Черт! Трусливый бык может испортить всю корриду!
Тупое лицо, бессмысленный взгляд, сейчас он готов воткнуть холодный
металл в мягкое человеческое тело, чтобы завтра каяться, просить проще-
ния, упирая на то, что чувствует силу, потому и пятится, мерзость, как
бы еще бежать не бросился...
Может, так бы и получилось, но распахнулось наглухо задраенное окошко
выдачи и буфетчица панически завизжала:
- Не лезь на рожон, зарежет!
Испуганный крик вернул длинноволосому утраченную было агрессивность,
он кинулся вперед, выставив перед собой нож.
Эффектней всего выпрыгнуть и ударить пяткой в лицо, но на скользком
кафеле рискованно, да и неэстетично, к тому же этот болван сам облегчил
задачу защиты выставленной далеко вперед рукой.
Колпаков шагнул навстречу, развернулся корпусом, уходя с линии атаки,
для страховки поставил блок левой, а правой схватил запястье противника,
вывернул наружу, чувствуя, как прогибаются кости, и рванул книзу, однов-
ременно выстрелив коленом вверх, в локтевой сустав. Раздался тихий, но
отчетливый хруст.
Колпаков аккуратно опустил бесчувственное тело на пол, нашел отлетев-
ший нож. Обычный перочинный, на синей пластмассе выштамповано "Цена 1 р.
40 коп.". Клинок в тусклых мазках, воняет рыбой.
Он брезгливо бросил нож на прилавок.
- Отдадите милиции. А понадобится свидетель... - Он записал на сал-
фетке фамилию, место работы и телефон.
- Молодец, парень! - похвалила буфетчица. И, понизив голос, предложи-
ла: - Налить стаканчик? Я угощаю!
- Спасибо, - усмехнулся Колпаков. - Не пью.
Окруженный почтительным молчанием, он подошел к Лене. Она смотрела с
интересом.
- Молодец! Я не знала, что ты такой отчаянный! Совсем не испугался!
- Нет. Испугался. Пульс подскочил до сотни. Впрочем, учитывая ситуа-
цию, - это допустимо.
- Что с тобой? Временами у тебя делается отсутствующий взгляд и ка-
кой-то деревянный голос...
- Не обращай внимания, я снимал напряжение.
- Ты и это умеешь?
Лена взяла его под руку, прижалась, испытующе заглянула в лицо.
- Да, ты здорово изменился... Надо же! А почему ты почти каждую фразу
начинаешь словом "нет"?
- Потому что возражать трудней, чем соглашаться.
- А ты любишь преодолевать трудности?
- Приучил себя их не обходить. Теперь препятствие на пути только уве-
личивает мои силы.
- Вот это здорово. Таким и должен быть настоящий мужчина.
Колпаков сдержал довольную улыбку и подвел Лену к круглой, под стари-
ну, афишной тумбе.
- Читай!
- Что? А... Зеленый театр. Спортивно-показательный вечер "Знакомьтесь
- карате". В программе: что такое карате, сокрушение предметов, де-
монстрационный бой. Вход по пригласительным..." Про это я слышала, но
говорят, что пробиться совершенно невозможно...
- Здесь я могу блеснуть. Держи.
- О! Ты просто кладезь сюрпризов! Если быстро не иссякнешь, я могу и
влюбиться!
Небрежная обыденность фразы царапнула самолюбие, но вида он не подал.
Весело болтая, они дошли до Лениного подъезда и тепло распрощались. Ве-
чер удался. И, возвращаясь домой, Колпаков подумал, что должен благода-
рить за это патлатого хулигана, который так вовремя подвернулся под ру-
ку.
Проснулся Колпаков ровно в шесть, как приказал себе накануне, - пос-
ледние годы он даже не заводил будильник для страховки. Тихо размялся,
чтобы не потревожить спящую за ширмой мать, она работала допоздна -
прикнопленный к доске чертеж почти окончен. Полсотни раз отжался на ку-
лаках, потом на кистях, на пальцах, выполнил норму приседаний, работать
на макиваре без того, чтобы не переполошить всю квартиру, было нельзя, и
он только ткнул обтянутую поролоном пружинную доску.
После обычной восьмикилометровой пробежки Колпакову удалось проско-
чить в ванную, которую, как правило, крепко оккупировали Петуховы, но не
успел он порадоваться своему везению, как выяснил, что нет горячей воды,
а холодного душа, несмотря на всю его полезность, он терпеть не мог -
одна из немногих оставшихся неизжитыми слабостей.
