Сейчас неоновая вывеска сработала словно маяк. Как получивший пеленг
летчик. Лапин скорректировал курс и через пару минут поднялся на две
ступеньки и нырнул в уютный зальчик с пятью небольшими столиками на
два-три человека и тремя кабинетами для компаний побольше. Это было спо-
койное местечко, вокруг не бычились крутые тачки - верный признак того,
что точка облюбована под штабквартиру одной из многочисленных крими-
нальных группировок, сюда заходили обычные, "с улицы", люди, ценящие по-
кой, хорошую кухню и тишину. И, разумеется, не испытывающие недостатка в
средствах.
Лапин не торопясь разделся, повесил дубленку и шапку на треногую ни-
келированную вешалку у искрящейся крошкой новомодной отделки стены, по-
хозяйски прошел к дальнему столику и сел вполоборота к зашторенному окну
и лицом к входу. На зеленой скатерти стоял стеклянный подсвечник с зеле-
ной же ароматизированной свечой, пока не горевшей. Кроме него, в зале
сидели две молодые пары за фруктами и шампанским, из-за тяжелой портьеры
кабинета доносились голоса еще нескольких человек.
- Добрый вечер.
Рядом бесшумно возник официант - парень лет двадцати трех, характер-
ной кавказской внешности, в черных лаковых туфлях, черных отглаженных
брюках, белой рубашке и черной бабочке. Чиркнув по коробку, зашипела
спичка, а через пару секунд желтый огонек расцвел на зеленом столбике,
добавив в уютную атмосферу зала умиротворяющий аромат плавленого воска.
- Добрый вечер, Самвел. Раньше ты не зажигал мне свечу. Но, спасибо,
и не выгонял на улицу.
Официант всмотрелся, и отстраненно-безличное выражение лица стало ос-
мысленным.
- Это вы? Вах! Значит, я был прав!
- В чем же?
- Я говорил Ашоту - не станет простой... - Он помялся, подбирая сло-
во. - Не станет простой бедняк на последние копейки заходить в ресторан
и пить кофе с коньяком! Раз человек это делает, он был совсем другим! А
потом его кинули, ограбили, разорили - как сейчас бывает... Вот он и
тоскует попрежней жизни и наскребает раз в две недели это несчастные
пятнадцать тысяч... Но мне казалось, вы все равно подниметесь!
- Похоже на то... По крайней мере, приподнялся. И в честь этого хочу
поужинать.
Самвел подал карту блюд, и Лапин, быстро просмотрев ее, заказал кон-
сервированных устриц, бутылку "Шабли", уху из осетрины и радужную форель
горячего копчения. Немного подумав, добавил сто граммов водки и, конечно
же, чашечку кофе.
Заказ принесли быстро, Ашот тоже вышел из-за стойки и подошел поздо-
роваться.
- Когда человек поднимается, это хорошо, да! Так должно быть в жизни,
- высказался он. - Мы все бросили, когда бежали, остались голые - босые,
нищие, да... А сейчас уже заработали кое-что... Даст Бог, свое дело отк-
роем... Потому за вас от души рады, да... - И не удержавшись, спросил: -
Хорошую работу нашли, да? Где, если не секрет?
- В "Тихпромбанке". Слыхал про такой?
Ашот подкатил глаза.
- Шикарный банк! Шикарная работа! Нам бы так повезло...
Впервые в жизни Лапин служил для кого-то примером и символом надежды.
Он улыбнулся Ашоту, и тот вернулся на свое место, пообещав сварить осо-
бый кофе и налить коньяк за счет заведения.
Сергей аккуратно вылавливал вилкой мокрые скользкие комочки, отправ-
лял в рот, прихлебывал мелкими глотками "Шабли" и смаковал смесь вкусов
морепродуктов и терпковатого белого вина, твердо зная, что никакое дру-
гое, ни водка сюда не годятся. Затем приступил к горячей ароматной ухе,
в янтарной прозрачности которой томился толстый ломоть красной рыбы, на
самом деле не красный, а белый, с явно выраженной структурой волокон.
Здесь требовалась водка, и ничего, кроме водки, именно она расщепляла и
нейтрализовывала тяжелые молекулы рыбьего жира и очищала рецепторы сте-
нок желудка, повышая аппетит и тонус организма. Потом он ломал мельхио-
ровой вилкой действительно розовую форель и вновь пил вино, не боясь
"мешать", хотя Кружок, Кузьмич и другие богатяновские спецы всячески
предостерегали против этого.
