- Есть а что?
- Давай на томатный сок менять?
Кругом собирались матросы. Они у меня были совсем молодые - курсанты
из средней мореходки, практиканты. Приходил и старпом. Внимательно (как
бы не продешевил чего кок) слушал, потирал небритые щеки. Василий Михай-
лович твердо верил, что небритые мужчины нравятся девушкам больше. Прав-
да, в море, где девушек нет совсем, он еще реже беспокоил себя бритвой.
В перебранке и торговле проходил час. Потом Вася тащил к себе на кам-
буз бутыль томатного соуса и от радости напевал что-нибудь.
Занятный он был парень, Васька. И пел задушевно. Особенно удачно у
него получалось: "Я - цыганский барон! У меня много жен..." Но что бы
Вася ни пел, песня ему в работе не помогала. То клейстер из фигурных ма-
карон у нас на обед, то тюря из сушеной картошки.
Он очень старался приготовить что-нибудь поприличнее, наш новый кок,
часто показывал всем свое свидетельство об окончании поварской школы в
Ленинграде. Мне даже стало казаться, будто он не кончал ее. Плохо еще
было, что Вася не имел привычки к морю, и когда у Святого Носа прихвати-
ло нас хорошим штормом, так даже клейстер из фигурных макарон он не смог
приготовить. То у него все сгорит, то перевернется, то плиту чаем зальет
и угли уже не раздуть. Двое суток мы только консервы и сухой хлеб ели.
Сам же Вася вообще ничего не мог взять в рот. Тяжело он переносил море -
едва ноги передвигал. Но моряк мог бы из него получиться. Душевные дан-
ные для этого были у Васи: в койку он не лез - прятаться под одеяло от
своей слабости не хотел. Чуть живой ползет по трапу в кубрик к матросам.
- Ребята, - хрипит, - а что я вспомнил сейчас! Очень даже веселая ис-
тория. Посмеетесь, может быть.
В кубрике выбрасывает от качки ящики из рундуков и мигает свет. А Ва-
ся уцепится за поручни на трапе и рассказывает слабым голосом:
- Вот был у нас в экспедиции один парень. Двухлетнего оленя сшибал с
ног. Зайдет с бока, как фуганет олешу плевком в морду! Тот брык - и с
копыт долой. И не шевелится больше. Это, значит, нервный шок называется.
Здорово, ребята? Или вот еще случай...
Ну, ребята и заулыбаются. Будто не было бессонных ночей, промокших
сапог и сырых простынь на койках. А пока Васька про оленя рассказывает,
у него в кастрюльках только пепел остается.
Но ребята не злились на него за плохой харч. Полюбили его ребята. Не
знаю за что, а полюбили. И прощали многое - и сухомятку, и тюрю из суше-
ной картошки.
Да, так вот. Поддаваться морю Вася не хотел. Боролся со слабостью.
Дым из камбузной трубы задувало ко мне на мостик и в самую непогоду. Но
одного дыма мало. Дымом не пообедаешь. Механик делал мне по десять сцен
на дню.
- Что ваш кок коптит? Только пачкает небо этот уголовник. А я есть
хочу! Я в том уже возрасте, когда надо питаться регулярно. Мне по дого-
вору нормальная пища положена, а где она? Где пища, я вас спрашиваю?
- Вы же видите, - растолковываю ему, - кок прилагает усилия. А это и
есть главное. Кок даже по ночам не выходит из камбуза.
Вася действительно по ночам в камбузе сидел. Это однажды сослужило
нам хорошую службу.
Я еще на стоянке механику говорил, что надо грузовую стрелу смайнать
до самого трюма и закрепить в лежачем положении намертво. А Роман Ивано-
вич уперся и говорит: "Нет!" Показывает мне заводской чертеж, на котором
походное положение стрелы указано под сорок пять градусов к мачте.
- Если заводские инженеры так решили - значит, точно, - говорил мне
механик: он авторитетам очень сильно верил.
Ну, вот, когда у Святого прихватил нас норд-ост, то оттяжки у стрелы
не выдержали и лопнули. Тяжелый стальной блок стал с борта на борт по
воздуху летать, и вся стрела тоже. Вася той ночью сидел у себя в камбузе
и все пытался сварить что-нибудь. Вдруг по стенке камбуза как ахнет этот
блок. От удара краска и пробковая изоляция посыпались Васе за шиворот.
