"Роллс-ройс" рванулся с места, будто застоявшийся в стойле жеребец, столь
стремительно промчавшись мимо, что я едва не потерял его из виду, прежде чем
сам сел за руль. Только интенсивное движение в районе площади Дефанс
вынудило неизвестного сбавить скорость, какое-то время ползти в медленно
растекающемся потоке машин, растеряв таким образом все свое преимущество.
Я вел его, наверное, с полчаса, не меньше. В стороне остались Кубервуа,
Нантер. Затем он свернул на юго-запад. Но за Рюэй, у поворота на Роканкур,
когда Париж пригородами своими, все более и более растворяясь в полях, уже
дышал легко и свободно, -- неизвестный, воспользовавшись пустынной трассой,
оторвался от меня без особых усилий.
В те минуты я подумал, что пора расслабиться и спокойно добираться
домой, в Сен-Клу, скорее по инерции продолжая двигаться все в том же
направлении, рассчитывая возвращаться через лес Марли. Однако я проехал
дальше, наверное, азарт не оставлял меня, углубился в лес Сен-Жермен и уже
твердо решил повернуть назад, как увидел на встречной полосе брошенный на
произвол судьбы "мерседес". Проводил его долгим взглядом... И бешено дал по
тормозам... Машину швырнуло на передние колеса, но она пронеслась еще метров
двадцать, прежде чем встала, чуть развернувшись боком. Я же едва не вышиб
головой лобовое стекло. Не обращая внимания на кровь, от которой тотчас
слиплись волосы, я выскочил из автомобиля и побежал назад. У обочины, совсем
недалеко от "мерседеса", стоял изрешеченный пулями "роллс-ройс": боковые
стекла, осыпавшиеся мелкой дробью частью на бетон, частью в салон, и
вздыбленный капот -- жалкое зрелище...
Салон был пуст... Лес! Только лес мог спасти его! Я недолго раздумывал.
Безоблачное небо и огромная луна -- согласитесь, неплохое подспорье в
поисках наугад: на открытых участках видно, словно днем, а шаг в сторону, в
тень, -- и тонешь в ночи; впрочем, небезопасное занятие. Прислушиваясь к
каждому шороху, я решительно продвигался в глубь леса, пока не вышел на
опушку. Передо мною возникло нечто среднее между заросшим прудом и еще
несостоявшимся болотом. Однако не успел я решить, куда повернуть теперь, как
справа послышался нечаянный всплеск.
Почти бесшумно я подкрался ближе. Болотом двигались двое мужчин.
Опасаясь выдать себя, идти следом я не решился; осмотревшись, пробрался
через кусты, какое-то нагромождение деревьев, все более удаляясь от берега,
наконец стремглав бросился вокруг пруда и почти оббежал его, когда услышал
хлопки выстрелов... Мог ли я догадываться, что сценарием в разыгравшейся
драме мне уготована главная роль...
Итак, представьте себе мизансцену: покосившийся сарай, у стен его лицом
вниз лежит мой неизвестный, а трое человек чуть поодаль "делят добычу". Один
из них роется в кейсе, помогая ему, второй светит фонарем, третий
настороженно посматривает вокруг.
Все дальнейшее происходило, словно в замедленной съемке...
Из-за сарая вышла Элизабет! В руках она сжимала пистолет, на вытянутых
руках; она и подняла его, трижды спустив курок...
Упали двое. Третий, с кейсом, прыгнул на землю, перекатился, выхватывая
оружие... Опережая выстрел, ломая ветки кустарника, я метнулся из укрытия к
своей жене -- и тем отвлек его на себя: пуля просвистела совсем рядом,
коснувшись волос, оцарапав ухо. До Элизабет было метров десять. Она стояла,
не опуская пистолета, будто окаменев... Я несся, не чуя под собой ног,
словно по раскаленным углям, и все равно мне показалось, что бежал я целую
вечность: не слыша выстрелов, в полной мере не осознавая действительности, я
видел только свою жену, холодея от ужаса, когда смерть вырастала за ней,
ожидая повеления свыше...Не иначе рок помешал убить нас обоих. Лишь повалив
Элизабет на землю, я почувствовал обжигающую боль в левом боку.
