живая этот недостаток, всячески старался скрыть его. Ботинки на толстой
подошве придавали ему уверенность, поэтому он очень любил их и носил,
даже когда они не соответствовали погоде.
Теперь стало понятно, почему он, проявив незаурядную предусмотри-
тельность в заметании следов, не попытался сразу же избавиться и от бо-
тинок: просто-напросто пожалел...
Виноградов этому немало удивился.
- Вот что скупость с человеком делает. Вроде бы все предусмотрел, а
на мелочности своей попался.
- Да он вообще мелкий человечишко, - сказал Есин. - Знаешь, за что он
первый раз сидел? Отобрал у двенадцатилетнего мальчишки пятьдесят копе-
ек, расческу и авторучку, избил его. Да и сейчас - забил насмерть беспо-
мощную старуху, и наверняка - из-за какой-нибудь ерунды. Впрочем, Коро-
вина по натуре была на него похожа - те же поиски мелкой наживы, где
выпросит, где спекульнет, где перепродаст...
Действительно, подумал я, наверное, есть определенная закономерность
в том, что одинаковая жизненная ориентация этих людей сплела их судьбы в
такой трагический узел. Они стоили один другого. И это дело может слу-
жить наглядной иллюстрацией того, сколь легко, при отсутствии нравствен-
ного стержня и аморфности убеждений, перешагнуть черту, отделяющую "бе-
зобидное" сшибание копеек от лишения жизни другого человека.
ДЕНЬ ПЯТНАДЦАТЫЙ
В Одессу летели втроем: я, Багров и Виноградов. Выписав командировки,
мы спустились в дежурку, получили оружие, запаслись наручниками и, эки-
пированные таким образом, отправились в аэропорт.
В Одессе было тепло, и Виноградов предложил искупаться в море, оказы-
вается, он даже взял плавки для такого случая, но это занятие мы решили
отложить на потом.
Мы зашли в управление доложиться и отметить командировки, и нам в по-
мощь выделили веселого Пашу Цеппелина, который был настоящим одесситом в
том понимании, как их обычно представляют. Вчетвером пришли на Главпоч-
тамт и показали симпатичной девушке, сидящей в окошке "До востребова-
ния", фотографию Ляпикова.
Она его хорошо помнила, ибо Ляпиков вот уже неделю спрашивает каждый
день денежный перевод и возмущается плохой работой почты. Сегодня он уже
был и собирался зайти завтра. Мы проинструктировали и эту девушку, и на-
чальника смены, потом просидели в зале до закрытия, но, увы, Алексей Фе-
дотович в этот день так и не появился.
Мы погуляли по городу, побывали на знаменитой Дерибасовской, выпили
пива в не менее знаменитом пивбаре "Гамбринус", и уже поздней ночью неу-
томимый Виноградов таки потащил нас искупаться в море. Вода была не
очень теплой, купание взбодрило, и мы, придя к себе в номер, долго не
могли заснуть, переговаривались, делились впечатлениями, смеялись, вспо-
миная Пашины прибаутки и анекдоты.
ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ
Ляпикова взяли просто и буднично. Он появился около 12 часов, я за-
полнял телеграфный бланк напротив окошка "До востребования" и узнал его
еще до того, как девушка подала условный сигнал, хотя в жизни он был не
таким, как на фотографии. Невысокий, обрюзгший, с заметным брюшком, нео-
жиданным для его возраста, Ляпиков старался держаться важно, как преус-
певающий делец. Чтобы казаться выше, он неестественно отклонял назад
корпус и запрокидывал голову с неряшливой прической и от всего этого
выглядел как-то комично, почти карикатурно.
Когда он протянул в окошко паспорт, я подошел сзади, а Багров и Ви-
ноградов обступили его по сторонам, так что со стороны казалось, будто
здесь собралась очередь жаждущих получить письмо или телеграмму. Ребята
взяли Ляпикова за руки, а я тихо сказал ему на ухо:
- Пойдем с нами, Леша.
И традиционно предупредил:
- Только без глупостей.
Этого оказалось вполне достаточно. Ляпиков втянул голову в плечи и,
сразу потеряв свой важный вид, молча пошел с нами в комнату начальника
смены, молча, не задавая вопросов и не возмущаясь, позволил себя обыс-
кать. Он явно не был героем и начал каяться еще в машине, плакал, ругал
"проклятую пьянку", спрашивал, что теперь с ним будет.
