рову! Вот тебе и мотив убийства!
Следствие подходило к концу. Где-то еще путешествовал Маков, не по-
дозревая, что нам о нем известно очень многое и что цепь косвенных дока-
зательств замкнулась в кольцо, выскочить из которого ему не удастся. Ос-
тавалось изловить его, а это вопрос только техники и времени.
Из постановления о производстве розыска:
"... объявить розыск Макова Федора Васильевича, 1939 года рождения,
уроженца...
При обнаружении разыскиваемого избрать ему меру пресечения в виде со-
держания под стражей".
Из телефонограммы: "... взять под наблюдение места проживания
родственников Макова по адресам... а также следующие места возможного
появления разыскиваемого... организовать патрулирование на вокзалах,
пристанях, аэропортах, снабдив патрульные группы фотографией разыскивае-
мого... Опрашивать лиц, задержанных за бродяжничество, на предмет полу-
чения информации о местонахождении Макова..."
Дальше все было просто. Эти документы включили огромный, сложный и
четко отлаженный механизм розыска, действующий по всей стране. Деваться
Макову было попросту некуда, как говорят опытные рецидивисты: дальше
границы не убежишь.
Макова арестовали на глухом сибирском полустанке, и не помог ему куп-
ленный у случайного попутчика паспорт с переклеенной фотографией: нап-
равленная в Москву дактокарта вернулась с лиловым штемпелем "Всесоюзный
розыск".
Чтобы ускорить дело, его не стали этапировать общим порядком, а ко-
мандировали спецконвой, и сутки спустя не успевший опомниться от само-
летного гула, смены событий, городов, климатических зон и впечатлений
Маков уже сидел в нашей дежурной части.
Когда его привели к Зайцеву, Маков никакого беспокойства не проявил,
и это свидетельствовало о хорошей выдержке: тешить себя мыслью, что
всплыло какое-то давно забытое мелкое дело, он не мог - из-за пустяков
не станут объявлять всесоюзный розыск и везти самолетом через всю стра-
ну. Это, как говорится, "и ежику понятно". Очень спокойно он выслушал
постановление о привлечении в качестве обвиняемого и категорически не
признал себя виновным.
Зайцев не спорил, не пытался переубедить и не склонял его к призна-
нию. Он тщательно записывал ответы подследственного в протокол и тут же,
диктуя вслух сам себе, включал в план расследования перечень следствен-
ных действий, результаты которых должны были опровергнуть все, что
только что сказал обвиняемый.
И эта бесстрастная деловитость следователя, уверенность, с которой он
планировал, как и когда изобличить допрашиваемого во лжи, заставили Ма-
кова задуматься. Он не был новичком и знал, что признание вины и раская-
ние могут смягчить ответственность. И одновременно боялся признаться
преждевременно, хотел вначале убедиться в осведомленности следователя.
И Зайцев предоставил ему такую возможность: в деталях описал всю пре-
дыдущую жизнь Макова, рассказал даже, как в одной станице тот вырыл оди-
нокой старушке погреб, взяв за это 25 рублей и бутылку водки.
Такая осведомленность следователя произвела на обвиняемого ошеломляю-
щее впечатление. А когда Зайцев рассказал и о мотивах убийства, подс-
ледственный заговорил...
- Все раскопали! - с горечью сказал он, подписывая протокол. - Это
потому, что ножик у меня приметный. Зря выбросил его. Тогда не сидел бы
сейчас здесь...
Мы могли бы сказать убийце, что нож - это только одно звено в системе
доказательств, что не будь его, была бы другая улика, ибо преступник
всегда оставляет следы и все его так называемые "ошибки" являются логи-
ческим следствием самого факта совершения преступления, который неизбеж-
но обусловливает и встречу с правосудием, но он все равно бы этому не
поверил. Да и убеждать его не было никакой необходимости.
