бы эта стихия не вышла из-под контроля.
На стадион Колпаков успел вовремя - только закончился первый этап от-
бора. Сумевшие пробежать десять кругов кандидаты пользовались коротким
отдыхом, чтобы прийти в себя и отдышаться.
Потом их разделили на четыре группы, и инструкторы продолжили отбор.
Приседания, подтягивание на перекладине, отжимание от земли, шпагаты,
прыжки, кульбиты.
В результате Колпаков, Окладов и Зимин записали по двадцать человек.
Габаев давал более тяжелые задания, отобрал только восьмерых.
- Ничего, потом доберу, желающие найдутся, - значительно пояснил он.
- Зато у меня будут звери, а не бойцы!
Гришка был не в своей тарелке и обиженно отводил взгляд от Колпакова.
Когда Зимин и Окладов заговорили с Геннадием о ближайших делах федера-
ции, он ядовито бросил:
- Везет же людям! С одного пьяного идиота такой навар снять! Слава,
почет, статьи в газетах, да еще зампредом федерации заделался! Нам так
не жить. Пойду поищу дурака с пулеметом!
Габаев ушел в сопровождении бородатого Кулакова, который перед этим
нещадно дрессировал новичков. У них были одинаковые приземистые фигуры,
маленькие пулевидные головы на мощных шеях, даже походки - и те одинако-
вые.
- По домам? - спросил Зимин. - Почин сделан. Хороших ребят отобрали.
А пижоны сами собой отсеялись, многие даже до кросса...
- А эти трое? - Колпаков кивнул в сторону.
- Кто их знает, с самого начала здесь сидят. Бежать не стали, может,
ждут кого-то? Фирменные мальчики, как с рекламы.
- Особенно тот увалень. Ему кондитерские изделия рекламировать, -
высказался молчаливый Окладов. - Или на лечебное голодание записываться.
Да и дружки рыхлые... Кого они могут ждать, не нас же?
Оказалось - их.
- Кто из вас Колпаков? - спросил толстяк с пумой, вышитой над левым
карманом бежевой трикотажной шведки. - Мы от Елены Борисовны. Она сказа-
ла, что вы запишете нас в секцию.
Неприятное ощущение появилось у Колпакова еще раньше, чем он сообра-
зил, что Елена Борисовна - это Лена, и вспомнил данное ей обещание. По-
том ощущение усилилось, он почувствовал раздражение, неловкость и острое
желание послать всю троицу к чертовой матери. Зимин и Окладов недоуменно
переглянулись и пошли дальше.
- Почему вас трое? Я предупрежден про двоих, - недовольно сказал Кол-
паков.
- За Сашку попросили позднее, - рассудительно пояснил толстяк. - Она
звонила, но вы уже ушли.
Наступила пауза, и чем дольше она продолжалась, тем более глупым ощу-
щал свое положение Колпаков.
- Приходите в четверг к семи в ДФК, зал номер четыре, - буркнул нако-
нец он и, отстранив толстяка, догнал товарищей. В их взглядах он прочи-
тал нескрываемое осуждение. Но и без этого Колпаков испытывал сильное
недовольство собой: поступать вопреки убеждениям было не только неэтич-
но, но и просто противно.
Впрочем, недовольство исчезло, когда он позвонил Лене и услышал в ее
голосе непривычные нотки признательности и одобрения.
- Всех троих записал? Молодец, Геночка! Ты меня очень выручил, встре-
тимся - расскажу подробно. Не сходить ли нам сегодня в ресторан? Давно
не танцевала.
Выйдя из будки телефона-автомата, Колпаков обшарил карманы и непонят-
но зачем пересчитал имеющуюся наличность. Два рубля шестьдесят копеек. В
состоянии, близком к паническому, он бросился к Гончарову, но того не
оказалось дома. До встречи оставалось полтора часа. С трудом взяв себя в
руки. Колпаков принялся решать непривычную задачу: где взять деньги?
Дома лишнего рубля отродясь не водилось, занимать у соседней было
неприятно, к тому же он не хотел, чтобы об этом узнала мать. Окладов жи-
вет один в общежитии, с трудом дотягивает до получки. Зимин экономный, у
него можно разжиться десяткой, но эта сумма не решит проблемы. А сколько
вообще нужно денег на ресторан? Жизнь поворачивалась незнакомой, а отто-
го пугающей стороной. Дронов? Ерунда... Разве что Габаев...