На какие-то секунды все провалилось в никуда, а затем пришло оцепенение
-- когда Вы не в силах превозмочь себя, заставить себя даже не поднять,
просто повернуть голову, взглянуть в лицо врага... Я так ясно представил,
как он медленно встает, перебегает к сараю, крадется вдоль стены... и уже в
двух шагах...
Пистолет! Он попался мне на глаза, стоило лишь протянуть руку...
Ниспосланный то ли ангелом-хранителем, то ли дьяволом...
Я опрокинулся на спину и всадил ему пулю в живот. Он и на самом деле
был в двух шагах.
Мир снова поплыл перед глазами, зашатался и провалился в бездну.
7.
Сознание возвращалось ко мне медленно... было очень холодно, левый бок
онемел, хотя боль ушла, и я слышал чью-то речь...
-- А, что сержант, те парни, которых увезли в больницу, они из
спецслужб?
-- Наверное, иначе зачем бы примчался этот полковник.
-- Однако ж, круто он с шефом обошелся...
-- То-то и оно...
-- Чего ж этого сразу не забрали?
-- Нет ничего проще, вот увидишь: к полудню и заберут...
Я через силу разомкнул, словно свинцовые, веки: наручники,..
автомобиль, полицейский рядом, полицейский впереди за рулем...
-- А, дьявол! -- выругался в этот момент водитель. Огромный грузовик,
обогнав нашу машину, неожиданно сбросил скорость: не позволяя обойти себя,
он ушел влево и вернулся вправо, снова влево...
Сержант приказал остановиться. Грузовик, будто нашаливший ребенок,
выпустив клубы черного дыма, протяжно просигналил, рванулся -- и тут же
скрылся за лесным поворотом.
-- Напился, сволочь... Ты не приметил номер?
-- Грязью был замызган.
-- Ладно, Жан Клод, поторопись,.. -- разговаривали полицейские.
Затем водитель почему-то вдруг осипшим голосом произнес:
-- Он возвращается...
-- Влево!!! -- рявкнул сержант... Но было поздно...
Грузовик, уже развернувшись, урча мотором, вылетел из-за деревьев нам
навстречу. Он врезался в нас на полном ходу, протащил метров сто по шоссе,
корежа и сминая в гармошку, превратив автомобиль в груду изуродованного
металла. И то, что я уцелел, -- чистое везение. Навалившийся на меня сержант
спас мою жизнь, отдав за нее свою. О водителе не приходится и говорить --
его стерло в порошок.
Мотор машины-убийцы заглох. Кто-то выпрыгнул из кабины на бетон,
подошел к делу рук своих. Увы, я видел лишь затылок сержанта и часть салона.
-- Ты перестарался, Руз, -- произнес где-то снаружи спокойный и тяжелый
голос, -- как мы теперь возьмем документы?
-- Главное, чтобы они не достались им,.. -- отозвался голос потоньше,
юношеский, извиняющийся.
-- А если их там вообще нет... Парис будет недоволен. И времени, как
назло, нет. Неси канистру...
Послышались торопливые шаги, потом вновь тяжелый голос:
-- Обливай...
Поверьте, мне стало все равно, пристрелят меня или переедут грузовиком,
-- все лучше, чем сгореть заживо... Но крик застрял у меня в горле...Я
услышал, как чиркнула спичка, увидел, как вспыхнуло пламя, взвилось к
небу...
Когда понимаешь, что конец твой близок, дышишь даже не страхом, --
отчаянием и надеждой. Тем отчаянием, что способно задушить надежду, той
надеждой, что обретает плоть через отчаяние... Ох, уж эта надежда, если б не
она, можно было бы спокойно, без лишней суеты ждать смерти. Ну разве не
самая большая несправедливость, когда Его Величество Случай дает вам шанс, а
у последней черты, в последний миг, под гомерический смех (вашим внутренним
голосом) его отнимает?
И, если я остался жив, не злая ли это шутка случая, -- подумалось в тот
миг.
С трудом освободившись из-под грузного тела сержанта, я нашел у него на
поясе ключ и открыл браслеты... Вообразите, что Вас поставили к стенке и
сказали -- помилуют, если успеете прочесть от начала до конца "Отче наш..."