Сюжет второй
ПИСЬМО ИЗ ОДЕССЫ
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Не полагаясь на память, я заглянул в записную книжку. Все правильно,
улица Окружная, 96. Я еще раз осмотрелся по сторонам и толкнул тугую ка-
литку. В глубине двора, под навесом, укутавшись клетчатым пледом, горби-
лась на невысокой скамеечке старушка в коричневом платке. По ее насижен-
ной позе и экипировке было видно, что здесь она проводит все свое время,
с утра до вечера, если, разумеется, этому не препятствует погода. Разв-
лечений ей явно не хватало, и она с выжидающим любопытством устремила
взгляд на незнакомого человека.
- Где у вас уполномоченная проживает? - спросил я, подойдя поближе.
- А вы по какому вопросу? - оживилась старушка, приглашая к разгово-
ру.
- По делу, - и, чтобы столь краткий ответ не разочаровал ее, туманно
добавил: - Насчет переписи.
- Поднимитесь по лестнице и направо - пятая квартира.
Дверь открыла дородная пожилая женщина с крупными чертами лица и
властным голосом. Она так тщательно изучала мое удостоверение, что, на-
верное, запомнила даже его номер, после чего впустила меня в прихожую.
- Чем интересуетесь? - несколько покровительственно спросила она.
- Тунеядцами, пьяницами, скандалистами, хулиганами. Кто, так сказать,
мешает нормально жить трудящемуся человеку.
- Есть и пьяницы, и скандалисты. Иногда и во двор вечером не выйдешь.
Совсем милиция их распустила. Творят что хотят, вот давеча на пустыре
женщину убили. Слыхали небось?
- Нет, не слыхал. Я больше мелкими делами занимаюсь. Давайте-ка спис-
ки жильцов посмотрим.
Уполномоченная, сразу же потеряв ко мне интерес, принесла списки.
Несмотря на преамбулу, она не смогла назвать ни одного конкретного
пьяницу и дебошира, но несколько фамилий я все же выписал в свой блок-
нот.
Вернувшись во двор, я поговорил со скучающей старушкой, обсудив вол-
нующую ее проблему о влиянии запусков космических ракет на мировую пого-
ду. Потом я еще провел много различных бесед с жильцами этого и соседних
дворов. Темы разговоров были самыми различными: с пятнадцатилетним
Колькой Макеевым мы поговорили о борьбе самбо, пограничной службе и спо-
собах запуска змея, с дворником дядей Ваней - о слухах по поводу повыше-
ния цен на водку, а между этими полярными темами поместились десятки
других: о футболе, хоккее, семейной жизни, вреде пьянства, последнем
фильме и множестве других житейских дел. И, конечно, мои собеседники не
догадывались, что, обсуждая различные обыденные вопросы, большие и ма-
ленькие, я получал и другую, нужную мне информацию или, по крайней мере,
убеждался, что таковой они не располагают.
Закончив обход дворов, я вышел на узенькую кривую немощеную улицу, к
развалинам сносимого дома, возле которого десять часов назад собака по-
теряла след. Почему это произошло, оставалось только догадываться, и да-
же проводник, или, как их теперь называют, инспектор-кинолог, в недоуме-
нии разводил руками. Земля была сухой, а канавы и груды строительного
мусора обычно не могут обмануть чутье ищейки...
Но Буран беспомощно вертелся на месте, неуверенно обнюхивая камни и
куски бетона с торчащими штырями арматуры. Н-да, запах - дело тонкое.
Даже ученые до сих пор не пришли к единому мнению о его природе и харак-
тере происхождения, сторонники молекулярной и волновой теорий ломают
копья на страницах многочисленных статей и монографий, на научных конфе-
ренциях и симпозиумах. Так что упрекать пса в том, что он без видимых
причин потерял след, было бы просто несправедливо.
Хотя если бы не эта осечка, все, что сейчас делал я и мои товарищи,
возможно, было бы ненужным. Такое тоже бывает, однако это слишком хорошо
для того, чтобы повторяться часто, собака, даже самая хорошая, редко вы-
полняет, человеческую часть работы.
