глаза глядят, долго бежать, до самого синего гори-
зонта. Попробовал, но поле только казалось ровным: под зеленью скрыва-
лись ямки, рытвины, сусличьи норы, Сергей упал, ощущение приволья пропа-
ло, хотя потом возвращалось во снах, да и наяву: когда на душе было
очень хорошо, Сергей стремительно несся по бесконечному упругому изум-
рудному покрывалу, приятно пружинящему под ногами. Как резвый, сильный,
немного дурашливый молодой конь...
И неприятное воспоминание оставила деревня: Сергей и дедушка Мимо
наткнулись на умирающего коня. Сергей сильно расстроился, а Мимо, пого-
ворив с хозяином, сокрушенно качал головой: "Загнал по пьянке, печенка
лопнула у коняги. У них сердце крепкое, а печенка послабее, чуть что -
трах и пополам!"
...Сергею казалось, он живет в деревне очень долго. Муж тети Нюры со-
орудил ему в тени трактор из чурбака и разбитого ящика, и он твердо ре-
шил стать трактористом, что веселило дедушку Мимо и тетю Нюру. Появились
друзья - несколько соседских пацанов, босоногих, исцарапанных, чумазых,
не понимающих, почему Сергей не ест с земли яблоки и груши.
Но однажды Ася Петровна привела Сергея в кабинет к строгой женщине с
седыми волосами, посадила рядом с собой на жесткий, обтянутый черной
клеенкой стул, и он, безуспешно пытаясь вытащить за большие блестящие
шляпки хоть один диковинный гвоздь, краем уха слышал слова: городской
мальчик, другой рацион питания, постоянный уход, похудел на два килог-
рамма...
Потом они с матерью шли к "пассажирке" - автобусу с выступающей мор-
дой радиатора и одной дверью впереди, которую водитель открывал длинной
блестящей ручкой, тетя Клава несла чемодан, жалела Сергея и обещала про-
вести все необходимые опыты и выслать результаты.
- Главное - соблюдать методику, - озабоченно поучала Ася Петровна.
На станции в ожидании поезда мать развеселилась, купила мороженое и
мечтательно сказала:
- Сейчас сядем в вагон, ту-ту, и больше нас в эту дыру не загонишь.
Сергей поинтересовался, кто и в какую дыру хочет их загнать, мать в
ответ рассказала сказку про теткупрофессоршу, которая копает в разных
далеких местах глубокие ямы и прячет туда непослушных детей, иногда
вместе с родителями.
Сказка произвела на Сергея удручающее впечатление, когда состав тро-
нулся, он тревожно выглядывал в окно: не бежит ли следом злая тетка-про-
фессорша.
Но оказалось, что она поджидала мать в городе, пыталась-таки загнать
ее в дыру, строила козни, решила зарубить, но Ася Петровна сумела избе-
жать все опасности и переселилась в комнату с муляжами коровы и лошади в
одну шестую натуральной величины, к цифрам и графикам.
Перемены не помешали Асе Петровне считать себя высокообразованной и
тесно причастной к большой науке, не сделавшей блестящей ученой карьеры
только из-за происков менее талантливых, но более пронырливых завистни-
ков.
Муж это мнение разделял и полностью поддерживал. Николай Сергеевич
Элефантов образования не имел, работал фотографом по договорам, часто
выезжая в сельские районы, допоздна возился в лаборатории, иногда прих-
ватывал "левые" работы или производил съемку на дому. Сергей не понимал,
чем "левые" работы отличаются от "правых", но знал, что следует опа-
саться каких-то финнов, которые могут обложить налогом, а потому нельзя
разговаривать с незнакомыми людьми, рассказывать кому-либо о занятиях
отца, приводить домой товарищей и даже возвращаться самому, когда у него
клиент.
Последний запрет был самым неудобным. Сколько раз Сергей, разгорячен-
ный беготней, был вынужден переносить жажду в то время, как другим паца-
нам ничего не стоило забежать домой и напиться. А однажды, когда он не в
силах больше терпеть, справлял нужду за сараями, его застукала дворничи-
ха и подняла крик на весь двор. Он чуть не сгорел от стыда и запомнил
свой позор на долгие годы, но по-прежнему соблюдал запрет, нарушив его
только один раз: когда распорол ногу осколком бутылки и, истекающий
кровью, заколотил в родную дверь в неположенное время. Ему долго не отк-
рывали: отец прятал фотокамеру и снимал софиты, а он стучал все сильнее
- инстинкт самосохранения оказался сильнее страха родительского гнева, к
тому же где-то в глубине сознания шевелилась мысль, что происшедшая с
ним беда важнее, чем все "левые" и "правые" работы Элефантова-старшего.
Наконец отец с перекошенным лицом и безумными глазами выскочил на по-
рог, оглядел заполненную детьми и вышедшими на шум соседями площадку,
схватив Сергея за грудки, втянул в дом, изо всех сил захлопнул дверь и
принялся орать, вымещая на нем злость за пережитый испуг. При этом он
оказывал сыну помощь: промывал рану, останавливал кровь, бинтовал, но
Сергей плакал уже не от боли и страха, а от обиды и думал, что лучше бы
он остался во дворе, забился за сараи и умер от потери крови.