У Гришки деньжата имелись, но обращаться к нему не хотелось. Чашу
раздумий перевесила внезапно пришедшая мысль: одно время Габаев играл в
оркестре в "Центральном", он большой дока по части ресторанных правил, и
вместе с деньгами у него можно получить ряд полезных советов.
Гришка удивился визиту, вначале он держался холодно, не без иронии
именуя гостя "начальством". Колпакову очень хотелось уйти, но отступать
было некуда, и он без обиняков выложил свою просьбу.
После этого Гришка неожиданно изменился, стал любезным и предупреди-
тельным, охотно дал деньги, подробно проинструктировал по вопросам, ко-
торые могут возникнуть в ходе вечера, и порекомендовал идти в "Цент-
ральный", где, обратившись к метрдотелю от его, Гришки, имени. Колпаков
получит обслуживание по высшему разряду.
Спешно поблагодарив и попрощавшись. Колпаков забежал домой перео-
деться, десять минут промучился с выбором галстука, написал матери за-
писку, что вернется поздно, и минута в минуту успел к месту свидания.
Лена опоздала на четверть часа, увидев ее наряд, Колпаков ощутил себя
старомодным, простоватым и неуклюжим.
Предложение пойти в "Центральный" она отвергла с ходу, сказав, что
там собираются шпана и пьяницы, а кормят позавчерашними котлетами. Взяв
инициативу в свои руки, проворно остановила такси, привезла Геннадия к
новому высотному зданию, в первых этажах которого размещался самый ши-
карный в городе ресторан.
- В кабинку или на свет? - спросила она у старательно и успешно скры-
вающего растерянность Колпакова и, поскольку он неопределенно пожал пле-
чами, решила сама: - На свет! У меня шантанное настроение. На втором
этаже сегодня будет в самый раз. А зал выберем Голубой. Тебе нравится в
Голубом?
Колпаков кивнул, и через несколько минут они сидели за чистым, покры-
тым голубой крахмальной скатертью столиком у голубой велюровой стены.
Геннадий был в ресторане второй раз в жизни - выпускной вечер их
группа отмечала по Гришкиной протекции в "Центральном", и тогда он ниче-
го хорошего в этом времяпрепровождении не нашел. Но заказ сделал умело,
как завсегдатай: холодные закуски, фирменная вырезка, овощи, коньяк,
шампанское, нарзан, десерт. Спасибо Габаеву - ни официант, ни Лена не
распознали в нем новичка.
- Видишь человека в белом костюме? - таинственно зашептала Лена. -
Это Тофик-миллионер. Говорят, у него действительно есть миллион!
Колпаков без интереса оглядел смуглого, претенциозно одетого толстя-
ка.
- Разве это человек? Это медуза. За нашу встречу!
Настроение улучшилось. Этому способствовала праздничная обстановка
Голубого зала, не идущая ни в какое сравнение с прокуренным и пропахшим
кухней запущенным зальчиком "Центрального", учтивый официант, вылитая
впервые за семь лет рюмка коньяка, загадочная, адресованная только ему
улыбка Лены.
Она знала много тостов, правильно пользовалась столовым прибором, и,
глядя на нее, Колпаков переложил вилку в левую руку, хотя так ему было
неудобно.
После третьей рюмки у него закружилась голова, и он, перестав стес-
няться, взахлеб рассматривал свою спутницу. Широко расставленные, чуть
раскосые зеленые глаза, надменно приподнятые брови, короткий прямой нос,
большой, красиво очерченный рот. Волосы она подобрала вверх, так что бы-
ли видны длинная шея и матовые покатые плечи.
Их взгляды встретились. Три секунды, пять, десять, пятнадцать... В
такие мгновения каждый видит в глазах другого то, что хочет увидеть.
Колпаков видел клочья густого тумана над гладкой темной рекой, низкий,
заросший кустарником берег, желтое пятно палатки у крохотной бухточки.
- Мы будто в гляделки играем, Гладиатор! Давай лучше выпьем за добрые
воспоминания...
В ее голосе слышались мечтательные нотки.
Колпаков разлил коньяк.
Значит, он не ошибся. Лена тоже все помнит! Ему стало совсем тепло и
покойно.
