Находился он на глубине многих сотен метров. Мне говорили -- снаружи центр
напоминает полусферу, прилепившуюся к морскому дну... Не видел, не довелось.
Из безвестного рыбачьего поселка на восточном побережье Хоккайдо мы
вышли на быстроходном катере в море. Очень скоро нашли судно, принадлежащее
"NN", которое держало курс в район Центра.
Еще не взойдя на корабль, я узнал, что моими спутниками на станцию
будут трое господ. Во время плавания у меня было время познакомиться с ними.
Начну с Ежи Стовецки. Про себя он сказал, что недавно окончил Кембридж
по специальности инженер по радиоэлектронике. Он был неширок в плечах,
худощав и ростом выше среднего, длиннолицый; его лицо ваяла молодость,
высокий лоб прикрывала тяжелая светлая прядь волос, черные глаза смотрели
насмешливо, не задерживаясь на собеседнике, и эта насмешливость странным
образом сочеталась в нем с вызывающим и холодным высокомерием аристократа.
Вторым был Жорж Дудинкоф, мой коллега, однако нейрохирург: беловолосый,
с лицом, словно сморщенная мочалка, с колючим взглядом. Если бы не фигура
атлета, он вполне мог бы сойти за столетнего старца. Подстать его внешности
был и характер -- когда он говорил, мир словно обретал лишь темные и мертвые
краски. И с первых минут искренне испытывая к Жоржу расположение, я старался
ни в чем не спорить с ним.
Третьим и последним был Эди Кадо -- молчаливый, замкнутый господин,
державшийся все время особняком. Плотный, приземистый, с пробивающейся
лысиной, большелобый, с крупный мясистым носом и по-жабьи выпученными
глазами.
О месте и целях нашей будущей работы мы почти не говорили, наверное,
потому, что сведениями располагали весьма скудными. Знали только, что
"Большой Джо" -- частная собственность компании и что круг исследований
здесь не ограничен какой-либо конкретной областью науки.
Надо сказать, что путь наш был недолог, а по его завершению всех
четверых ожидало путешествие на батискафе.
После того, как батискаф оказался внутри подводного саркофага, вновь
прибывших поместили в так называемую дезинфекционную камеру, продержав в ней
полных два часа. У выхода из нее нас встречал внушительных размеров
чернокожий мужчина лет сорока, с красивым лицом, в облегающем могучую фигуру
серебристом комбинезоне.
-- Здравствуйте, господа, -- оценивающе оглядел он каждого, -- Добро
пожаловать на "Большой Джо".
-- Это что еще за обезьяна, -- шепнул мне Ежи.
-- Майкл Шелтон -- ваш шеф, -- чернокожий слегка склонил голову.
Я выразительно посмотрел на Ежи -- он ничуть не смутился, только лукаво
улыбнулся.
-- Пойдемте, господа, -- Шелтон повел нас за собой, уже на ходу
продолжая вводить в курс дела.
-- Я покажу Вам ваши каюты. Сегодня вы отдыхаете, к работе приступите
завтра. Тогда и получите дальнейшие инструкции. Обедать можете у себя или в
столовой... впрочем, чувствуйте себя как дома, думаю, во всем остальном,
касающемся мелочей, разберетесь сами... А вот и Ваша каюта, господин
Ленурье... Недолго думая, поблагодарив шефа, я удалился в свои апартаменты.
Громко сказано -- "апартаменты": пенал крупного сечения два на четыре
метра, где, однако, нашлось место для койки, стола, кресла, бара и
компьютера.
Вдруг безумно захотелось спать, и в том не было ничего удивительного --
все эти перелеты меня порядком измотали. Мне не составило бы труда уснуть,
но, как только я сомкнул веки, раздался бесцеремонный стук в дверь. Не на
шутку рассердившись, я все же потянулся к пульту у изголовья -- люк бесшумно
ушел в стену, впуская двухметрового великана, немногим моложе меня, с
открытым и чистым лицом, и в том же комбинезоне: право, этот пенал был
рассчитан явно не на него.
-- Привет старик! -- пробасил мой незваный гость, ставя на столик
бутылку виски и присаживаясь на койку, -- Боб, инженер первого уровня...
Выпьем? -- подмигнул он.