Улица вилась между низенькими обветшалыми домами, доживающими свои
последние годы: город разрастался, и новостройки подступали вплотную к
окраине. Через несколько сотен метров, за поворотом, начинался пустырь,
точнее, нечто среднее между пустырем и законсервированной несколько лет
назад стройплощадкой. Сейчас, при солнечном освещении, он выглядел ина-
че, чем в рассветных сумерках: обычная, поросшая травой пустошь с нава-
ленными кое-где грудами бетонных блоков и успевших заржаветь металло-
конструкций.
Скопление наших машин и белый фургон ненужной, вызванной впопыхах
"скорой помощи", высвечиваемый фарами круг, в KOTODOM работали сотрудни-
ки оперативной группы, вспышки блицев, неизбежная суета первых минут
следствия - все это ушло в прошлое, оставшись там - в десяти часах поза-
ди. Сейчас пустырь внешне снова был обычным пустырем, хотя в наших доку-
ментах он теперь именуется местом происшествия, и дюжина скрепленных пе-
чатями фотографий сохранит на несколько десятков лет ту обстановку, что
находилась в освещенном круге.
Чтобы спрямить дорогу, я пошел через пустырь наискосок и в нескольких
метрах миновал место, где лежал труп. По предварительной оценке экспер-
та, смерть наступила от множественных переломов ребер и внутреннего кро-
воизлияния, причиненных ударами тупым твердым предметом. Попросту гово-
ря, Коровину забили насмерть ногами - способ, характерный для такого ме-
ханизма образования телесных повреждений.
Собственно, этот конец был закономерным завершением образа жизни, ко-
торый вела потерпевшая. Она постоянно пьянствовала, занималась мелкой
спекуляцией и поэтому была частой гостьей в райотделе, неоднократно по-
лучала предостережения об изменении образа жизни, но, "продержавшись"
некоторое время, вновь принималась за старое. Как она оказалась на этом
пустыре, довольно далеко от своего дома, кто, за что и почему жестоко
избивал ее, мы пока не знали.
Пройдя пустырь, я вышел на улицу нового микрорайона и на трамвайной
остановке встретил Вадима Гришанина, который тоже возвращался в отдел.
Мы перекинулись несколькими словами - разговаривать не хотелось: оба ус-
тали и к тому же обсуждать особенно нечего - сейчас был период сбора ин-
формации, время ее обработки и анализа еще не наступило. Я подумал, что
все мы сейчас похожи на муравьев, возвращающихся из разных мест в мура-
вейник с крупинками того, что удалось добыть. Потом эти крупинки сольют-
ся воедино и получится нечто довольно весомое. Как любит говорить наш
шеф: "Курочка по зернышку клюет, а яичко вот какое получается" - здесь
он показывает внушительного вида кулак.
Составление рапорта заняло около часа, после чего я отправился домой,
не потому, что мой рабочий день продолжался уже больше двенадцати часов,
просто на сегодня я выполнил все свои функции.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
После селекторного совещания замнач райотдела Фролов, начальник уго-
ловного розыска Есин, Ищенко, Гришанин и я отправились в прокуратуру:
прокурор вызывал к себе руководство и оперсостав, работающий по делу об
убийстве Коровиной. Обычно на такие доклады ходили Фролов с Есиным или
даже один Есин, и то, что сегодня собирали почти все отделение, могло
свидетельствовать только об одном: либо Петровский почему-то недоволен
ходом работы, либо просто решил усилить надзор за розыском. Впрочем,
причины эти могли переплетаться.
В просторный кабинет прокурора все мы входили с некоторой робостью:
Петровский был крут характером, ревностно надзирал за соблюдением закон-
ности и был скор на возбуждение дисциплинарных преследований за малейшие
промахи и упущения в работе. Массивный, с неподвижным лицом, почти всег-
да в форменном мундире с двумя большими звездами советника юстиции в
петлицах, он даже одним внешним видом подавлял собеседника, и в районе
было всего несколько человек, которые могли не соглашаться и спорить с
ним. К тому же спорить бесполезно: он обладал способностью использовать
в качестве аргумента общеизвестные истины, на которые просто невозможно
возразить, и в результате этого всегда оказывался правым.
Сегодня прокурор был явно не в духе. Он коротко поздоровался и, молча