между двумя ударами сердца...Почти мгновенно накаляющийся металл и воздух
сотворили вокруг меня огнедышащую печь. Дверь не поддавалась. Окна сузились
до размера бойниц. Я заметался и уже не владел собой. Грузовик и в самом
деле сотворил с нашим джипом нечто невероятное: местами он выглядел, будто
израненный зверь, оттого и пол подо мной был вспорот, словно ножом. Я замер,
вдруг обнаружив эту зияющую дыру. Но было ли у меня время на размышление...
Ломая ногти и пальцы, я принялся расширять этот единственный мой путь к
спасению; и в те секунды, наверное, именно отчаяние придало мне силы -- я на
удивление быстро добился своего, но, увидев бетон, понял -- слишком тесно,
не развернуться, не бежать, не спастись...Потом понял -- Ложь! И превратился
в змею, не иначе: извиваясь, просунулся сначала ногами, затем, содрав кожу с
мясом на бедрах, туловищем, и, наконец, -- плечами и головой. Заметил
придорожный столб, который едва не разрубил автомобиль, схватился за него и,
вытащив себя, -- одежда на мне, изорванная в клочья, горела,-- скатился в
кювет, в лужу и грязь. Обессиленный, я упал головой в дочерна замутненную
воду, глотнул ее, заскрипел на зубах песок; но, приподнявшись, придавленный
прогремевшим взрывом, упал вновь.
Лежал я недолго. Мозг лихорадочно работал: "Быстрее, быстрее... Уходи
отсюда!" Я пополз. Полез на коленях. На ногах -- от дерева к дереву.
Пошатываясь, побежал. Сторонясь дорог и машин, домов и людей. На рассвете
вышел к Сене. Очень кстати нашел телефон и в который раз за сутки позвонил
Скотту. Он оказался дома.
-- Мне необходима твоя помощь, Вильям, -- без предисловий сказал я.
-- Морис? Что случилось? Пять утра,.. -- голос его казался
обеспокоенным и слабым.
-- Где Элизабет?
-- В клинике... разумеется...
-- Ты уверен?
-- Я ничего не понимаю...
-- Прошу тебя, приезжай немедленно, я у железнодорожного моста у
Ле-Пек, на левом берегу. Я сам к тебе выйду...
Повесив трубку, я вдруг ощутил слабость и головокружение; опустился на
пол телефонной будки; только теперь осмотрел кем-то заботливо и надежно
наложенную на рану повязку, от души поблагодарил его про себя; в полузабытьи
просидел, наверное, с полчаса, затем поднялся и побрел к мосту...
Может быть, в унисон моему настроению, мост в те утренние часы был
одинок и тосклив. Я глядел в убегающую подо мной воду реки, а на душе
"скребли кошки". Я не фаталист, но посудите сами -- не окажись Элизабет
замешанной в эту историю, просто уверен: провидение не толкнуло бы меня на
авантюру с посещением дома Томашевского, и цепь событий не выстроилась бы в
том нелепом порядке.
Занятый своими мыслями, я скоро дождался Скотта. Держался он
настороженно и неуверенно. Мы поехали в клинику Рикардо. Дорогой я поведал
Вильяму обо всех моих злоключениях, и он слушал очень внимательно, ни
однажды не перебив меня, ничего не спрашивая...
-- Ты здорово влип, Морис, -- после того, как я замолчал, тягуче
растягивая каждое слово, произнес Скотт.
-- Где, по-твоему, сейчас Элизабет?
-- Может быть, в полиции... Не знаю. Прежде всего нужно заявить в
полицию о ее побеге из клиники.
-- А если мне сдаться?
-- Ты бредишь, Морис?! Если те, с кем ты связался, в кого стрелял,
действительно из спецслужб... Да они сделают из тебя козла отпущения... Нет,
только не это... За Элизабет душа болит, где она?
-- Знать бы...
-- Тебе потребуются новые документы. Я займусь этим, достану через
друзей. До той поры пересидишь в клинике, кстати, подлечишься с больными,
некоторые из них тоже мнят себя Мегрэ, Шерлок Холмсами...
Я пробыл в клинике Рикардо две недели. Сюда же на третий день полиция
вернула Элизабет. Судя по всему, в ту ночь, к моменту приезда стражей
порядка, ее уже не было на месте преступления. Мою жену нашли на станции
Ашер спящей в мусорном контейнере. Раздувать шумиху по поводу случившегося