Многозначительно звякнули рюмки.
- В Москве у меня был один поклонник - югослав из торгпредства, он
подъезжал к институту на зеленом "Вольво" - девчонки с ума сходили от
зависти - и вез обедать в Архангельское, там чудесный ресторан, и места
кругом замечательные, особенно осенью...
Колпакова будто помоями окатили. Умиротворенную расслабленность сме-
нила горькая обида. Такая, какую он испытал только несколько раз в жиз-
ни, много лет назад, тогда она тоже была связана с Леной, Алькой Гаран-
диным и его братцем.
Но за прошедшие годы он сильно изменился, стал таким, как хотел, и
уже не впадал в беспомощную растерянность, напротив - тут же пришла хо-
лодная ярость, побуждающая к ответным действиям.
Видно, на лице отразился всплеск эмоций, потому что Лена поспешно до-
бавила:
- Только не подумай ничего такого...
- Боже упаси. Я понимаю: платонические отношения, чистая и возвышен-
ная дружба.
- Что ты имеешь в виду?
Лицо Лены мгновенно превратилось в холодную маску.
- Только то, что сказал.
- Я не поняла, поясни, на что намекаешь.
В ледяном тоне презрение и вызов Она безбоязненно шла на обострение,
значит, ничуть не дорожила начинающими крепнуть отношениями и явно де-
монстрировала готовность немедленно их разорвать. Чего проще - встала и
ушла.
Геннадий вовсе не желал такого исхода и, очевидно, должен был испу-
гаться собственной дерзости, однако неправота Лены И очевидная бравада
этой неправотой привели к иному результату, то глубинное, горячее, сок-
ровенное, в чем весь вечер тонул отточенный рационализм Колпакова, его
знаменитое, ставшее притчей во яэыцех хладнокровие и умение владеть со-
бой, та засасывающая субстанция, которая поглотила все достигнутые мно-
голетним истовым служением Системе качества настоящего бойца, вдруг ос-
тыла и отвердела, и Колпаков привычно ощутил почву под ногами, выругал
себя за потерю самоконтроля, назначил искупляющее наказание - час на ку-
лаках, дополнительный холодный душ и час медитации, после чего вернулся
к действительности, особым, появляющимся лишь в напряженные мгновения
взглядом охватил ситуацию со стороны, с отвращением увидел себя пьяного,
со сбитым галстуком и растрепанными волосами, сидящую напротив красивую
женщину, хотя и утратившую окутывавший ее еще минуту назад флер возвы-
шенности и необыкновенности, но все равно привлекательную и желанную,
готовую встать и уйти навсегда.
Он рефлекторно поступил как опытный каратека, который, будучи не в
состоянии блокировать мощный удар, в последнюю минуту чуть-чуть, чтобы
не выдать себя и не тратить силы зря, подается назад или в сторону, про-
пуская бьющую поверхность в миллиметре от тела.
- Какие намеки? Просто я вспомнил другое - вечернюю зорьку на безлюд-
ном острове, костер, полное отсутствие клева, яркую желтую палатку,
дождь, сырость и неустроенность, опоздавшую лодку, последнюю случайно
найденную в холодной золе картофелину, серый пасмурный день, холод,
скандал дома... Тогда я и подумать не мог, что это был самый счастливый
в жизни день... Помнишь, как я грел тебе ноги?
Лицо Лены смягчилось.
- Помню. - Она положила мягкую ладонь на разбитую кисть Колпакова. -
Но ведь это было давно, Генчик, так давно - в детстве.
Ответный порыв и забытое обращение разом все изменили, превратив рас-
четливо подобранную фразу в искренний всплеск дорогих воспоминаний, а
красивую своенравную спутницу в единственную и неповторимую горько-бо-
лезненную любовь.
Но в это время весельчак в элегантном темносинем блейзере и залитых
вином белых брюках затеял приглашать Лену танцевать, с пьяной назойли-
востью не принимал вежливые отказы и увещевания.
Молча наблюдавший несколько минут за развитием событий Колпаков нако-
нец встал, засунул незадачливому кавалеру палец под ребро и, приподняв,
как мясники вздергивают на крючке тушу барана, отбуксировал к столику,
вежливо поздоровался с двумя его товарищами и разогнул палец. Бывший ве-
