гент" - умственно отсталых, детей с пороками развития, явных хулиганов
разбросали по другим домам... А к нам прибыл...
Директриса наклонила голову и поверх очков в упор взглянула на собе-
седника.
- А к нам прибыл Сережа Лапин. Направление у него было выписано как у
всех - областным отделом народного образования. Только обычно документы
собираются в районе и проходят по инстанциям: город, область, а здесь
исходящим явилось письмо, подписанное министром просвещения. Лично ми-
нистром! Ни до этого, ни после я никогда не встречалась с такими фактами
и никогда не слышала о них!
- Вы хотите сказать, что все это из-за меня?!
Мария Петровна пожала плечами.
- Если из-за кого-то другого, то нам об этом другом ничего не извест-
но. Только в твоем личном деле имелось письмо министра, только тебя ку-
рировал сотрудник КГБ, только на твой счет давались строгие инструкции и
распоряжения.
- Какие распоряжения? - В голове у Лапина звенело, он был ошарашен
услышанным.
- Постоянно наблюдать за тобой, личное дело хранить отдельно от ос-
тальных в моем сейфе и никому не показывать, если кто-то станет расспра-
шивать о тебе, немедленно звонить Алексею Ивановичу, он даже дал кругло-
суточный телефон...
В голове звенело все сильнее. Лапин стиснул виски ладонями.
- Этого не может быть! Просто не может быть? Я же всю жизнь был никем
- серой лошадкой, обо мне никто и никогда не заботился, мне никогда и
никто не помогал! Все, что вы рассказали, - просто сказка! И относится
она к кому-то другому! Вы перепутали... Вы что-то перепутали...
Мария Петровна сняла очки и принялась кружевным платочком протирать
стекла. Руки ее чуть заметно дрожали.
- Что тут путать. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый год, пятилетний
мальчик, воспитанный, с хорошими манерами, только какой-то заторможенный
- может, от смены обстановки... Потом это прошло. Да, еще тебе снились
странные сны, во сне ты иногда разговаривал по-английски, потом это тоже
прошло. Но у тебя были явные способности к языкам...
Черт! Тонька тоже говорила, что он ночами говорит не по-русски. Осо-
бенно в первые месяцы после аварии... Йены...
- Это все, что я знаю, - подвела итог Мария Петровна. - То, что виде-
ла собственными глазами. Все остальное - догадки и предположения, твоя
история давала им благодатную почву - каких только сплетен не ходило...
Но потом одну нянечку пришлось уволить за длинный язык, и болтовня поу-
тихла...
- Может, из-за родителей? - Он вскинул глаза.
- Не знаю. Никаких сведений о родителях в личном деле не было. Ни од-
ной буквы.
- А можно мне посмотреть дело?
- Дело? - Внимательный взгляд Марии Петровны был недоверчив и печа-
лен. - Дело забрали, как только ты поступил в техникум. Разве ты этого
не знаешь?
- Мария Петровна, честное слово, я ничего не знаю! - Для большей иск-
ренности он даже приложил руки к груди. - Я не знаю, за кого вы меня
принимаете, я простой работяга, я всю жизнь тянул лямку, в последнее
время вообще нищенствую!
- Ты не похож на нищего.
- Ах да, я сегодня уволился... Я поступаю в банк... Мне выдали аванс,
нет, я получил деньги за старую работу и приоделся... И...
Он вконец запутался. Звон в голове не проходил.
- Нет, Сережа, ты очень непростой человек. Очень непростой! И я не
хочу никаких неприятностей. Я не давала к ним никакого повода. Если меня
использовали, как пешку в большой игре, то я не имею понятия о смысле
этой игры. И не имею ни малейшего желания в нее вникать.
- Ну как вас убедить...
Машинально Лапин обшарил карманы нового костюма, нащупал и вынул
свернутый отрезок экранированного кабеля, долго рассматривал и не мог
понять, что это такое, потом извлек пачку денег, сверху лежали две сто-
долларовые бумажки, создавая впечатление, будто вся его наличность сос-
тоит из такой валюты, наконец достал потрепанную трудовую книжку и воз-
бужденно шлепнул на стол, рядом с очками.
- Посмотрите! Обязательно посмотрите! Вы сразу поймете, что я говорю
правду! Это официальный документ...
