знает дат его рождения и смерти? Генка говорит, что это не мое дело, а
что с него, с Залпова, высчитывают по рубль двенадцать копеек за каждый
килограмм моего портрета, хотя он лично никакого отношения к вагонной
краже не имел.
Я ему говорю, что если килограмм бронзы стоит рупь двенадцать, то это
не дефицит. И украли мой бюст влюбленные читатели, а не автолюбители.
Хотя, добавляю я то, с чего начинал эту грустную историю, то есть что
меня удивляет дешевизна в нашей стране некоторых бытовых вещей, о цене
которых узнаешь в ресторанах или гостиницах, когда кокнешь чашку, графин
или тарелку. И что не так давно в Доме кино я перевернул стол на очеред-
ного своего режиссера-экранизатора, и обошлось все удовольствие в чет-
вертак...
Генка меня не дослушал и бросил трубку. Бюст сгинул бесследно. Даже
фото не осталось.
Не скрою, я несколько огорчен таким концом этой истории, ибо явствен-
но вижу очистительный огонь, в котором плавится мое бронзовое бессмер-
тие, превращаясь во втулки для передней или задней подвески "Жигулей".
Ведь любой - самый средненький - человек огорчается невниманием к его
заслугам, готовясь к предстоящему - неизбежному - и, увы, уже вечному
забвению.
НАШ КОК ВАСЯ
После демобилизации из Военно-морских сил я работал в экспедиции по
перегону рыболовных судов на Дальний Восток через арктические моря. И
вот принимал однажды в должности капитана рыболовный сейнер на судостро-
ительном заводе в Петрозаводске.
Был 1956 год. Неразбериха в экспедиции царила страшная. Дизельное
топливо, например, которое переправляло нам рыболовное министерство,
захватила себе Карело-Финская республика и отдала сельскому хозяйству:
их тракторам пахать было не на чем; теплое обмундирование доставали чуть
ли не в Одессе. Словом, то одно, то другое, то третье...
Голова кругом идет, и очень ругаться хочется. А тут еще кока у нас
нет, и приходится водить команду несколько раз в день на берег, в столо-
вую.
Этим всем и воспользовался старший помощник, чтобы уговорить меня
взять в рейс коком того беспалого Ваську.
- Кок, сами знаете, сегодня вещь дефицитная, - сказал мне старпом. -
Кока надо брать за жабру и тащить на пароход. А вы отказываетесь. Нельзя
таким разборчивым быть, товарищ капитан. Всякий дефицит всегда за жабру
хватать надо.
Старпом у меня был хороший. Молодой, правда, и не очень грамотный, но
умение хватать вовремя развито в нем было чрезвычайно. Помню, когда мы
уже пришли в Беломорск, чиф (так на морском жаргоне зовут старшего по-
мощника) однажды ночью три автомобильных покрышки где-то стащил. Из та-
ких покрышек самые хорошие кранцы получаются, а кранцев на судне у нас
недоставало.
Заботливый был старпом. Тут ничего не скажешь. Ему за эту заботли-
вость и "мешок завязали" накрепко. Да еще грубоват был, на глотку очень
сильный. Матросы между собой звали старпома горлопаном.
Вот он мне и сказал, что этого Ваську надо брать за жабру, пока дру-
гие этого не сделали. Я объясняю Василию Михайловичу, что кок больно мо-
лодой и никогда не плавал в море. К тому же уголовник - год в тюрьме
просидел. Совпадение у него еще такое нехорошее: на руке нет двух
пальцев, а фамилия Беспалов.
Старпом ударил себя кулаком в грудь и говорит:
- То, что Беспалов, это ничего. Его Васей зовут. Тезка он мой. А это
что-нибудь да значит. Мальчишка? Да. Против факта не попрешь. Но уже в
три геологические экспедиции съездил. Желание работать ну прямо-таки
крупными буквами у него на морде написано. Боевой, в общем, парень. А в
тюрьму по неопытности попал и молодости. В цирке был как-то. В первом
ряду сидел. А на манеже - тигры. У одного хвост из клетки высунулся и
вот по опилкам извивается. Вася за хвост ухватил, на руку его намотал и
ждет: что дальше будет? Тигр сперва удивился. Потом стал на свою укроти-
тельницу зубами щелкать. А Вася все держит. Скандал получился. Васю за
хулиганство и упекли на годик. Интересный он парень. И характер в нем
есть, как видите...
Ну что тут скажешь? Действительно, симпатичный вроде парень.
Вызвал я его к себе в каюту для обстоятельного разговора.
Входит парнишка в замызганной спецовке, смущается, переступает рваны-
ми ботинками и старается не смотреть мне в глаза.
- Сколько у тебя, морской бродяга, классов? И какова твоя специальная
подготовка?
- Да я еще не морской бродяга. Хочу только. А классов чуть меньше пя-
ти.
- Что ж так мало?
- Не удалось у меня с учебой, - говорит. И впервые мне в глаза пос-
мотрел. Открытый взгляд, чистый. - Батьку, - говорит, - немцы убили.
Матка состарилась чего-то рано очень. И все болеет, болеет. Хворь из нее
вовсе не уходит лет десять, как война случилась. Сестренка зато у меня
уже в седьмой класс ходит. А я вот подрабатываю. Давно уже подрабатываю.
Ну, я, как это начальству в таких случаях и положено, говорю, что
ученье - свет, а неученье - тьма, и надо всем учиться.
Он сразу согласился, что это правильно, и стал просить:
- Я учиться когда-нибудь буду. А пока вы меня на работу примите. Как
вернусь с вашего плавания, может, сразу куда-нибудь и учиться пойду - на
курсы какие нибудь. Возьмите меня. Возьмите в море.
