обыкновенный недобитый петлюровец!..
И бог знает, чем бы все это кончилось, если бы в коридоре не запахло
жареным человеческим мясом, а из процедурной не донесся бы нечеловечес-
кий вопль.
Дама с вуалеткой заткнула уши пальчиками (точь-в-точь, как Катюша да-
веча), вскочила со стула и бросилась на выход.
- Слабонервная, - прокомментировала ей вслед приблатненная девица. -
Такие и в гроб все в бородав-ках ложатся. За красоту, либерал, и муки
принимать надо. Я вот третий раз штопаться буду. Уже в стационаре лежа-
ла. Обещают так залакировать, что комар носа не подточит... Расскажи,
папаша, чего еще. Вот в Париже бывал?
Нельзя сказать, что запах и вопль произвели на Фому Фомича успокаива-
ющее впечатление, но ему перед девицей невозможно было это показать. И
он рассказал, что недавно ездил в Париж. И даже в поезде. Как один из
самых перспективных капитанов в пароходстве был отправлен в командировку
на специальный французский тренажер. И все это правда была, но девица не
поверила, хохотала от души, весело и от избытка чувств щипала Фому Фоми-
ча за пиджак на плече.
- Тише ты, тише! - урезонивал Фома Фомич девицу. - Люди оборачивают-
ся! Знаешь, дочка, кого мне напоминаешь? - задушевно спросил он, когда
девица успокоилась. - Плавает у меня буфетчица. Сонькой зовут, - начал
он новую историю, зажав руки между колен (любимая поза в отпускные до-
машние вечера у телевизора). - Плавает, значить, буфетчица. Сонька, по
фамилии Деткина. А матросы ее "Сонька Протезная Титька" кличут. Хотя и
никаких протезов там, значить, и не числится: жаром от ее титек на милю
полыхает. Но язва девка. Одно и есть положительное - рыбу готовит заме-
чательно. Ежели где рыбки добудем, так она повара всегда замещает.
Только Соньке доверяю рыбку. Охочий до нее. Да. До рыбки охочий, зна-
чить...
- Почему "протезной" прозвали? - с большим интересом спросила девица.
- А не дает никому проверить - вот они и прозвали, - объяснил Фома
Фомич. - Коварная и языкатая. Старпома зовут Арнольдом Тимофеевичем, а
она его Степаном Тимофеевичем - Разиным, значить. Он возмущается, кричит
на весь пароход: "Арнольд я! Арнольд! А не Степан! " - "Вы, - она ему
объясняет, - такой смелый, как Степан Разин или даже Котовский, вот и
путаю..." А Тимофеич-то мой, чего греха таить, трусоват, но документацию
ведет замечательно...
- Сколько ей, Соньке? - спросила девица.
- Двадцать исполнилось.
- И ни разу хахаля не было?
- Чуть было один не определился. В Триполи стояли. И у Соньки хахаль
определился - журналист из морской газеты с нами плавал. Ну, из Триполи
в Вавилон помполиты всегда экскурсии устраивают. Автобус заказали. Перед
отъездом Сонька опять Тимофеича Котовским или Разиным обозвала. Он - в
бутылку, прихватил ее на крюк, она тоже шерсть подняла, да. Ну, задробил
старпом ей экскурсию. И тогда, гляжу, хахаль тоже не едет - любовь, зна-
чить, и круговая порука. Ладно. Поплыли в Англию. Кто-то пикантно мне
намекает, что, значить, желтеет Сонька.
Вызываю на тет-тет.
Так и сяк, говорю, голубушка моя любезная. Тактично интересуюсь: ты,
мол, не беременна, ядрить тя в корень?
Может, думаю, ее на аборт придется, так мне потом от валютных слож-
ностей и неприятностей не очухаешься. Нашим-то судовым врачам запрещено.
- А она чего? - с нетерпением спросила приблатненная девица.
- А она: "Как смеете про меня так пошло ду-мать?!" - "А чего, говорю,
желтеешь? Мне-то, значить, из поддувала слухи доходят, что тебя и на со-
леное потянуло. Я, говорю, заботу проявляю, по-отцовски, а ты все мне
подлости хочешь, - травим, значить, здесь тебя, а я по-отцовски пережи-
ваю, у меня, значить, дочка как раз такая..."
- Товарищ Фомичев! В десятый кабинет! - разда-лось под высокими сво-
дами особняка одесского турка Родоканаки.
