в кожу глубоко, а пациент толстомясый.
Все эти детали гардеробщик сообщил Фоме Фомичу с бодринкой в голосе,
чтобы поддержать дух, помочь новичку решиться на мероприятие. Но ре-
зультат пока получался противоположный.
- Дома после сеанса голый будешь ходить, - про-должал информацию гар-
деробщик. - Так зарастает скорее. И смазываться будешь по живому пятип-
роцентным раствором марганцовки - самодезинфекция называется. В ей, в
марганцовке, кислород заключается, но болеть будет сильно. Сперва-то они
тебя заморозят, да и электричество боль убивает, а дома уже прихватит.
Температура подскочит - не боле как до тридцати восьми. Пирамидону купи.
Четвертинку засади. Но не боле. А через десять дней следующий кусок жах-
нут. Теперя так. Если у тебя украшения эти очень замечательные, то иди
прямо сейчас в шестой кабинет. Там такая Валентина Адамовна. Она для
диссертации самые уникумы в альбом собирает. Ежели твои заинтригуют, так
и без очереди пропихнет, а сама наблюдать будет и все такое, но сперва
зафотографирует на цветную пленку. У тя цветные картинки или монотонные?
- Монотонные, - слегка крякнув, сказал Фома Фомич.
- Монотонные-то подлые - потому как старинные. А раньше-то, сам зна-
ешь, добротнее делали, на всю глубь. Теперешние цветные вовсе просто вы-
водить. А с монотонными в пятницу летчик-испытатель, герой настоящий,
так он не только в обморок брякнулся, но, прости, друг, по секрету ска-
жу: описался! - восклицательным шепотом закончил информацию гардеробщик.
- Полчаса отмачивали!
Фома Фомич обдумал информацию, слегка шевеля при этом губами и поче-
сывая за ухом. Он, вообще-то, предполагал, что в век космоса и НТР про-
цедура унич-тожения змея-горыныча и русалочки будет проще. То есть наст-
роен он был, как немцы перед блицкригом и "дранг нах остен". И некоторое
неприятное неожиданное переживал приблизительно так же, как немцы после
разгрома под Москвой. Но духом не упал. И сказал гардеробщику:
- Я очень, значить, извиняюсь, но, кореш мой драгоценный, не описа-
юсь! Не на того напали. И ты, значить, тут пациентов не запугивай, ты их
вдохновлять должон, а ты...
Гардеробщик обиделся и даже растоптал недокуренную "Пелл-мелл".
- Я очень, значить, извиняюсь, - еще раз повторил Фома Фомич, а про
себя подумал: "Ну и черт с тобой, ну и обижайся, а за эту... как ее?..
Валентину Адамовну (он имена и отчества всегда хорошо запоминал, если
для дела надо)... за эту ценную информацию - спасибо. Теперь курс прямо
на шестой кабинет держать надо".
Валентина Адамовна - толстомясая, лет сорока, вся в золотых украшени-
ях и в тапочках на босу ногу, - как только Фома Фомич закатал рубашку на
животе, так сразу засуетилась, помолодела лет на десять, зарумянилась
даже от возбуждения и восхищения. А когда Фома Фомич совсем обнажился,
то... то все организационные вопросы оказались решенными моментально:
вне всякой очереди, сегодня же начнут; все, что товарищ где-то и от ко-
го-то слышал про ужасы (Фома Фомич, конечно, на гардеробщика не ссылал-
ся: еще тот, значить, и пригодиться может, незачем его закладывать), бе-
зобразно преувеличено; конечно, запах неприятный, но она-то сама его всю
жизнь нюхает, а ей молоко за вредность не выдают; от жира, действи-
тельно, другой запах, но это как раз и хорошо - это как бы сигнал для
врача, что пора остановиться (по-морскому "давать полный стоп"); в обмо-
рок, действительно, мужчины падают, но это для них типично: а) потому
что к боли непривычны, ибо никогда не рожают, а женщины - рожают; б) в
обморок падают мужчины не от боли, а те, кто плохо новокаин переносят
или вообще уколов боятся (Фому Фомича за морскую жизнь столько кололи от
тропических лихорадок, холер, разных чум и тифов, что он хотя и терпеть
уколы не мог, но к ним привык); в) кое-где его изображения можно будет и
не сплошь выжигать, а только по рисунку, что вовсе не больно; г) через
полчаса его покажут невропатологу для консультации и одновременно невро-
патолог, друг Валентины Адамовны, его сфотографирует, но без головы: все
врачи дают клятву Гиппократа и тайны хранят свято.