Васек чувствует: случилось что-то неладное. Выбрался из камбуза. Ночь
мокрым ветром насквозь полна. Пена через низкий фальшборт хлещет. Волна
с полубака накатом идет по палубе. Тучи над головой летят так быстро,
будто ими из пушки выстрелили. Свист и грохот вокруг. В такую кутерьму и
бывалый матрос не сразу поймет, в чем дело. Но Вася понял. Подскочил к
машинному люку - он ближе всего от камбуза расположен, - крикнул механи-
ку, что стрелу сорвало, а сам полез к мачте. Как его блок не угробил -
это только Вася да тот блок знают.
Механик потом рассказывал, что, когда он вылез из машинного отделе-
ния, Вася уже по стреле карабкался. А стрела с борта на борт переклады-
валась, и от креплений оттяжечных осталось одно только воспоминание.
- Щенок беспалый! - заорал Роман Иванович. - С ума ты съехал, что ли?
Сейчас за борт улетишь, стерва!
А Вася и ответить механику на грубые слова ничего не мог - так Васе
на стреле трудно держаться было. Добрался он до конца стрелы, съехал по
тросу на блок, обхватил его. Тут и я вышел на палубу. Вижу, летает по
воздуху наш новый кок и время от времени кричит что-то совсем вроде не-
цензурное. А механик все хочет Васю за ногу ухватить, но никак это у не-
го не получается.
- Вот видите, - кричу я механику, - неправы вы, Роман Иванович. Нужно
было опускать стрелу до самого низа, а потом уже крепить. Я вам сколько
раз говорил об этом! А вы все заводским авторитетам поклоняетесь...
Потом мы поймали кока за ноги, на блок набросили петлю и стрелу зак-
репили.
Механик после этого случая еще больше настроился против Васи. Будто
кок был виноват в том, что оттяжки у стрелы не выдержали и Роман Ивано-
вич оказался неправ.
Вскоре кончился у нас запас печеного хлеба, который мы взяли в Бело-
морске, и надо было Васе печь новый хлеб. Но к этому делу кок отнесся
как-то странно.
- Может, вместо хлебушка лучше жарить лепешки? - спрашивал он у стар-
пома. Старпом к тому времени уже начал косо поглядывать на Васю. За про-
дукты отвечал он, старпом. А перерасход продуктов уже большой. В непого-
ду кормили команду консервами. По тридцать рублей старыми деньгами в
день обходилась эта пища на каждого человека, - консервы вещь дорогая. А
положен арктический паек по двенадцать рублей. Естественно, что насторо-
жился мой старпом.
- Какие, - говорит, - лепешки? Ты что, Беспалов, твердо решил оста-
вить меня при расчете совсем без монеты? На лепешки ведь надо уйму масла
и все прочее. А нам еще три месяца в морях болтаться. Пеки хлеб. И не
шути больше так. Чтобы выдал завтра первую плавку, и все тут. А то вот,
- и кулак показывает.
На следующий день приходит Вася ко мне на мостик. Ветер начал сти-
хать, море успокаиваться. Но Вася стоит и весь дрожит.
- Товарищ капитан, невозможно сейчас хлебушек печь. Поверьте мне, то-
варищ капитан. Я же так... так стараюсь... Я... Я все лучше хочу как...
А в духовке кирпичи повываливались от шторма, и горит хлебушек, как
только его туда сунешь. А старпом "пеки" говорит, и все тут.
- Вася, давай честно, ты вообще-то умеешь выделывать хлеб?
Вася стоит, беспалую руку сует под мышку, греет. Лицо у него серое,
мешки под глазами набухли и отливают голубиным пером.
- Умею, - говорит, делать хлеб. - А сам смотрит куда-то в небо. И та-
кую тоску я почувствовал в нем тогда. - Нужно, - говорит, - глины огнеу-
порной, чтобы вмазать кирпичи обратно.
- Ну, ладно, - отвечаю. - Придем вот скоро на остров Вайгач. Станем в
бухте Варнека. Там достанем глины. Вечером к земле подойдем. Это для мо-
ряков всегда большое событие. Вот и укрась его вкусным ужином. Доставь
ребяткам маленькую радость. Работа-то в море, сам видишь, трудная, мок-
рая, грязная.
- Если б я... если бы я, товарищ капитан... - Но не договорил тогда
Вася, вздохнул и полез с мостика вниз.
Пришли на Вайгач. Я стал под борт к флагманскому судну, договорился
насчет бани для команды, отправил людей за глиной для духовки, а коку
приказал идти готовить на камбуз флагмана, чтобы не терять времени.