Мария Петровна усмехнулась, но все же пролистнула страницы.
- Благодарность за рационализаторское предложение, грамота за добро-
совестный труд, награжден знаком "Ударник коммунистического труда"...
Все правильно, молодец. Но чего вы хотите от меня?
- Кто "вы"?
- Не надо ловить меня на слове, оставь эти штучки... Чего ты хочешь
от меня?
- Ничего! Я просто зашел повидаться... Совершенно случайно...
- Случайно? - Директриса протянула книжку обратно. - Что мне надо
сделать? Уволиться? До пенсии еще три года, но я уволюсь... Уехать из
города? У меня семья, дети, внуки... Но я уеду! Или... Или этого мало?
Что случилось, почему вы взялись за меня через столько лет?!
Голос у Марии Петровны дрожал, лицо покрылось красными пятнами, в
глазах появились слезы. Она была явно напугана.
- Успокойтесь, Мария Петровна, прошу вас, успокойтесь... Вам ничего
не угрожает, и я не представляю для вас никакой опасности... Честное
слово!
Директриса зарыдала.
- Я боялась допустить ошибку тогда, целых десять лет жила в напряже-
нии, но потом все закончилось, прошло девятнадцать лет, я уже забыла и
Алексея Ивановича, и тебя, я действительно все забыла! И вдруг приезжает
этот человек из Москвы со своими расспросами, через полгода появляешься
ты... Это случайности?! Или вы проверяете меня, чтобы решить, что со
мной делать? Но никаких новых инструкций у меня нет! Ведь это раньше я
должна была сообщать о проявленном к тебе интересе! Правильно ведь? Ты
ушел от нас девятнадцать лет назад, разве я все еще в ответе за тебя? Я,
конечно, поняла, что это проверка, и позвонила, но никакого Алексея Ива-
новича там уже нет, что я должна была делать дальше? Ну что?!
Звон в голове прошел, осталось только немое дрожание, как в колоколе,
когда язык уже остановлен.
- Давно у вас эта ручка?
- Что?!
- Ах да... - Лапин потер виски. - Меня никто не мог искать! - твердо
сказал он. - И из Москвы никто приезжать не мог!
Директриса вытерла тем же платочком глаза, сдавила пальцами переноси-
цу, останавливая слезы. Потом тяжело поднялась, отперла сейф, почти сра-
зу отыскала то, что хотела, и протянула Лапину твердый глянцевый прямоу-
гольник визитной карточки.
"Бачурин Евгений Петрович", - прочел он ничего не говорящую ему фами-
лию. Ни должности, ни учреждения, только пять номеров телефона, возле
каждого в скобочках дополнение: "служ.", "дом.", "деж.", "моб.", "факс".
- Как видишь, это мне не приснилось, - сухо проговорила женщина. - Он
сказал позвонить, если мне станет что-нибудь о тебе известно. Теперь ты
пришел, и вы пронаблюдаете - позвоню я или нет. Так? И что потом? Как я
должна поступать?
Новый, сегодняшний, Лапин сунул карточку в карман.
- Можете жить спокойно. Вас никто не испытывает. Я сам позвоню и уз-
наю, что он хочет. Кстати, у вас далеко телефон Алексея Ивановича?
Мария Петровна порылась в настольном календаре, вырвала страницу с
криво написанным номером. Лапин сунул ее вслед за карточкой.
Дверь в кабинет распахнулась, девушка в белом халате внесла поднос с
чайником, стаканами и вазочкой печенья.
- Извините, что долго, пока нашли хороший чай и заварили как следу-
ет... - следом влетела Тамара Ивановна. - Не поить же гостя обычным
брандахлыстом...
Наткнувшись взглядом на заплаканное лицо начальницы, она осеклась.
- Я там, внизу, если что, позвоните... - быстро проговорила Тамара
Ивановна и исчезла. Девушка поставила поднос на приставной столик и тоже
вышла. Лапину очень хотелось пить, но обстановка для чаепития была не-
подходящей.
- Спасибо, я пойду... - Он поднялся, набросил дубленку. - А как фами-
лия Алексея Ивановича?
Мария Петровна пожала плечами. Лицо у нее было совершенно опустошен-
ным.