Медкарту Валентина Адамовна заполнила на Фому Фомича собственноручно.
А затем попросила посидеть четверть часика. Но сидеть не у процедурного
кабинета, а где-нибудь поблизости: его потом проведут без очереди, но
надо так это сделать, чтобы очередь не развопилась.
"Вот вам, значить, голубчики, и гутен-морген, - подумал Фома Фомич,
проходя мимо обыкновенных записанных в очередь, имеющих рядовые, пошлые
татуировки или не догадавшихся покурить с гардеробщиком в подвале паци-
ентов. - С черного хода, значить, всегда тактичнее заходить, а вы тут и
кукуйте до петухов..."
Беззлобно и благожелательно подумав так, он нашел свободное местечко
в уголке под стендом с заголовком "О вреде самолечения" и засел, отирая
пот с лысины, - в стрессовые моменты он иногда потел обильно. Ничего в
этом хорошего, конечно, не было, ибо приходилось тратить валюту в инпор-
тах на противопотные жидкости. Кроме того, из массы специальных инструк-
ций, в том числе и "О поведении в спасательной шлюпке", Фома Фомич знал
вред потоотделения (с потом уходит из организма соль, и вот именно из-за
обессоливания люди и отдают концы, а вовсе даже и не от жажды).
Когда Фома Фомич обильно потел, то невольно вспоминал эту инструкцию
и испытывал сожаление по той соли, с которой расставался.
- По вопросу потливости, папаша, в пятый каби-нет, - хрипловато ска-
зала Фоме Фомичу девица, которая сидела рядом. Ее бесстыдные коленки он,
ясное дело, видел отлично, но глаз на девицу не поднимал - еще не до
конца оклемался в мире эстетики. А тут уж пришлось поднять. Рожа у деви-
цы оказалась такой же бесстыжей, как и коленки. По роже тянулся от угол-
ка левого глаза до середины щеки шрам. Шрам, ясное дело, был заштукату-
рен всякими пудрами. "Из приблатненных", - сразу засек Фома Фомич.
- Где ж это тебя, пригожая, значить, подпортили? - ласково поинтере-
совался он. - И каким это, значить, перышком?
- А вот, папаша, и не перышкам, - так же хрипло и высокомерно сказала
девица, - обыкновенный коготь.
- Ишь ты, - сказал Фома Фомич, - чуть без глаза, значить, не оста-
лась. Коготь-то чистый был аль наманикюренный?
- Разбираешься, папаша, - одобрила знания Фомы Фомича девица и в виде
награды поддернула двадцатисантиметровую набедренную повязку к самой,
простите, талии. И у Фомы Фомича даже в голове зашумело, как шумит от
первой рюмки после длительного сухого периода.
- Не фулигань, - хрипло, но по-отцовски тепло попросил Фома Фомич. -
Расскажи лучше, как дело было, - и подмигнул по-приятельски.
Девица хохотнула и приспустила пояс стыдливости на пару дюймов.
- Седина в бороду - бес в ребро, - неодобрительно заметила дама, ко-
торая сидела напротив в шляпке с вуалью. Вуаль была такая непроницаемая,
что напоминала паранджу.
- Лысина в голову - бес в ребро! - строго поправила девица завуалиро-
ванную даму, самим тоном давая понять, что их разговор с Фомой Фомичом
их личное дело и она не допустит непосвященных в круг их интима.
"Ну, лысина у меня еще не стопроцентная, - подумал Фома Фомич, - а
корни еще такие ядреные, что мне бы вас двух и на один вечер нв хватило,
кабы я себя из рук выпустил..."
И это не были пустые мыслительные похвальбы, а абсолютная истина -
корни у Фомича еще ядрились на полный ход. Но в данный момент он поче-
му-то чувствовал необходимость и пользу держать себя с ободранной когтем
девицей этаким папашей. Какой-то инстинкт подсказывал ему такую форму
поведения. Этот "какой-то инстинкт" в Фоме Фомиче был звериной силы и
спасал его всю жизнь от лишних неприятностей.
Иногда спросит сосед по самолету или по купе: "Вы кто по профессии?"