-- Роберто Ленурье... Боб, дружище, извини, чертовски устал, -- как
можно мягче попытался сказать я.
-- Роберто! Да здесь пить нечего! -- улыбался во весь оскал зубов Боб.
Он почти заставил меня наполнить бокал, но едва я прикоснулся к нему,
как Боб живо обернулся на шаги в коридоре и воскликнул:
-- Эй ты, урод!!!
Через открытый люк я увидел мутанта. У него был выпирающий массивный
лоб, глубоко посаженные и умные глаза, но вновь две головы, что сидели на
толстых сильных шеях одного широченного короткого прямоугольного туловища, у
которого были две руки и четыре ноги, кривых и тонких.
-- Урод!!! -- Боб закипел от ярости, -- я же сказал, не попадайся мне
больше.
-- Господин Брайтон! -- оборвал его карлик-мутант и продолжил
надтреснутым неприятным голосом одной из своих голов, подчеркнуто с
презрением выделяя каждое слово, -- Господин Брайтон, это переходит все
границы.
И ту же секунду он неожиданно обратился ко мне:
-- Собственно, я к Вам, господин Ленурье.
Боб не дал ему договорить.
-- Что?! -- вскричал верзила.
Боб Брайтон, бурей ворвавшийся в коридор, схватил карлика повыше пояса,
поднял над собой, а затем, бросив его о стену, нанес всего один, но
убийственный удар куда-то под дых. То, как все четыре глаза вдруг синхронно
округлились, едва не выскочив из орбит, со стороны, может быть, и выглядело
забавным, но у меня это вызвало лишь чувство жалости. Каждый рот его широко
раскрылся, пытаясь поймать воздух, но тут же ртом и носом хлынула кровь.
Победитель мог торжествовать, впрочем, так оно и было.
-- Позвольте, -- отстранил я Брайтона, склоняясь над мутантом.
Заметив, что я не разделяю его хорошего настроения, к тому же
недовольный моим поведением, Боб разозлился и на меня.
-- Отойди -- прогремел он.
-- Но дело дрянь, -- не поднимая на него глаз, сказал я.
-- Задавлю! -- это было словно раскаты грома.
Мне бы испугаться, но внезапно я услышал ироничный голос Ежи:
-- "Сколько лишних слов",
Я повернул голову: он стоял в пяти шагах за Бобом, а чуть поодаль и
Жорж Дудинкоф.
-- Честное слово, на Вашем месте я отправился бы спать, -- сказал Ежи,
сопроводив свой совет лучезарной улыбкой.
На мгновение Боб Брайтон то ли удивился, то ли растерялся.
-- Это ты мне, сопляк!
Ежи скорчил гримасу: "Да вы грубиян, сэр!".
-- Сопляк, -- заревел Боб и двинулся на смельчака.
-- Еще шаг -- и я стреляю! -- подал теперь голос Жорж, и в руке его
оказался крошечный пистолетик.
Нет, ничто не могло отрезвить Боба...
Ежи отлетел в сторону, едва устояв на ногах, но о нем забыли --
настоящим раздражителем стал Жорж. В том, что он выстрелит, я не
сомневался...
Впрочем, сказав, что ничто не могло отрезвить Боба, я ошибся. Появление
босса преобразило Брайтона мгновенно. Он застыл истуканом, изобразив на лице
раскаяние.
-- У Вас проблемы, Боб? -- не скрывая иронии, спросил Майкл Шелтон.
Однако, увидев распластавшегося на полу карлика, он нахмурился. -- Брайтон,
ближайшим рельсом Вы будете отправлены на землю, а до того я запрещаю Вам
покидать каюту... Господин Дудинкоф, пистолет! Вам должно быть известно, что
на станции запрещается даже хранить оружие.
-- Думаю, если бы это правило соблюдалось столь неукоснительно, этот
господин не лежал бы сейчас в луже крови, -- язвительно заметил Ежи. Жорж,
напротив, молча протянул Шелтону свою "игрушку".
-- Господа, помогите перенести этого несчастного в медицинский блок...
Очень скоро карлик оказался на операционном столе. Положение было
серьезным. Шелтон попросил Ежи позвать господина из шестнадцатой каюты. --
"Он хирург, к тому же без него нам не справиться", -- так он пояснил эту
просьбу; тем не менее операцию мы начали втроем.