Отец всегда был нервным, взвинченным, очень мнительным и многократно
преувеличивал опасность и рискованность своих занятий. Допускаемые им
финансовые нарушения не шли ни в какое сравнение с размахом коллег по
цеху: Иваныча, Краснянского, Наполеона, но боялся он больше, чем все они
вместе взятые. Двадцать пять лет спустя, разглядывая длинный белый шрам
на ноге, Элефантов пожалел отца, посчитавшего, что его выследили и нас-
тигли с поличным, и ожидавшего увидеть за дверью целую бригаду финнов и
милиционеров. Но тогда отсутствие сострадания, на которое он имел право
рассчитывать, повергло шестилетнего Сергея в бездну отчаяния. Вечером в
постели он плакал, накрывшись одеялом, и ему казалось, что ничего хоро-
шего, радостного и веселого в жизни у него не будет.
Правда, утром это ощущение прошло, родители его пожалели, делая пере-
вязку, отец говорил ободряющие слова, и неприятный осадок в душе раство-
рился без остатка.
Но детские переживания Элефантов не забыл и старался не доставлять их
своему сыну, а если случалось накричать на Кирилла под горячую руку, по-
том он обязательно извинялся.
Перед ним в детстве не извинялись, и даже мысль об этом не могла
прийти в голову отцу или матери. И друг перед другом они не извинялись,
хотя поводов хватало: шел период притирки характеров, процесс проходил
болезненно, часто вспыхивали скандалы, отец, утверждаясь в роли главы
семьи, орал так, что сотрясались стены и дребезжали стекла в буфете, и
не подозревал, что бросает бумеранг, который через несколько десятков
лет ударит его самого.
Мать плакала, Сергей успокаивал ее и выслушивал упреки и обвинения в
адрес мужа, тот, в свою очередь, жаловался на жену, иногда в конфликт
вовлекались обычно соблюдающие нейтралитет дедушка и бабушка со стороны
отца, тогда ссора приобретала такие масштабы, что Сергей убегал во вто-
рую половину своего мира.
Двор с проходняками на сопредельные территории, прохладными, пахнущи-
ми сыростью подъездами, тенистым палисадником перед окнами тети Вали,
длинным рядом сараев у задней стены, за которыми можно было жечь костер
и заниматься другими столь же запретными делами, пугающе высокими пожар-
ными лестницами, деревьями, заборами, кошками и собаками, полутора де-
сятками пацанов различных возрастов засасывал Сергея, как омут.
Здесь играли в казаков-разбойников, пиратов, в войну, делали воздуш-
ных змеев - драночных и простых - "монахов", рассказывали в темных под-
валах страшные истории, зажигали костры и жарили насаженные на прутики
куски колбасы.
Здесь Сергей общался со сверстниками из так называемых неблагополуч-
ных семей, которые хвастались друг перед другом, чей отец больше отсидел
или чей брат больше знает самых отпетых уркаганов. У них был особый
язык, и, кроме ругательств, Сергей узнавал новые для себя слова, удивля-
ясь пробелам собственного образования. Васька Сыроваров долго смеялся,
обнаружив, что приятель не знает, что такое чекушка, а Моисей надрывал
живот, когда Сергей отвечал, что малина - это ягода, а пером пишут бук-
вы.
У них существовала своя система ценностей, по которой опрятно одетые
и не знающие простых вещей Сергей, Юрка Рогов да еще несколько ребят
считались маменькиными сынками, негодными к сколь-нибудь серьезному де-
лу. То, что Сергей мог рассказать уйму сказок. Юрка Рогов говорил
по-английски, Павлик прекрасно рисовал и учился играть на скрипке, поло-
жения не меняло, эти достоинства во дворе не котировались, скорее напро-
тив - подтверждали неполноценность их обладателя.
Пытаясь добиться расположения, Сергей скармливал вынесенные из дому
бутерброды вечно голодному Моисею, тот поощряюще хлопал его по плечу и
говорил, что теперь они навек кореша. Но когда Сыроваров и пацаны пос-
тарше, перемигиваясь, шли с соседской Веркой в подвал "смотреть курицу",
Моисей давал Сергею шелобан и прогонял, приговаривая: "Пойди кошке под
хвост загляни".
Оскорбленный Сергей бродил по враз опустевшему двору, ощущая свое
одиночество и ущербность. Он догадывался: то, что делается сейчас в
пыльном, пахнущем мочой подвале, связано с довольно распространенной,
хотя и запретной игрой "в доктора", когда мальчик и девочка, уединившись
в укромном месте, делают щепочкой уколы друг дружке, но это вводная, для
приличия, часть игры, а главное, ради чего, собственно, нарушали запрет
и прятались, происходило потом: снимали трусики и рассматривали стыдное,
трогая иногда палочкой, вроде как медицинским инструментом, и испытывая
пугающее и приятное возбуждение. Но в подвале все, конечно, было инте-
ресней, и хотя представить подробностей Сергей не мог, он ощущал то же
острое запретное чувство, будто касался палочкой белого девчоночьего те-
ла.
Время тянулось медленно, но наступал момент - и замызганная деревян-
ная дверь распахивалась. Сергей жадно вглядывался в щурящуюся на свет
ватагу, безуспешно выискивая следы тайны. Особое внимание привлекала
Верка. И что удивительно: неприметная, ничем не выделяющаяся среди дру-
