но, почему он уволился и приехал сюда, но 2 сентября 1991 года его по-
добрали на привокзальной площади и доставили в психиатрическую лечебни-
цу, там он пролежал полтора месяца и до Нового года долечивался в невро-
логическом санатории.
"10 января 1992 года зачислен на должность регулировщика пятого раз-
ряда в цех N 2 ПО "Электроника".
"7 февраля 1997 года уволен по собственному желанию".
Лапин захлопнул книжку, одним глотком допил остывший кофе. Никаких
тайн он для себя не открыл. И все же... Никогда раньше он не задумывался
о прошлом и не пытался ничего вспомнить. Как будто тяжело контуженный и
заторможенный бедолага, живущий одним сегодняшним днем. Интерес к
собственной жизни - верный признак выздоровления!
Заплатив за обед двести пятьдесят тысяч, Сергей вышел на улицу. Не
торопясь прогулялся по центральному проспекту, уверенно вошел в сверкаю-
щий огнями магазинчик "Европа А", предлагающий посетителям лучшие про-
дукты из европейских стран, где оставил еще две сотни взамен увесистого
фирменного кулька с придирчиво выбранными отборными деликатесами. На уг-
лу Богатого спуска купил в цветочном киоске красиво упакованную в короб-
ку орхидею за пятьдесят тысяч - последний штрих к сегодняшнему праздни-
ку.
Он тратил деньги легко, не считая, сколько осталось, как будто имел
давнюю привычку жить на широкую ногу. На самом деле он знал, что завтра
получит еще три миллиона, а дальше пойдет постоянная высокая зарплата
"Тихпромбанка", следовательно, нечего жаться и считать каждую копейку.
Среди его приятелей и знакомых не было ни одного, кто согласился бы с
таким подходом к проблеме. Походя истратить два "лимона" за день на вся-
кую ерунду - по богатяновским меркам, не просто недопустимое тран-
жирство, но тягчайшее семейное преступление.
Одно дело - купить на эти деньги машину-развалюху, подлатать и ис-
пользовать для повседневного заработка: таксовать в утренние и вечерние
часы, доставлять с автовокзала на рынок селян с тяжелыми мешками картош-
ки, клеенчатыми сумками с куриными и утиными тушками и огромными корзи-
нами, набитыми доверху фруктами, или, сняв сиденья, возить с бахчи дыни
и арбузы, которые жинка может продавать на набережной пассажирам больших
круизных теплоходов... Или завезти дрова и уголь на зиму, восстановить
обрушившийся угол дома, провести в квартиру воду или газ... Это полезное
вложение капитала, которое заслуживает всякого одобрения. А совсем дру-
гое - выкинуть нежданно свалившееся богатство на шмотки и жратву... Да
еще совершенно непривычную и неправдоподобно дорогую жратву... Не говоря
уже об орхидее за полтинник. На такое способен только Чокнутый.
Но сам Лапин не испытывал ни сомнений, ни угрызений совести. У него
были деньги, и он считал, что истратил их наилучшим образом. В приподня-
том настроении он спускался в чрево Богатяновки, надеясь устроить празд-
ник своей озлобленной жизнью семье.
Чебуречная Акопа уже закрылась, что показалось странным: обычно он
работал допоздна. По трамвайной линии с противным лязгом прогрохотали
вагоны, и ряска на пробитой вчера жесткой корке на эмоциональном слое
сознания чуть всколыхнулась. Значит, пробоина не затянулась наглухо...
Сейчас Сергею казалось, что в секунды смертельного страха он рассмотрел
что-то в открывшейся бреши, но вот что именно, вспомнить не мог.
Из темного проулка выплеснулся визгливый гогот, Лапин вгляделся в
смутно вырисовывающиеся раскоряченные фигуры, окруженные вишневыми
огоньками цигарок, вслушался в молодые голоса, виртуозно вплетающие ма-
терщину в самые обыденные фразы.
- Димка, иди сюда! - властно позвал он. Наступила настороженная тиши-
на.
- Кто это там... - Раскачивающаяся тень с маленькой, как у динозаври-
ка, головой неохотно двинулась ему навстречу.
- Ты-ы-ы?! - изумился пацан, подойдя поближе, и, обернувшись, крикнул
своим: - Все нормаль, это пахан!
Напряжение мгновенно разрядилось, раздалось веселое шушуканье.
- Привет, Чокнутый! - звонко выкрикнул ктото, и остальные довольно
зареготали.
