ром психической ненормальности Чокнутого, одним из тех чудачеств, кото-
рые и обусловили обидное прозвище. Но именно приятный аромат пощипываю-
щего кожу парфюма и послужил завершающим штрихом магазинных хлопот, на-
полнив душу Лапина давно забытым чувством удовлетворения и комфорта.
После всех трат у него оставалось миллион триста тысяч рублей и двес-
ти долларов. Новая одежда, деньги в кармане, покровительство столь влия-
тельного человека, как Пал Палыч Терещенко, и радужные перспективы на
самое ближайшее будущее сделали Сергея совершенно другим человеком: бод-
рым, уверенным в себе и энергичным. Причем казалось, что это и есть его
обычное состояние, а униженное и полунищенское существование, которое он
вел в последнее время, - просто досадная случайность, темная полоса жиз-
ни.
Он распрямил спину и ощутил силу в мышцах, он улыбался и заговаривал
с девушками, а те улыбались в ответ, он подставлял ветру лицо, с удо-
вольствием ощущая, как секущие кожу снежинки массируют щеки и взбадрива-
ют кровь. Он уверенно стоял на ногах и не оскальзывался на мокрой снеж-
ной корке, может, из-за новой подошвы, а скорее от нового мироощущения.
Эта обновленность требовала оценки других людей, ибо человек устроен
так, что утверждается через суждения окружающих, в первую очередь тех,
чьим мнением он дорожит. "Референтная группа", - выплыли из глубин соз-
нания мудреные слова, но он почему-то знал, что они означают. Остро хо-
телось показаться в новом облике тому, кто сумеет понять и оценить суть
происшедших с ним изменений. Но кому? Кузьмичу, Петрухе, Кружку или еще
комунибудь из богатяновских? Исключено - те сразу же потребуют обмыть
обновки, а потом начнут клянчить в долг и, наливаясь тяжелой пьяной зло-
бой, завидовать Чокнутому, которому так незаслуженно повезло. Заводским?
Он ни с кем близко не сходился, да и разметала нынешняя жизнь, словно
центрифуга, всех по разным щелям да углам. Техникумовским? До армии он
дружил с Витькой Косенко и Вадиком Ефимовым, но после возвращения в Ти-
ходонск отношений с ними не восстановил, недавно встретил Ефимова на
улице, сначала не узнал, а потом оказалось, что и говорить особенно не о
чем. Помнишь Степку? Женился на Светке. Помнишь Ваньку? Развелся с
Катькой. Помнишь Сергея Длинного? Главный инженер на "Электроаппарате".
Что толку обсуждать чужие жизни? Тем более что вспоминать все ему прихо-
дится с трудом, словно вытягиваешь прошлое из трясины. Да и смотрят как
на дурака - слухи-то разошлись про аварию да про психушку...
Но ноги шли сами - мимо каменных львов, дремлющих уже почти век у ни-
когда не работающего фонтана, мимо остатков древней крепостной стены, с
которой и зародился город, по заледенелой старинной брусчатке Среднего
спуска, которая ничуть не стерлась за последние двадцать лет... Тогда
львы казались совсем огромными и живыми, только заколдованными злым вол-
шебником, в развалинах башни мерещились клады, и сколько планов кладоис-
кательских экспедиций обсуждалось по ночам в большой и неуютной спальне
на двадцать кроватей...
Между параллелями древних, застроенных дряхлыми домишками улочек при-
таился небольшой, но уютный парк, в глубине которого стоял бывший особ-
няк табачного фабриканта Асмолова, сменивший после революции много хозя-
ев и ставший в конце концов детским домом номер семь областного отдела
народного образования.
Аллею высоченных тополей, оказывается, вырубили, новые поколения вос-
питанников уже не смогут на спор самоутверждаться: кто выше влезет... А
особняк кажется не таким большим, как раньше, и очень ветхим, и гуляющие
во дворе пацаны в одинаковых бесформенных куртках навевают тяжелые мысли
о печальной сиротской доле...