А Фомич вдруг: "Счетоводом я, мил человек, в совхозе". И сам не знает,
почему он в данном разе не похвастался и не сказал: "Капитан я, мил че-
ловек, дальнего плавания!" И вот потом оказывается, что сосед-то соби-
рался его на какую-нибудь роскошную провокацию дернуть - на очко или
преферанс, - а как услышал "счетовод из совхоза", так сразу и пересел к
другому пассажиру, который с двумя институтскими значками на пиджаке в
талию.
Этот звериной силы инстинкт или внутренний голос опять же роднил Фо-
мича с Сократом. С той загадочной особенностью великого философа, кото-
рая в сократической литературе обозначается термином "демонион" (то есть
демон). К демониону Сократ, как и Фомич, имел обыкновение прислушиваться
еще с детства, и демонион даже в маловажных случаях удерживал его от
неправильных поступков, никогда (что в случае Фомы Фомича Фомичева осо-
бенно важно), однако, не склоняя философа к чему-либо совсем уж опреде-
ленному. В частности, как всем известно, внутренний голос воспрещал Сок-
рату заниматься политической деятельностью. В последнем случае мы опять
видим схожесть Фомы Фомича с Сократом, ибо капитану Фомичеву тоже хвата-
ло ума не залезать далеко даже в пароходскую политику.
Фома Фомич пошел делать этакого "папашу" именно потому, что сидел в
нем сатир, но сидел в глубоком подполье, загнанный в погреб социальными
установками и служебным положением. Девица же сильно действовала прелес-
тями - произошло какое-то прямое попадание ее коленок в сатирический
центр Фомича - вот инстинкт-то, демонион, и сработал, уберегая от непри-
ятностей.
Ведь за сатирическую приятность мужчине обязательно надо платить неп-
риятностью.
Ободранная когтем подружки девица бесила в Фоме Фомиче беса, но в си-
лу вышеизложенного (и свеженькой гардеробной информации о происхождении
косметологов от венерологов) он пошлого беса намертво придавил. Однако
коленки и прочие прелести соседки вызвали такое возбуждение, что он
вдруг понес ей, как возил через моря-океаны абсолютно все. Даже жирафов.
И вот уж кто плюется всегда не ко времени, так это не верблюды, а как
раз жирафы. Но еще хуже возить подсолнечные семечки. Вот везли три трюма
семечек из Архангельска в Одессу, так экипаж заплевал пароход до такой
нетактичной степени, что и не сказать. Не было, нет и не будет больше
такого заплеванного парохода нигде и никогда...
- А что самое страшное в плаваниях видели? - заинтригованная расска-
зами Фомы Фомича, спросила дама с паранджой.
- Негра он видел, - ответила за него приблатненная девица. - Негра, с
которого шкура слезала, потому что ои в Архангельске на солнце обгорел,
ясно? Вот и вам бородавки надо солнцем выводить! Только не в Архан-
гельске, а в тропиках!
- Не груби, дочка, - по-отцовски заметил Фома Фомич. - Чего на
культурных людей бросаешься?
- Привычка, - пожала плечами девица и поправила бретельку на плече
под прозрачным маркизетиком. - И на тебя брошусь, папаша, если себя к
культурным относишь. Культурный! На когти погляди! Да они у тебя плен-
кой, как глаза у дохлой курицы, заросли!
- Что ж, вы от старого морского волка еще и педикюр потребуете? -
спросила дама из-под вуалетки.
- С такими обгрызенными ногтями человек обязательно кого-нибудь в
жизни подсидит! Подсидел кого, морской волк? - спросила девица.
Фома Фомич подумал, что никого в жизни не подсиживал, а если и подси-
живал, то случайно, без черных замыслов. Однако обрывать девицу и
злиться на нее не стал.
На почве врожденной рассудительности и жизненного опыта он каждого
встречного и так и сяк поворачивал и обязательно обнаруживал самые нео-
жиданные качества: и полезные для него, Фомы Фомича, и неполезные. Пото-
му портить отношения с девицей по пустякам не стал и на пошлый выпад
промолчал.
- Молодежь! Кошмар теперь, а не молодежь! - вздохнула дама. - Вот то-
варищ, - она даже чуть поклонилась Фоме Фомичу, - сразу видно, воспитан-
ный человек и либерального духа, никогда без причины хамить не станет. У