-- Сэр! -- Минуты через три-четыре нарушил напряженную тишину чей-то
голос, я готов был поклясться, что это был голос карлика. Я опешил, поднял
глаза и едва не выронил зажим. Приготовившийся ассистировать вместе со мной
Шелтону и стоявший у стола доктор, я готов был поклясться, -- был Ламоль; от
лежащего под наркозом двойника он отличался лишь ростом и, пожалуй,
возрастом.
-- Ленурье! -- строго окликнул меня шеф.
Я пришел в себя... Спустя полчаса все благополучно завершилось. Вряд
ли, конечно, карлик смог бы приступить к работе в ближайший месяц, но угроза
для его жизни миновала.
-- Знакомьтесь, Ламоль-младший, -- представил мне двойника Шелтон.
Повторюсь, этот Ламоль не был карликом. Он был одного со мной роста,
чуть выше среднего, и, разумеется, в два раза шире своей меньшей копии.
-- Кстати, пока его отец не выздоровеет окончательно -- ваш
руководитель группы, -- тут Шелтон как-то очень заметно осекся и внимательно
посмотрел на меня, затем обратился уже к мутанту -- в вашу группу войдет и
Ежи Стовецки, и постарайтесь завершить эксперимент с обезьянами...
* * *
Ужинали я и Ежи в столовой, причем одни. И только вошедший сюда Майкл
Шелтон развеял наше недоумение.
-- На "Большом Джо" все просто помешались на бильярде, сегодня поединок
"титанов": Ламоль-младший против Циклопа.
На Ежи это известие произвело совершенно неожиданный эффект, вполголоса
он заговорил скороговоркой, а глаза его загорелись, словно у ребенка,
оказавшегося в салоне игрушек.
-- Роберто, откроюсь тебе, мало того, что я азартный человек, я еще и
раб этой игры... Я не играл уже почти неделю! выпалил он на одном дыхании.
Увы, мне, как человеку, равнодушному к бильярду, пришлось покорно
согласиться:
-- Что ж, надеюсь, нас это развлечет.
Когда мы присоединилась к собравшимся в кают-компании, сражение на
зеленом сукне было в самом разгаре. Циклопом оказался совсем юный на вид
невысокий блондин приятной наружности, с обычными двумя глазами, серыми,
прищуренными: играл он одной левой, правая же рука, судя по всему, являлась
чем-то вроде балласта. Поразительно, как он еще ухитрялся наносить точные,
порой виртуозные удары кием.
-- Но почему Циклоп? -- тихо спросил я Ежи.
-- Вот и Вы, господа! -- подошел к нам Жорж Дудинкоф, -- жаль, что вы
пропустили начало, прилично играют. Говорят им нет равных на станции.
Особенно хорош урод.
-- Циклоп -- имя или прозвище, -- поинтересовался я.
-- Не знаю, его все так называют. И раз его это устраивает, то не все
ли равно...
Не прошло и десяти минут, как мы убедились в обратном.
-- Циклоп, дружище, вы проиграли,-- словно извиняясь, проговорил
Ламоль-младший, но соперник во внезапном, казалось, для него бешенстве
бросил кий на стол.
-- Артур Крайс, мое имя Артур Крайс -- вне себя зашипел он, -- ты
хорошо усвоил?
-- Извини, Артур, ради Бога извини, -- похоже, удивился Ламоль, -- к
тому же у меня есть предложение: давай уравняем шансы, я тоже буду играть
одной левой. По рукам?
-- Тварь двухголовая, ты смеешь ставить мне условия?! Мне, человеку, --
было видно, что слова примирения причинили Крайсу боль, которая принесла с
собой злобу...
Ламоль побледнел, но ни голосом, ни взглядом, ни жестом не выдал ни
обиды, ни тем более страха, он скорее растерялся, словно малое дитя,
оставшееся без родителей.
-- Еще раз извините, господа, -- чуть слышно молвил мутант и поспешно
стал пробираться через толпу зрителей.
Но ряды сомкнулись. Ламоля вытолкнули в средину круга. Глаза
двухголового искали хоть чьей-то поддержки, в них была только растерянность.
Круг угрожающе сузился. И мрачные, и откровенно жестокие, и издевательски
насмешливые, и презрительно холодные лица "homo sapiens", а не мутанта стали