В газетах много писали о безобразиях в детских домах: воровстве, жес-
токости персонала и даже растлении воспитанников, но Сергей ничего тако-
го не помнил. Дядя Леша приходил часто, примерно раз в неделю, и каждый
раз спрашивал - не обижает ли кто, как кормят, как относятся воспитате-
ли. Всегда заходил к директору и завучу, и те, похоже, его боялись. Сер-
гей чувствовал ореол защищенности - если старшие пацаны затевали ка-
кую-нибудь гадость, стоило только пообещать: я дяде Леше расскажу, и они
немедленно давали задний ход...
В вестибюле гомонили дети, у двери сидела седая тетенька - вахтер.
Лапин смотрел на нее, вспоминая, и не мог вспомнить, а она безошибочно
распознала его взгляд и тоже всматривалась и тоже не узнавала.
- Вы из нашенских?
Сергей кивнул. У него почему-то перехватило горло.
- Когда выпускались?
- В семьдесят восьмом. - Голос был хриплым, он откашлялся и повторил
уже тверже: - В семьдесят восьмом.
Круглое лицо женщины оживилось. Она вовсе не была пожилой, как каза-
лось на первый взгляд, просто много морщин и жизненная усталость.
- Тогда я тебя должна знать. Как фамилия?
- Лапин.
- Лапин?! Сережа? - Женщина оживленно вскочила. - А я Тамара Иванов-
на, не вспоминаешь?
Он медленно покачал головой. Каждый год выпускались от тридцати до
сорока воспитанников, и то, что через девятнадцать лет эта битая жизнью
женщина вспомнила его имя, казалось чрезвычайно странным.
- Я медсестрой работала, потом кастеляншей, а при тебе уже на личных
делах сидела... У меня еще коса была... Ну, вспомнил? Алексей Иванович
ко мне всегда заглядывал, один раз втроем на катере катались!
- Вспомнил! Сейчас вспомнил... - Волнение женщины передалось ему, и
он отчетливо увидел ласковый осенний день, прогулочный катер и молодую
смешливую девушку, которую отчаянно ревновал к дяде Леше и которая пор-
тила всю прогулку. Он надулся, и дядя Леша не мог понять почему, но не
особо пытался это выяснить, так как все внимание уделял этой противной
тетке.
- Мария Петровна у себя, пойдем я тебя отведу. - Тамара Ивановна пой-
мала за шиворот пробегающего мимо раскрасневшегося мальчишку: - Сядь на
мое место, Петров, и никого без сменки не пропускай, я сейчас вернусь...
Директрису он помнил, а может, это была ложная память, ибо, если
строгая женщина сидит в кабинете директора в директорском кресле, то
значит, она и есть Марья Петровна.
- Это Сережа Лапин! - радостно крикнула с порога Тамара Ивановна, как
будто привела долгожданного родственника или дорогого гостя. Сергей по-
думал, что вряд ли здесь так встречают каждого бывшего выпускника.
- Лапин?! - вскинулась Мария Петровна. - Не может быть!
Конечно, на улице он бы ее не узнал. Когда-то худенькая и юркая, по-
хожая на птичку, с черными волосами, вечно стянутыми в пучок на затылке,
сейчас она приобрела директорскую внешность: дородную фигуру, монумен-
тальную уверенность и властность осанки. Но сейчас директриса явно рас-
терялась, как будто перед ней внезапно появился строгий ревизор.
- Он это, Марь Петровна, он, - суматошно замахала руками бывшая де-
вушка с косой.
Растерявшаяся на миг женщина взяла себя в руки и вновь превратилась в
директора государственного учреждения. Она поднялась, степенно обошла
вокруг стола, со значительностью протянула руку.
- Здравствуйте, Сергей Иванович! - Мелкие черты маскировались больши-
ми модными очками, волосы, как у многих руководящих дам, обесцвечены пе-
рекисью водорода, начесаны и покрыты лаком. - Какими судьбами? Решили
проведать Тиходонск? Или специально к нам?
Лапин удивился. Казалось, это происходит с кемто другим, а он просто
наблюдатель, сидящий внутри этого другого и выглядывающий наружу через
чужие глазницы. Раньше такое странное чувство у него возникало нередко,
но в последние годы почти не повторялось.
- Почему так официально? - промямлил, он. - И откуда вы помните мое
имя, а тем более отчество?
Мария Петровна принужденно улыбнулась.
- Ну как мы можем вас... тебя не помнить? Что случилось? Чему мы, так
сказать, обязаны столь неожиданным приездом?