- Ничего себе, прикинулся! - изумился Димка. - Магазин бомбанул?
- Держи, - Лапин сунул ему тяжелый пакет с красочной надписью "Европа
А" и, роясь в карманах, направился к единственному фонарю на углу Ману-
фактурного.
- Что здесь? - Пацан бесцеремонно засунул руку внутрь, перебирая ко-
робки, баночки, пакеты. Единственное, что оказалось ему знакомым, - уз-
кое горлышко бутылки. - О, бухло и хавка! Ну ты даешь! Где ж ты так на-
косил?
- Пойдем домой. За ужином расскажу...
Лапин вынул деньги - чуть больше миллиона пятидесятитысячными купюра-
ми - двадцать пять новеньких хрустящих бумажек, сложенных вдвое и обер-
нутых двумя стодолларовыми билетами.
- Ого... - У пацана отвисла челюсть.
Небрежно отделив кредитку с портретом Бенджамина Франклина, Лапин
протянул пасынку:
- Держи. Мы в расчете.
- Так это ты с Рубеном был? - прошептал Димка и быстро огляделся. -
Ух ты... Ну крутизна! Весь город на ушах стоит!
- Хватит болтать. Пошли домой.
Димка протянул пакет обратно.
- Я сейчас, ладно? Ну через часик, пока вы все соберете? Хорошо?
Сейчас он являлся образцом послушного и почтительного сына.
- Ладно. И скажи своим приятелям - за Чокнутого буду яйца отрывать!
Кивнув, Димка исчез в темноте. Лапин пошел к дому, держась посередине
проулка: здесь лед был посыпан печной золой. Свет в окне горел, он нес-
колько раз стукнул в стекло, скрипнула щеколда. Обновленный Лапин, выс-
тавив перед собой коробку с орхидеей, зашел в квартиру, в которой прожил
почти пять лет. Предвкушая произведенный эффект, он чуть заметно улыбал-
ся.
- Где ты шлялся, бездельник! - Это был не вопрос, а вводная фраза.
Антонина стояла в характерной позе - уперев руки в бока и наклонившись
вперед. Короткий домашний халатик с выцветшим рисунком давно стал ей
мал, сквозь прорехи между пуговицами проглядывало розовое, будто распа-
ренное, тело. Мощные ноги расставлены, босые ступни стоят в луже воды,
рядом ведро с тряпкой. Значит, в очередной раз прорвало трубу... Выстав-
ленная вперед орхидея и приготовленная улыбка показались сейчас до край-
ности глупыми и неуместными.
- Все равно не работаешь, сидел бы дома, хоть аварийку бы вызвал... -
по инерции продолжала она, но с каждым словом сбавляла обороты, понемно-
гу осознавая картину произошедших с Лапиным превращений. - Откуда у тебя
это?
Усиливая эффект, Сергей поставил на пол коробку с цветком, приткнул в
угол пакет и разделся. Антонина смотрела гипнотизирующим взглядом, на
потном лице медленно проступала ужасная догадка.
- Так ты получил деньги?! - свистящим шепотом спросила она. - Ах ско-
тина!!!
Широкая ступня расплющила красивую коробочку вместе с орхидеей,
взметнувшаяся тряпка, плюясь грязными брызгами, как кистень, описала по-
лукруг и смачно шлепнула по светящейся физиономии обновленного Лапина,
обвилась вокруг затылка, мазнула по другой щеке, обдирая ухо, рванулась
назад.
- Мы каждый рубль считаем, я на этом долбаном рынке как проклятая
горбатюсь, а эта чокнутая скотина миллионы на себя изводит! Со своей
кислой рожей хочет красавчиком стать!
Ругань не затрагивала чувств Сергея, он ошеломленно смотрел на заля-
панный костюм и сорочку, чувствуя, как накатывает волна неукротимой
ярости. На Богатяновке разбитый в драке нос считается гораздо меньшим
грехом, чем разорванная рубашка, а испорченный новый костюм является
достаточным поводом для ножевого удара...
- Я тебе покажу, гад проклятый!
Тряпка описала второй полукруг, но Лапин подставил левую руку, шагнул
вперед и основанием напряженной ладони ткнул Тоньку под подбородок.