- Впрочем, любая фамилия, как и имя-отчество, могут быть просто псев-
донимами, - вслух подумал он. - Даже если они напечатаны на визитной
карточке.
- Для простого работяги вы неплохо разбираетесь в подобных вещах, -
горько усмехнулась женщина. - И словарный запас побогаче, чем у заводс-
кого парня...
- Почему-то пришло в голову, - невнятно пробормотал Лапин. - До сви-
дания.
- Не знаю, имела ли я право давать вам эти телефоны... Но ведь у меня
нет абсолютно никаких инструкций. Как действовать, кого слушать... -
мертвенным тоном сказала Мария Петровна. - Но передайте там, у себя, что
я ничего не знаю и не представляю никакой опасности.
- Давно у вас эта ручка? Я мог ее помнить?
- Ты что, издеваешься?
- До свидания, - повторил Сергей и вышел в широкий, со стертым парке-
том коридор.
Несколько кварталов Лапин шел на автопилоте, машинально переставляя
ноги и пытаясь переварить неожиданную информацию. Ему казалось, что он
вышел из душного прокуренного кинотеатра после длинного, двухсерийного
сеанса, когда одуревший от духоты, дыма и впечатлений мозг еще не разоб-
рался, где проходит грань между фильмом и жизнью. Так с ним случалось в
детстве, которое, оказывается, окутывал ореол большой и строгой тайны.
Была ли тайна в действительности? В отличие от других детей он никогда
не задумывался о родителях, приняв сиротское положение как данность, но
к дяде Леше его тянуло, он расспрашивал того о доме и семье и мечтал,
что когда-нибудь попадет к нему в гости, а может, чем черт не шутит, дя-
дя Леша его и усыновит. О таких чудесных случаях в детдоме ходило много
баек.
Если рассказанное Марией Петровной - правда, значит, все дело в роди-
телях: ведь каждому ясно, что обычный пятилетний мальчик не может отли-
чаться от других детей настолько, чтобы вокруг него наверчивали столько
событий. Но если были родители и он жил с ними до пяти лет, то почему в
памяти ничего не осталось? Вон Вовка Игонин попал в детдом трехлетним, а
вспоминал, как мать однажды накормила его мандаринами и как отец бил ее
длинным красным ножом...
Хотелось пить, да и голод давал о себе знать, напоминая, что есть на-
до несколько раз в день. Он выкарабкался из мешанины кинематографических
впечатлений в реальность и осмотрелся. Было семнадцать часов, сгустились
сумерки, он двигался по проспекту Маркса к Богатому спуску, ярко свети-
лись витрины, сновали озабоченные, оживленные, самодовольные и просто
довольные люди, словом, все было как вчера. И совсем по-другому. Этот
день был долгим как год, а может, как целая жизнь.
Совсем близко неоновые буквы складывались в многообещающее название
"Маленький Париж". Года полтора назад, проходя мимо. Лапин ощутил тонкий
аромат хорошего кофе и как загипнотизированный забрел внутрь. Там рабо-
тали два молодых армянина - беженцы то ли из Баку, то ли из Еревана.
Ашот варил настоящий кофе в песке, и его запах будоражил все существо
Лапина, будил какие-то глубоко скрытые воспоминания, вызывал волнение и
тревогу, но эти волнение и тревога притягивали с неотвратимой силой. Он
наскреб пять тысяч на крохотную чашку и, забившись в угол, смаковал гус-
той горьковатый напиток, отрешившись от гнусностей окружающей жизни и
перейдя в состояние блаженной прострации. Наверное, так убегает от
действительности курильщик опиума. И потом еще несколько часов, пока
сохранялись во рту тонкие вкусовые оттенки, он испытывал прилив бодрости
и хорошего настроения.
С тех пор, как только удавалось выкроить деньги, Лапин нырял в уютный
полумрак и наслаждался чашкой кофе, а если получалось, то и рюмкой вли-
того в черную жидкость коньяка. Выходящим отсюда его однажды застукал
Кружок, и он имел глупость рассказать про кофе и коньяк, после чего по
Богатяновке пошла гулять история об очередной выходке Чокнутого, и
Тонька, конечно же, узнала и закатила грандиозный скандал, но все это не
отбило порочной тяги к шикарной жизни.