Ругая слесаря, домоуправление и откладывающийся уже четвертый год
снос вконец обветшалого дома, Колпаков подавил недостойное желание огра-
ничиться обтиранием влажным полотенцем и стал под слабые ледяные струй-
ки.
Завтракал он в полвосьмого, к этому времени мать накрывала в комнате
стол - Геннадий не любил есть на общей кухне, - подавала отварное мясо
или рыбу, овсяную кашу, овощи, вместо чая - стакан теплой кипяченой во-
ды.
После еды он полчаса занимался медитацией, сегодня распорядок оказал-
ся нарушенным, и, выходя за дверь, Геннадий поймал удивленный взгляд ма-
тери - окружающие привыкли к его крайней пунктуальности.
Отклонившись на несколько кварталов от повседневного маршрута. Колпа-
ков подошел к длинному, выкрашенному унылой блекло-голубой краской зда-
нию, двумя прыжками преодолел бетонную лестницу, ступени которой - гряз-
но-серые, растрескавшиеся, с крошащимися краями, напоминали о тех немо-
щах, страданиях и болях, которые приносят с собой посетители городского
травматологического пункта, миновал шеренгу выстроившихся в вестибюле
жестких просиженных стульев и решительно толкнул обитую вечным черным
дерматином дверь, из-за которой невнятно доносились голоса: один тихий и
просительный, другой уверенный и гулкий.
Первый принадлежал неказистому серенькому мужичку из тех, которые об-
речены быть неуслышанными даже при максимальном напряжении голосовых
связок. Он осторожно баюкал загипсованную руку, напротив хирург рассмат-
ривал черный прямоугольник рентгеновского снимка, от которого и исходила
отчетливо ощущаемая в кабинете напряженность.
Колпаков поздоровался, мужичок на мгновение повернул изможденное неб-
ритое лицо, но не ответил, плаксиво добубнивая начатую фразу:
- ...жена ругается - сколько можно на бюллетне сидеть... Да и мне ма-
яться уж невмоготу... Только лечить надо-то по-хорошему, на то вы и вра-
чи, калечить каждый умеет...
- Я тебя калечил? - равнодушно спросил врач. - Пей меньше в другой
раз.
Хирург был приземист, бородат, могуч, когда он говорил, то выдыхал
воздух с такой силой, что казалось, в бочкообразной груди работает куз-
нечный мех.
- Видишь снимок? Срослось неудачно, бывает. Надо ломать!
- Несогласный я, и жена...
- А то хуже будет, - раздраженно повысил голос травматолог. - Чего
бояться? Делов на копейку, раз - и все!
Он сжал в огромном кулаке карандаш, раздался хруст.
- Вам, конечно, ничего, моя боль-то...
Мужичок обреченно втянул голову в плечи и, неловко сморкаясь здоровой
рукой, шагнул к выходу.
- Завтра и приходи, я мигом управлюсь, - напутствовал его хирург, а
когда дверь закрылась, по инерции договорил, обращаясь к Колпакову: -
Разнылся из-за пустяков! Надо же быть мужчиной...
Сам хирург, безусловно, считал себя мужчиной. Иссиня-черная шерсть
выбивалась из-под не сходившихся на широких запястьях рукавов халата,
курчавилась на шее, пучками торчала из ушей, и раз он еще завел бороду и
отпустил длинные завивающиеся локоны, значит, расценивал чрезмерную во-
лосатость как несомненный признак мужественности.
"Интересно, посчитал бы ты пустяком, если бы я тебе сейчас сломал па-
лец?" - подумал Колпаков, и, очевидно, хозяин кабинета почувствовал его
настроение.
- Что у вас?
Впрочем, сухость вопроса могла быть обычной манерой разговора с посе-
тителями.
- Вчера вечером к вам доставили парня с травмой руки...
- Хулигана-то? Жаль, не на меня нарвался - сразу бы в морг свезли.
Родственничек?
- Я его задержал и, кажется, перестарался. Он сильно пострадал?
- Вот люди! - Хирург яростно сверкнул круглыми, чуть навыкате глазами
и вскочил с места. - Людишки! Все подряд - либо слабаки, либо трусы, ли-
бо слюнтяи! Надо же! Поймал бандита и распустил сопли, ах, не сделал ли
ему больно? Да эту мразь давить, в землю вгонять, головы отрывать! А ты
проведать пришел, беспокоишься: сю-сю, сю-сю. Мужчина...