- Да ничего не случилось... Я здесь уже почти пять лет... Просто не
мог собраться...
На самом деле ему никогда не приходило в голову пройтись по местам
своего детства и юности. Сегодняшний порыв был неожиданным и нехарактер-
ным для него, как, впрочем, и все остальное, произошедшее сегодня.
- Пять лет? - Женщины переглянулись. - И чем же ты занимаешься?
- Работал на заводе, где и раньше. Сегодня уволился.
- На заводе? - Они вновь переглянулись. - Мы думали, ты работаешь там
же, где Алексей Иванович.
- А где работал Алексей Иванович?
- Значит, на заводе... Это хорошо. У нас всякий труд почетен, - при-
вычно перешла на казенные обороты Мария Петровна, но тут же почувствова-
ла нелепость тона и осеклась.
- А к нам по какому делу? - Директриса держалась скованно. Вчерашний
Лапин не обратил бы на это внимания, но сегодняшний заметил и владеющее
женщиной напряжение, и то, что она не верит ни одному его слову.
- Не знаю, - честно ответил он. - Ноги сами привели.
- Это хорошо, - сказала Мария Петровна и, чуть помедлив, добавила: -
Садись, сейчас чаю выпьем, поговорим... Тамара, скажи там, чтобы принес-
ли чаю с бутербродами...
- Я не голоден, - поспешно сказал Лапин, который вдруг вспомнил, что
гостей и проверяющих кормили всегда из детского пайка.
- Тогда без бутербродов, - поправилась директор. И построжавшим голо-
сом добавила: - А сама посиди на вахте, а то там такого натворят...
Когда дверь закрылась, она нервно поправила очки, переложила с места
на место толстую четырехцветную ручку. Неизвестно почему, ручка вдруг
приковала внимание Лапина.
- Надеюсь, к нам претензий нет? Мы сделали все, что положено, и вы-
полнили все предписания...
- Никаких претензий! Самые лучшие воспоминания. Когда сейчас читаешь
про безобразия в детских домах, даже не верится... Видно, мне повезло...
- Повезло? - саркастически переспросила Мария Петровна. - Действи-
тельно... Только не вам, а нашему дому. Детям. Персоналу. В частности, и
мне.
- Как это? - не понял Сергей.
- Сейчас расскажу... - Директриса положила перед собой руки, сцепив
пальцы замком, словно сдерживая внутреннюю дрожь. - Я пришла сюда в
шестьдесят седьмом году после педучилища, методистом. Директором был Се-
мен Иванович Легостаев, заслуженный учитель РСФСР, участник войны, вся
грудь в орденах и медалях. К тому же районный активист - член райкома,
райисполкома, непременный участник всяких конференций... В учреждении он
установил собственный культ личности и диктатуру своих приближенных. Де-
вочки постоянно жаловались, что завуч Кривулин лазит к ним в трусики,
завхоз Болотин открыто разворовывал все что попадало под руку, детей би-
ли... Все жалобы глохли на районном уровне - авторитет Легостаева был
непоколебим. Я по молодости ввязалась в борьбу за справедливость и ока-
залась на грани увольнения с волчьим билетом...
Мария Петровна несколько раз глубоко вздохнула.
- И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, создается автори-
тетная комиссия, которая подтверждает все факты злоупотреблений! Защит-
ники Легостаева вмиг поджимают хвосты: проходит слух, что за всем этим
стоит КГБ... И вот итог: Легостаев исключен из партии, снят с работы,
Кривулин осужден на три года, Болотин на пять, еще несколько человек
уволены. А меня вызывают в райком партии и предлагают должность директо-
ра. Обещают устроить в пединститут и оказать любую поддержку, но с одним
условием: обеспечить в учреждении настоящий порядок. По закону и по со-
вести. Так и сказали: пусть в городе будет один образцовый детдом, при-
чем не снаружи, для проверяющих, а изнутри - для детей...
Сергей почесал в затылке.
- А что же такое случилось?
- Сейчас, сейчас, - Мария Петровна покивала и подняла ладонь, давая
понять, что переходит к самому интересному. - Сделали ремонт, "укрепи-
ли", как тогда принято было говорить, персонал, перетасовали "контин-