За ужином собралась вся команда. После бани все чистые, довольные.
Один трудный этап пути остался за кормой.
Вася занял на другом судне хорошего хлеба. На следующей стоянке - у
Диксона - обещал отдать. И сам ужин у Васи получился просто великолеп-
ный. Сухую картошку он, видно, пропустил через мясорубку и напек из нее
то ли котлетки, то ли пирожки. И залил все это томатным соусом. Красиво
выглядит в мисках и вкусно. Сварил еще уху из трески с клецками и кисель
на третье.
Шумят ребята мои, радуются. Наконец-то, мол, Васька проявил свои та-
ланты, это ему морская встряска мозги поставила на место.
И хотя за иллюминатором хмурое небо и дождь лупит, но у нас в ка-
ют-компании хорошо, весело. За тем ужином почувствовал я, что есть у ме-
ня на сейнере команда. Не просто люди разные - мотористы, матросы, - а
команда. Сбило их, сшило, спаяло море. Радостное такое чувство от этого.
Даже механик размяк и рассказал веселую историю про своего знакомого,
который якобы написал труд о родимых пятнах и их роли в жизни красивой
женщины и хотел получить за этот труд звание кандидата наук.
Все смеялись. Один кок мрачный ходил. Только спрашивал у всех: "Доба-
вить? Добавить?"
Через день выбрали якоря и двинулись дальше. Только прошли Югорский
Шар - и сразу во льды попали. Полоса тяжелых льдов миль в сорок. Ледоко-
ла с нами еще не было, и мы в этих льдах мучились целые сутки. Промерз
я, стоя на мостике, изнервничался.
Бьют нас льды, а Вася рад. Во льдах не качает, волны нет. Печку отре-
монтировали на Вайгаче, и Вася печет хлеб. И все мы, как на его возню
посмотрим, так сердцем теплеем, хотя вокруг и тяжелые льды. Однако стар-
пом время от времени подбадривает кока.
- О'кэй. - кричит. - О'кэй, Васек, нажаривай хлебушек!
Старпом любил беседовать по-английски.
Вышли наконец на чистую воду. Я спустился с мостика, вымылся и - обе-
дать. В кают-компании все готово к обеду, и хлеб на деревянном подносе
лежит посреди стола. Я здорово хотел есть. Ну и, не дожидаясь супа, от-
ломил краюшку. А механик сидит против меня и смотрит очень внима-
тельно... От той краюшки у меня глаза полезли на лоб. Явственно я это
почувствовал.
- Что, капитан, откушали хлебца? - спрашивает меня механик.
- Откушал, Роман Иванович, - шепотом отвечаю я.
- И я, - говорит, - тоже. - И задышал часто-часто.
- Не раскисайте, - говорю, - товарищ старший механик. Моряк вы или
нет?
Механик тыльной стороной ладони вытирает со лба пот.
- Я, - бормочет, - умру сейчас.
- Вам, - говорю, - видно, совсем уже плохо, Роман Иванович, раз вы до
таких мыслей начали подниматься.
Потом он немного пришел в себя, открыл глаза, а в глазах у него лютая
ненависть, и говорит:
- Убью я его. Убью Ваську.
А Вася суп несет и, на свою беду, робко так, но все же спрашивает про
хлеб: как, мол, ничего?
Роман Иванович взвизгнул, схватил ложку и запустил ее в кока. Васек
присел на корточки, поставил суп на пол и - шмыг в двери. Стармеха мат-
росы оттащили в каюту, кажется, на руках. Он и говорить ничего не мог
больше - икота на него напала.
Мне не до обеда стало. Пошел к себе и лег.
Поспал немножко и проснулся, как всегда просыпаюсь - внезапно, будто
лопнула в койке пружина и воткнулась в спину.
Плескало за бортом Карское море. От воды несло холодом. Я побродил по
палубе. Металл кое-где уже порыжел от ржавчины. В ватервейсе у камбуза
валялось несколько щепок и пустая консервная банка. Я толкнул дверь и
заглянул в камбуз.
Вася сидел на полене возле плиты и смотрел на огонь. Привязанные про-
волочками кастрюли висели на стенках, покачивались. Пахло чадом и газами
от дизеля.
- Я не умею печь хлебушек, - сказал Вася. - И ужин на Вайгаче не я
готовил, а Семен Семенович с флагмана. Я готовить плохо умею. И свиде-