Последнее слово он процедил с таким презрением, что Колпаков не вы-
держал.
- Ты мужчина - по два раза руки ломать...
Бородач подскочил вплотную. Колпаков разглядел дряблость и пористость
кожи.
- Меня не задевай - по стенке размажу!
Но Колпаков уже овладел собой.
- А как же клятва Гиппократа? - И спокойно, как ни в чем не бывало,
предложил: - Давай лучше потягаемся, кто кому палец разожмет.
Бородач мертвой хваткой вцепился в протянутую руку, дернулся, напря-
гаясь, потом еще раз.
- Не получается? - сочувственно спросил Колпаков. - Вот так надо...
Одним рывком, хотя и с трудом, он разогнул толстый палец противника.
Тот ошеломленно моргал, не понимая, как мог проиграть там, где обяза-
тельно должен был выиграть. Ярость улетучилась бесследно, ее сменила
растерянность. Оказалось, что хирург моложе, чем кажется на первый
взгляд, - не больше тридцати.
- Как же это ты? Ну-ка, покажи руку...
Травматолог профессионально осмотрел кисть Колпакова, отметил два
шрама - следы перелома, потрогал окостеневшие мозоли у основания первой
и второй фаланг..
- А-а-а... Извините за грубость, сенсей...
Колпаков чуть улыбнулся.
- В курсе?
Бородач почтительно кивнул.
- В институте была секция, да меня этот узкоглазый не взял. Не знаю
почему - я и штангой занимался, и боксом, физическая подготовка - дай
Бог...
"Ясно почему", - подумал Колпаков и перешел к делу.
Через пять минут Колпаков покинул травмпункт. Хирург проводил его до
выхода из больницы, с непривычной для самого себя вежливостью попрощал-
ся. Внешне расставание выглядело вполне дружеским, хотя нельзя было ска-
зать, что они остались вполне довольны друг другом.
Колпаков испытывал к новому знакомому глухую неприязнь, хотя и свя-
занную с его комплексом сверхполноценности, но вызванную не этим, а ка-
ким-то запрятанным в подсознание обстоятельством, докопаться до которого
он сейчас не мог.
А могучий бородач, глядя в удаляющуюся спину Колпакова, с раздражени-
ем думал, что слюнтяйство и сентиментальность свойственны даже сильным
людям. На кого же в таком случае можно ориентироваться в этом мире?
Колпаков свернул за угол, травматолог швырнул на мостовую недокурен-
ную сигарету, длинно сплюнул и недоумевающе покрутил головой.
"И охота было ему тратить зря время!"
Но бородач ошибался: Колпаков ничего не делал напрасно.
В институт он пришел как всегда - за десять минут до начала работы.
Вчерашние страсти еще не улеглись: некоторые разговоры при его появлении
смолкали, сторонники Ивана Фомича демонстративно отворачивались, против-
ники - столь же демонстративно приветливо здоровались.
На кафедре еще никого не было, и Колпаков толкнул дверь соседнего ка-
бинета - заведующий любил работать утром. И точно - Дронов оказался на
месте. Он положил ручку, посмотрел внимательно, будто раздумывая, привс-
тав, протянул руку, жестом пригласил сесть напротив.
- Послушай, Геннадий, ты сам решил выступить или тебе кто-то подска-
зал?
- Кто мне мог подсказывать? - напряженно спросил Колпаков.
Шеф во многом был старомоден, и если видел в ком-то хотя бы тень не-
порядочности, такой человек переставал для него существовать. К тому же
он страдал чрезмерной мнительностью и мог заподозрить то, чего на самом
деле нет.
- Мало ли кто! Институт кишит интриганами. Вместо занятий наукой они
изощряются в склоках и сплетнях - еще бы, ведь снискать славу здесь куда
легче! Иван Фомич когда-то был крупным ученым, но, к сожалению, послед-
ние десять лет погряз в этой трясине. И стал большим мастером, да-да...
Илья Михайлович тяжело вздохнул и дунул на поверхность стола, очищая
ее от видимых только ему соринок.
- С ним никто не мог тягаться, все недруги оказывались бессильны, и
вчерашнее обсуждение тоже кончилось бы ничем... - Дронов посмотрел Кол-