Растрепанная голова откинулась, орудие расправы выпало из бессильно раз-
жавшегося кулака, женщину поволокло назад, и, если бы Лапин не схватил
ее за ворот халата, она бы опрокинулась навзничь. Старая ткань треснула,
запрыгали по некрашеным доскам отлетевшие пуговицы, полы халата распах-
нулись, вывалились наружу конические, шестого размера, груди, открылись
массивные бедра, перехваченные грубыми трикотажными трусами линялого
бледно-синего цвета. На упругих еще молочных железах отчетливо виднелись
багровые пятна.
- Что это, сука?! - страшным голосом спросил Лапин. В памяти всплыли
слова Мелешина, на которые утром он не обратил внимания. - Значит, ты и
вправду блядуешь по-черному?!
Антонина была побеждена. Только что святое право избить транжиру-со-
жителя придавало ей силы, но уличение в блядстве - наиболее тяжком
бабьем грехе - полностью изменяло ситуацию, делало ее совершенно бесп-
равной и обрекало на самые страшные кары. За это вполне можно было поп-
латиться жизнью.
Вывернувшись и оставив разорванный халат в руках Сергея, она стремг-
лав бросилась в комнату. Вид полуголой, в страхе убегающей и не имеющей
шансов убежать бабы затронул глубоко скрытые в сознании темные инстинк-
ты, машинально сунув руку в карман, Сергей бросился следом, перед глаза-
ми маячили крупные, обтянутые линялым синим треугольником ягодицы, око-
рока, "корма", жопа - как выразился Мелешин. Он драл ее в подсобке, там
можно только раком, вся корма - как на ладони... Под руку попался свер-
нутый отрезок КЭО-3, Лапин взмахнул им как хлыстом - я-я-сь! В восемнад-
цатиметровой квартирке не разбегаешься, Тонька наскочила на кровать,
шумно упала, звякнув, выкатилась откуда-то бутылка из-под шампанского.
Серебряный шнурок с оттяжкой врезал по мокрой спине, казалось, пот брыз-
нул по обе стороны от вмиг набухшей красным полоски.
- Расскажи, сука, как тебя Мелешин в подсобке е... как директор рынка
засовывал, с кем шампанское пила да что потом делала!
- Я-я-я-сь! Я-я-я-сь! Я-я-я-сь! Я-я-я-сь! - Тонькина спина покрыва-
лась то скрещивающимися, то пересекающимися рубцами, Лапин сместил при-
цел на более виноватую часть тела, но ту защищали трусы, и он свободной
рукой дернул толстый трикотаж вниз, стянув почти до колен.
- Я-я-я-сь! Я-я-я-сь! Я-я-я-сь! Я-я-я-сь! - Теперь рубцами покрыва-
лись могучие окорока, сжимающиеся при каждом взмахе шнурка.
- Пусти, не надо, хватит, - стала подвывать Тонька, сначала тихо, по-
том все громче и громче. - Я не по своей воле, жизнь заставляет...
- Ах ты сука! - Оправдания только разъярили Сергея. - Заставляют те-
бя!!
Серебряная змейка замелькала еще чаще. Тонька замолчала и только мо-
нотонно скулила, дергаясь всем телом в такт ударам.
Между тем беспомощность распластавшейся поперек кровати бабы, ее
собственные признания в грязном распутстве, мозолящая глаза нещадно ис-
полосованная, но соблазнительно-чувствительная голая жопа и цинично спу-
щенные до колен трусы, окончательно выпустили темные инстинкты из глубин
подсознания. Бросив универсальный КЭО-3 на пол, Лапин расстегнул ремень
и снял брюки вместе с трусами и ботинками. Он постился уже несколько не-
дель, и сейчас соответствующий орган твердостью и расположением напоми-
нал тактическую ракету на позиции перед запуском. Затихшая Тонька насто-
роженно прислушивалась и, судя по всему, понимала, куда клонится дело,
потому что, когда Сергей скомандовал: "Перевернись! ", она, постанывая,
не просто перекатилась на спину, но и развела согнутые в коленях ноги,
так что большие волосатые складки разомкнулись, приглашающе открывая ро-
зоватое, мягкое и влажное нутро. На внутренней поверхности бедер тоже
выделялись пятна засосов и отчетливо виднелись несколько царапин.
- Ну и дерут тебя, сука! - изумился Лапин. Ему вдруг стало неприятно,
как когда-то давно, когда он залез в трусы к чернявой монтажнице Верке.
Ракета ждала команды "пуск", еще пару дней назад он бы не обратил
внимания на подобные детали и нажал кнопку, но сейчас что-то удерживало