И приблатненная девица так и осталась в неведении о дальнейшей судьбе
Соньки Деткиной, ибо на обратном пути, как мы увидим, Фома Фомич ни с
кем уже беседовать был не в состоянии.
3
Валентина Адамовна и старик невропатолог попросили Фому Фомича раз-
деться до трусов.
Он смог раздеться только до кальсон.
- Ничего, не переживайте, - сказала Валентина Адамовна. - Мы здесь и
не такие гоголь-моголь видели. Засучите кальсончики на той конечности,
где у вас змея, а где нет, там можете не засучивать.
Затем старик невропатолог поставил уникума в конус света рефлекторной
лампы возле откидного хирургического кресла. И пошел-поехал щелкать фо-
тоаппаратом. Оптическая насадка на аппарате напоминала трубу ротного ми-
номета - специальная насадка для крупномасштабного фотографирования.
- Личность-то не попадет? - на всякий случай еще раз поинтересовался
Фома Фомич.
- Нет, нет! Обязательно без головы выйдете, то есть будете, - мимохо-
дом успокоил пациента невропатолог-фотограф. - Но, должен заметить, Ва-
лентина Адамовча, пациент уже в возрасте. И с нервишками не все в поряд-
ке. Обратите внимание, как он на щелчки спускового механизма реагирует.
Думаю, он у вас при сильном болевом шоке приступ стенокардии закатит.
Такая древняя наскальная живопись - это вам не банальные оспенные следы
или бородавки...
- Да, - легко согласилась Валентина Адамовна. - А мы вот Эммочку поп-
росим с ним заняться. Она молоденькая, нервы хорошие...
- Рыжая? В брюках? Практиканточка? - спросил старик невропатолог, от-
винчивая с фотоаппарата минометную трубу.
- Нет. Брюнетка. Вторую неделю тренируется, и рука у нее твердая, -
сказала Валентина Адамовна.
Беседовали медики так, как нынче у них и принято, то есть не замечая
пациента.
Сегодняшняя наука установила, что чем больше наш брат будет, напри-
мер, знать о своем раке, тем сильнее будет ему сопротивляться, а внут-
реннее, духовное, психологическое сопротивление и аутотренинг играют в
безнадежных случаях огромную роль в деле улучшения духовного настроя бе-
долаги.
- Я очень, значить, извиняюсь, но... - начал было Фома Фомич, испыты-
вая нарастающее опасение за близкое будущее. Он хотел со смешком сказать
несколько слов на тему практикантов (на них вдоволь нагляделся: в каждый
рейс какого-нибудь практиканта подсовывают, а тот и нос от кормы отли-
чить не может). Затем собирался попросить Валентину Адамовну самолично
начать процедуру, но она после фотосеанса абсолютно утратила к уникуму
интерес, перевела свет рефлектора на кресло и велела пациенту туда са-
диться. Сами же невропатолог и косметолог покинули кабинет.
Фома Фомич сел в холодное кресло и убедился в том, что и правая (со
змеем-горынычем) ляжка, и левая (без украшений) мелко и противно вздра-
гивают. Вздрагивали и коленки. А из подмышек запахло мышиной норой.
"Использовала, сука, и продала", - с горечью на людскую пошлую натуру
подумал Фома Фомич, по телевизионной привычке засовывая кисти рук между
коленок и судорожно сжимая последние.
Было тихо.
За окном кабинета качались верхушки бульварных лип. На старинном мра-
морном подоконнике, намертво в него вделанная, стояла буржуйская мрамор-
ная ваза с золотым антуражем в виде лир. А на потолке - прав был гарде-
робщик - резвились вовсе почти обнаженные ангелы, а может быть, и амуры.
"Все Катька придумала! - вдруг мелькнуло у Фомы Фомича. - А сама к
отцу как? Только и поцелует да прижмется, коли ей заграничную тряпку
приволочешь, а так и нет никакого беспокойства и переживания за отца...
Супруга тоже хороша... Раньше-то ревновала, волновалась, значить, а нын-
че что? Успокоилась. И в рейс проводить не придет - гипертонии да мерца-
ния разные... Они на пару меня и сюда загнали, а потом и в гроб, зна-
чить, загонят..."
Влетела чернявая шустренькая практиканточка Эммочка.
- Ну-с, как мы себя чувствуем? Отлично мы себя чувствуем! Действи-
тельно уникальные изображения! Ну-с, соски пока трогать не будем, - за-
пела-заговорила Эммочка. - Корвалольчик приготовим на всякий пожарный...