В управлении он попросил ручку с бумагой и написал убористым почерком
покаянное признание на восьми листах. Начиналось оно словами: "Я, Ляпи-
ков Алексей Федотович, осознав всю тяжесть совершенного мной поступка и
глубоко раскаиваясь в содеянном, хочу облегчить свою вину и чистосердеч-
но сообщить следственным органам о совершенном мною..." Заканчивалось
признание словами: "С учетом всего вышеизложенного прошу учесть мою мо-
лодость, неопытность, а также полное раскаяние и признание своей вины и
смягчить мне меру наказания".
Между этими фразами он описывал свою тяжелую жизнь без отца, ругал
"плохих дружков" и взывал к гуманности советского закона. О самом прес-
туплении Ляпиков написал на одном листе. Идя к Сове (он так и назвал
свою невесту Совой), он зашел в пивнушку, там разговорился с Коровиной
(ее он называл пьяной бабкой), она предложила ему купить "по дешевке"
три бутылки коньяка. Он согласился и повел Коровину к Сове, так как у
него не было денег. По дороге возник спор о цене, а когда проходили пус-
тырь, Ляпиков решил, что глупо платить деньги за то, что можно взять да-
ром, и вырвал у Коровиной сумку. Та вцепилась ему в волосы, и он, озве-
рев, сбил ее на землю и долго избивал ногами, пока не обнаружил, что она
уже не дышит. Тогда он побежал, по дороге сумку забросил в траву... У
Совы снял свитер с пятнами крови, переобулся. Рассказал, что "забил баб-
ку". Свитер приказал сжечь, а ботинки - спрятать и только в случае ре-
альной опасности выкинуть на свалку. Поспешно пообещал жениться и уехал,
получив от "невесты" сто рублей...
Я посмотрел на Ляпикова, который заискивающе улыбался и все время пы-
тался доверительно заглянуть мне в глаза, и задумался: что лучше - когда
человек совсем не имеет никаких убеждений или твердо придерживается сво-
их принципов, даже если они у него поставлены с ног на голову. Я так и
не решил этот вопрос, но подумал, что для нас дело закончено, однако
есть в этой истории еще один человек, которому предстоит пережить жесто-
чайшее разочарование и крушение своих иллюзий.
ДЕНЬ СЕМНАДЦАТЫЙ (вместо эпилога)
Конечно, она представляла эту встречу не так. Но независимо от того,
что рисовалось ее воображению, даже здесь, в ИВС, на очной ставке, она
ожидала от своего "жениха" другой реакции.
Ляпиков обошел стул, на котором сидела Ожогина, даже не взглянув в ее
сторону, и после ответов на формальные вопросы, предшествующие очной
ставке, подробно рассказал, как и что делала гражданка Ожогина для укры-
вательства совершенного им преступления. Сова смотрела на него затрав-
ленным взглядом, и дело было не в смысле его показаний - она полностью
согласилась с ними, согласилась сразу, не придавая никакого значения
столь резкому изменению своей позиции на следствии, - она не могла по-
нять, чем вызвана такая холодность и безразличие ее жениха.
- Ты, наверное, думаешь, что это я тебя выдала? - тихо заговорила
она, когда протокол был подписан. - Честное слово, нет, клянусь, чем хо-
чешь, вот у следователя спроси.
Она с надеждой посмотрела на Зайцева.
- Что верно, то верно, Галина нам помочь отказалась, так что пришлось
обходиться своими силами, - подтвердил тот.
- Да мне все равно, - сквозь зубы бросил Ляпиков, не поворачиваясь к
своей подруге.
- Лешенька, ты не расстраивайся, отсидим и поженимся, я тебя дождусь,
обязательно дождусь!
Сова говорила с такой убежденностью и верой, так преданно смотрела на
своего кумира, что я поразился: никогда нельзя было даже предположить,
что в глубине души непутевой разбитной Совы таится столько нерастрачен-
ных эмоций.
- Ну и дура! - со злостью выругался Ляпиков и, повернувшись наконец к
Ожогиной, с ненавистью посмотрел ей в лицо. - Чего ты ко мне лезешь?
Дождусь! Да на кой ты мне нужна! Кто тебя вообще замуж возьмет, потаску-
ху!