Кофе, как всегда, был хорош, но не показался столь необыкновенным,
как тогда, когда являлся единственным и основным блюдом, наверное, виной
тому стало обилие гурманских ощущений. Зато он способствовал переходу от
вкусовой созерцательности к аналитическим размышлениям - Лапин вытащил
из внутреннего кармана трудовую книжку, раскрыл ее, как неизвестный до-
кумент, хранящий ответы на многие непонятные вопросы.
Фамилия, имя, отчество и профессия на первой странице - "регулиров-
щик" - были написаны перьевой ручкой, фиолетовыми чернилами и его
собственным юношеским неустоявшимся почерком. Когда они пришли на прак-
тику, в отделе кадров получили чистые бланки первого трудового документа
и самостоятельно их заполнили, освободив от наплыва работы толстых те-
ток-кадровичек. Дальнейшие записи выполнены округлым почерком писарейп-
рофессионалов.
"10 ноября 1980 года зачислен на должность регулировщика первого раз-
ряда в цех N 8".
Он помнил ранние поездки на смену, потоки людей, текущие по сходящим-
ся к главной проходной аллеям прилегающего к заводу сквера, потоки гус-
тели к семи часам, потом рассасывались, и наступало затишье, а с пятнад-
цати отработавшие заводчане устало двигались в обратном направлении, как
будто "триста первый" был гигантским спрутом, всасывающим утром безликую
рабочую силу и выплевывающим отработанный материал после финального гуд-
ка. Помнил восьмой цех с нравящимся ему дымком плавящейся канифоли, пом-
нил блестящие, но быстро мутнеющие капли пайки, помнил мешанину жгутов и
бесконечную прозвонку схем в поисках "хомутов" - неправильных соедине-
ний, замыканий накоротко и других брачков, допускавшихся смешливыми мон-
тажницами, которых он стеснялся, хотя и не подавал виду. Помнил, как
чернявая Верка требовала у мастера полагающийся ей спирт, а рыхлый, с
красным носом Песцов кричал, что она его пьет, а не промывает контакты,
возмущенная Верка на весь цех принялась верещать, что кто бы говорил, но
уж Песцов точно должен молчать, ибо выпил норму спирта, положенную на
текущую пятилетку.
"24 апреля 1981 года уволен в связи с окончанием срока производствен-
ной практики".
И это он помнил - доработку дипломного проекта, придирки к экономи-
ческой части занудливого Асвадура Карповича, наконец, долгожданную защи-
ту, традиционное обмывание, помнил, как он с тремя такими же пьяными
балбесами завалился вечером к своему научному руководителю Валентину
Ивановичу и тот вышел, распил с наглыми юнцами, искренне хотевшими сде-
лать все "по-человечески", пару бутылок портвейна в соседнем дворе, пом-
нил, как ему было плохо и как он боялся идти в общежитие, но все обош-
лось, и утром, кроме похмельного синдрома, он испытал тревожное чувство
окончания одной и начала другой, непривычной, а потому пугающей жизни.
"30 июня 1981 года зачислен на должность техника-конструктора соглас-
но приказу о распределении".
Он вышел на месяц раньше положенного, не отгуляв отпуска. В отделе
кадров удивлялись: "Успеешь еще наработаться, погулял бы, пока моло-
дой..." А где гулять, когда приткнуться некуда. Хотелось скорей влиться
в коллектив: все не сам по себе, товарищи, профсоюз, общежитие, да и за-
работок, что немаловажно, - задарма кормить-то никто не будет... В цехе
тоже удивлялись, но производство удивлений не ждет, оно ждет работы, так
и началась настоящая трудовая биография... Использовали его поначалу как
регулировщика, дали третий разряд - и к стенду, он не возражал: дело
привычное и сдельщина - в месяц сто шестьдесят и больше набегало, а тех-
ником - голый оклад сто двадцать. Первая получка, обмывка, Песцов наж-
рался, как свинья, а он потрогал Верку сначала за голые коленки, потом
полез выше и долез, отодвинул перепонку трусиков и шарил по горячим во-
лосатым складкам, пока не лопал пальцами во что-то мокрое, сразу стало
противно, и он отскочил, тщательно вытер ветошью руку, но она сохраняла
липкость и острый неприятный запах, пока он не вымылся водой с мылом.