А вы откидывайтесь, откидывайтесь, не стесняйтесь...
- Как бы, значить, копыта не откинуть, - пошутил Фома Фомич, не реша-
ясь откинуться на спинку и наблюдая, как Эммочка готовит шприц и громы-
хает всякими другими жутковатыми металлическими причиндалами.
- Отлично мы себя чувствуем! Отлично! - пела-говорила Эммочка. - Мо-
лодцом мы сидим! Молодцом! Все бы так!.. Где же моя сестричка запропас-
тилась?.. Ладно, черт с ней, и без нее вначале обойдемся... Небось за
мороженым помчалась... А мы мороженое любим? Любим мы мороженое, лю-
бим!.. Головку-то запрокиньте, зачем вам на иглу глаза пялить, укол как
укол - обыкновенный новокаинчик... Вот мы с хвоста и начнем русалочку
ликвидировать... Она у нас вся сплошь штриховая, русалочка наша, с нее и
начнем... Ну вот, укольчик-то уже и позади! Отлично мы себя чувствуем!
Отлично! Сразу видно, что алкоголем мы не злоупотребляем... Да запро-
киньте вы голову, черт возьми! Кому сказано?! Сейчас вам в нос такое
ударит, а вы его туда сами суете!.. Уникум, просто уникум! Первый раз
вижу, чтобы у мужчины так мало шерстки на груди было! Красота - брить не
надо! А отдельные волосики мы поштучно щипчиками и повыдергиваем! Быст-
рее будет... Вот мы их повыщипываем, потом спиртиком протрем и присту-
пим... А чего это мы побледнели-позеленели? Ай-ай-ай! Такие мы уникумы,
такие мы герои! И вдруг посинели...
"Вот те и гутен-морген", - подумал Фома Фомич, откидываясь вместе с
креслом куда-то в космос.
И это было его последней мыслью, если такое абстрагированное, мимо-
летное мелькание можно назвать мыслью.
Пещерные рисунки остались в полной неприкосновенности.
А через полчасика благоухающий спиртом, корвалолом и валерианой с
ландышем Фома Фомич покинул особняк одесского турка Родоканаки.
Почему-то вынесло его из 84-й косметической поликлиники через черный
ход - туда сильнее сквозило.
По дороге к черному ходу он угодил в грязехранилище и еще куда-то, а
затем уже очутился в милом и тихом дворовом скверике.
Автомобиля Фомы Фомича в скверике, естественно, не было, так как ос-
тавил он "Жигули" на бульваре Профсоюзов возле дома с бюстами негров.
Негритянских бюстов Фома Фомич тоже не обнаружил.
Голова у него кружилась, и сильно тошнило. Но на свежем воздухе минут
через пять уникум взял себя в руки, или посадил на цепь, и нашел дворо-
вую арку, через которую окончательно выбрался из мира эстетики на
бульвар Профсоюзов, пришептывая по своей давней привычке: "Это, значить,
вам не почту возить!"
Забравшись в автомобиль, Фома Фомич обнаружил, что из поля зрения ис-
чез сегмент окружающего пространства: спидометр он на приборной доске
видел, а часы, которые рядом со спидометром, не видел. Или липу на
бульваре отлично видел, а фонарь рядом напрочь не замечал.
Но такое с глазами Фомы Фомича уже случалось от сильного испуга. Бы-
вало и похуже: вместо натурального одного встречного танкера прутся сра-
зу два кажущихся...
В машине Фоме Фомичу нестерпимо захотелось зевнуть - во всю ширь, со
смаком, - но зевок как-то так не получался, сидел внутри, наружу не вы-
лезал. А без зевка не удавалось вздохнуть на полную глубину. И Фома Фо-
мич с полминуты сидел, ловя воздух ртом и пытаясь зевнуть, вернее,
вспомнить движение челюстей при зевании и насильственно совершить этот
акт, но не получалось. И он уже начал задыхаться и пугаться задыхания,
когда наконец зевнулось.
И он сразу опять спазматически и с наслаждением зевнул, и слеза бла-
женно покатилась по щеке. И он, найдя, вспомня способ, который помогал
вызвать зевок, все зевал и зевал и плакал негорючими, бессмысленными,
неуправляемыми слезами - это выходило из Фомы Фомича давеча пережитое
страшное.
"Я те дам курорт! Я те такой бархат выдам, сукина дочь! Я те такого
молодого человека пропишу! Я те... Ты у меня картошку весь бархат будешь
носом копать! Вот те и будет гутен-морген!"