Он подобострастно повернулся к Зайцеву и льстиво улыбнулся, как бы
приглашая вместе посмеяться над глупой Совой.
Следователь брезгливо поморщился и встал.
- Очная ставка окончена.
Он нажал кнопку, и в дверях показался выводной.
- До свидания, гражданин следователь, - с преувеличенной почти-
тельностью попрощался Ляпиков и даже обозначил угодливый полупоклон. В
мою сторону он даже не посмотрел, он уже понял, что главный тут Зайцев,
и соответственно переориентировал свое поведение. - Может, лишнюю пере-
дачку разрешите?
- Обойдешься. - Зайцев сделал нетерпеливый жест рукой, и выводной
подтолкнул Ляпикова в коридор. Я подумал, что Зайцев отказывает в пере-
дачах крайне редко, в этом смысле он слыл либералом, значит, Ляпиков ему
так же омерзителен, как и мне.
Ожогина сидела неподвижно, глядя в одну точку. Я думал, что она будет
плакать, но глаза у нее были сухими, только взгляд стал совершенно невы-
разительным, каким-то мертвым и оттого страшным.
- Не расстраивайся, Галя, - сказал я ей. - Все равно бы у тебя с ним
жизни не было. Это же подонок. Жалко, что ты в этом поздно убедилась.
Надо было в свое время нас послушать.
Ожогина сидела в прежней позе, я даже не был уверен, что она слышала
мои слова.
- Пойдем, я отведу тебя, - тронул я ее за плечо, и она, выйдя из оце-
пенения, встала и вышла в коридор.
Она шла впереди, и плечи ее вздрагивали, мы подошли к камере с неров-
ной цифрой "семь", написанной тусклой масляной краской на обитой железом
двери, и я почему-то вспомнил, что семь - счастливая цифра. Но Ожогиной
она не сулила ни счастья, ни облегчения, а наоборот - бессонную ночь,
неминуемое прозрение и неизбежный ужас от того, что вся жизнь, и без то-
го безалаберная и неустроенная, теперь исковеркана своими собственными
руками, что рухнули все надежды на иную, счастливую долю... И во имя че-
го все это...
Дверь камеры закрылась, и я услышал звук, который всегда представлял,
когда встречал в книгах выражение "вой раненой волчицы". Я заглянул в
волчок. Ожогина лежала на нарах ничком, обхватив голову руками.
"Как бы не надумала руки на себя наложить". - Я заглянул к дежурному:
- Ожогину в "семерке" - под особый контроль.
Когда уже спускался по крутой железной лестнице, внезапно пришла
мысль, что даже отпетый рецидивист, поборник блатного кодекса чести, был
бы мне менее гадок, чем угодливый и льстивый Ляпиков. С тем, по крайней
мере, все ясно с первого взгляда.
Зайцев ждал меня внизу, мы молча прошли двор, огороженный высоким ка-
менным забором с колючей проволокой, предъявили часовому удостоверения,
через маленькую калитку в массивных стальных воротах вышли на волю и од-
новременно глубоко вздохнули. И хотя воздух здесь ничем не отличался от
того, которым мы дышали во дворе, за забором, нам показалось, что дышит-
ся тут легче.
Сюжет третий
БЕРЕЗОВЫЙ ПОИСК
1. ОЗЕРО
12 часов 15 минут.
Температура воздуха +363
Александр
Когда я наконец вскарабкался на вершину насыпи, сердце давало под
сотню ударов - в изнурительную жару взбежать по крутому склону не так
просто, как обычно. Насыпь возвышалась метров на десять, трава, деревья,
кустарники оставались внизу, а здесь была только острая щебенка с пятна-
ми мазута, темные, сочащиеся смолой шпалы и ослепительно отблескивающие
раскаленные рельсы, которые, пробежав несколько сотен метров к северу,
втягивались решетчатой громадой несущей фермы моста, зато в южную сторо-
ну уходили до самого горизонта.
Все это: и белая щебенка, и зеркальные рельсы, и тяжелые шпалы - яв-
ляло резкий контраст с раскинувшимся по обе стороны зеленым привольем, и
казалось, что железнодорожное полотно рассекает эту лежащую внизу мест-
ность на две части. Собственно, для нас так оно и было.
Перепад высот делал гребень насыпи хорошим наблюдательным пунктом,
каких мало в нашем степном краю. Впереди лежало большое искусственное