С Витькой Косенко они по средам и пятницам занимались в ДФК борьбой,
в выходные к ним присоединялся Ефимов, они шлялись по городу, ездили на
рыбалку, иногда ходили на танцы, а то брали напрокат палатку и уезжали с
ночевкой в Задонье, жгли костер, пекли картошку, горланили блатные пес-
ни, настораживаясь при каждом шорохе в прилегающей темноте и нащупывая
рукоятки туристских топориков и охотничьих ножей, которые казались тогда
очень эффективным и грозным оружием.
Иногда кадрили девчонок, но ничего не получалось, а когда у Вадика
получилось, он тут же подхватил гонорею и лечился у единственного тогда
в городе частного врача-венеролога Канарейкина, фамилия которого была
нарицательной среди молодежи и рифмовалась с наиболее распространенной в
те годы венболезнью.
И снова гудок, цех, раскаленный паяльник, запах канифоли, щупы ампер-
вольтметра, поиск "хомутов", перепайка, проверка характеристик, доводка
до нормы, сдача блока в ОТК, гудок... Довольно монотонный жизненный ритм
от получки до получки.
"13 октября 1982 года уволен в связи с призывом на действительную во-
инскую службу".
Проводы на заводе, трогательные речи партгрупорга и члена профкома,
торжественный обед, материальная помощь, неустроенность и тревожное ожи-
дание на сборном пункте, офицеры - покупатели", пестрая, похожая на
группу арестантов "команда", жесткое прокуренное нутро плацкартного ва-
гона...
"15 октября 1982 - 22 декабря 1985 года - служба в рядах Советской
Армии".
Он хорошо помнил, как начиналась эта служба: зеленые ворота с красны-
ми звездами, холодная душевая, обмундирование не по размеру, первые ме-
сяцы карантина и учебки, одуряющая монотонность курса молодого бойца,
прибытие в часть, дежурство "на тумбочке", первый караул, бесконечные
обходы спрятанных под землю кабелей, остронаправленные антенны дальней
связи, боевое разворачивание станций - тех же "Цветочков", которые вы-
пускал "триста первый", установка мачт, особенно сложная и опасная в ве-
тер и дождь, шифровка - дешифровка, автомат со складным прикладом "АКМС"
- обычная для войск связи работа, без просветов и ярких пятен, которые
могли бы остаться в памяти.
Разве что как бегали с полигона в самоволку на молочную ферму, где
доярки кормили их жаренной на смальце картошкой и поили самогонкой, а
потом они должны были отрабатывать угощение и драть изголодавшихся баб
не глядя на возраст, внешность, манеры и чистоплотность. Здесь он поймал
лобковых вшей - зловредных и цепучих тварей, победить которых удалось по
совету "старика" только чистым керосином. После процедуры санации он не-
делю вонял, как керосиновая бочка, и по этой причине был отселен из ка-
зармы в фанерный кузов станции... Больше он не помнил ничего, что удиви-
тельно, не помнил конца службы, долгожданного дембеля: какой-то строй,
оглашение приказа, вот и все. Как радовались, как отмечали, кто и как
нажрался, что учудили - все подробности остались за кадром.
"2 февраля 1986 года зачислен на должность регулировщика пятого раз-
ряда на завод "Радиосвязь".
Почему регулировщиком, а не техником? Почему именно на "Радиосвязь"?
Почему его вообще занесло в Зеленодольск? Ничего этого Лапин не помнил.
Не сохранились и подробности шести лет работы, только общие планы: ка-
кие-то станки, стенды, жгуты, паяльник, безликие люди... Была там какая-
то девушка, смутно проглядывало сквозь время когда-то знакомое лицо, но
он чувствовал - между ними все кончено.
"30 августа 1991 года уволен по собственному желанию".
А какого черта он увольнялся? Что заставило бросить худо-бедно наси-
женное место? Почему решил вернуться в Тиходонск? В памяти тоже ничего
не осталось. Врачи объяснили, как это называется: ретроградная амнезия.
Если сильно стукнуть по башке, то забываешь, что было раньше. Неизвест-