- Ну, а пальцы свои где оставил? - спрашиваю.
Он вздохнул, потеребил вихры, потом махнул рукой: мол, была не была.
- Проиграл, - говорит, - в карты.
- Так-так. Это уже в колонии, что ли?
- Там. Из-за фамилии. Чтобы в соответствие привести. Заставили урки.
- Зачем же ты, Вася, тигра за хвост трогал? Нехорошо ведь это. Амо-
рально как-то.
- Трудно мне вам рассказать, - говорит Вася. - Не умею я хорошо расс-
казывать.
- Нет, - требую, - сядь вот сюда на диванчик и объясни. Мне очень ин-
тересно знать.
Вася сел, расстегнул воротник. Я дал ему папироску.
- Скучно мне тогда было как-то так, знаете. Скучно, товарищ капитан.
Вот и все.
- Как так: все?
- Ну, вернешься из экспедиции домой. А там все скучно так, кисло
как-то. Матка болеет. Ругает, что денег мало присылал, что непутевый я у
нее народился. Верка все клянчит чего-нибудь. Ребята-дружки поразъеха-
лись или учатся. Отстал я от них, отвык. А учиться... ну не лезет ничего
в башку, товарищ капитан. И получается, будто кто окошко в комнате зако-
лотил. Вот я и... Получилось как-то так...
- Все понятно, - говорю я. - А теперь отвечай мне честно. Значит, как
вышел ты из тюрьмы, тебя на прежнюю работу не взяли? Вот ты на северный
перегон и подался. Здесь, мол, всех берут, люди нужны. Так?
- Так, товарищ капитан. Они - геологи мои - алмаз ищут. Секретное это
дело. И не берут меня. Морально я разложился, - так мне объяснили. А я
хочу путешествовать. Я с детства хочу путешествовать.
- Готовить-то умеешь?
- Умею я, товарищ капитан. Очень даже хорошо готовлю, - сказал Вася
быстро и убедительно. - И щи, и кашу, и лепешки.
Вечером я стоял на палубе, глядел на онежские сумерки и думал о том,
что до отхода остается двое суток. Впереди длинные переходы, трудное
плавание во льдах, а дух у меня уже не тот, чтобы всему этому радо-
ваться. Я и не заметил, как рядом очутился наш новый кок. Он стоял в той
же позе, что и я - нога на кнехте, локти на леере, - и тоже смотрел, как
сгущаются над водой сумерки. Не люблю я смотреть на такие вещи с кем-ни-
будь вместе.
- Товарищ капитан, у меня труба дымит, - сказал мой новый кок и сплю-
нул за борт.
- Ну, - сказал я, - и что?
- Дымит у меня труба, товарищ капитан.
- Наверное, надо прочистить.
- А и верно! - почему-то обрадовался кок и поддернул свои новые синие
штаны. Старпом уже выдал ему робу.
Я ушел на берег и вернулся поздно. Там от города до судостроительного
завода километров пять. Автобус не ходил: весенняя грязь по колено.
Пришлось пешком. Ботинки после этого похода можно было в местный крае-
ведческий музей ставить.
Пробираюсь я от трапа к себе в каюту мимо камбуза, слышу - там железо
звякает. Вот, думаю, прав старпом: молодой кок, но старательный. Трубу
чистит даже ночью.
Ранним утром кто-то стал дергать меня за ногу. Открыл глаза и вижу,
что это наш судовой механик.
- Что вы, - говорю, - спятили, что ли, механик?
- Полундра, - отвечает. - Разобрал ваш уголовник весь пароход на час-
ти. И клотик с мачты отвинтил уже, и киль теперь начинает из шпангоутов
выбивать.
- Вы, Роман Иванович, в своем уме?
- В своем. В своем собственном. - И смотрит на меня, как тюлень на
белого медведя: с тоской и злобой. Надо сказать, Роман Иванович был
очень недоволен своей судьбой. Он думал, что по солидным годам, по со-
лидному опыту его на какой-нибудь большой пароход назначат, а его засу-
нули ко мне на сейнеришко. Вот он и злился на все вокруг и раздувал все
неполадки. Как говорят - нездорово их преувеличивал. Ну, думаю, и сейчас
преувеличивает. Не мог мальчишка за одну ночь весь сейнер разобрать на
части. Невозможно это.
- Разобрал ваш новый кок пароход на части, на мелкие кусочки, - пов-
торяет механик со злорадством. Из водопроводной трубы на камбузе теперь
бьет артезианский фонтан!
- Воткните, - говорю, - в артезианский фонтан пробку и не мешайте мне
отдыхать. Ваше это дело - забивать пробки, а не мое.
- Конечно! Ваше-то только их выковыривать.
- Это уж намек какой-то нехороший. Идите, забейте пробку, а днем мы
еще побеседуем. Сами вы подписывали приемочный акт, сами принимали такой
пароход, который за два часа мальчишка может на части разобрать.
Тут механик еще посердился немного и ушел. А я прислушался - и
действительно, вдруг слышу: шумит где-то вода, сильно так шумит.
Еще потонем прямо здесь, у причала, думаю. Обидно как-то: прямо у
причала потонуть в грязной воде.
Быстренько встал, оделся, прихожу на камбуз. А там дымовые и всякие
другие трубы на полу лежат. Только одна плита и цела. На плите кок си-
дит. Увидел меня и облизывается от возбуждения.
- А вы, - говорит, - товарищ капитан, неправы были. Вовсе даже и не
надо было трубу чистить. Я теперь как разобрал все, то и понял. Это
просто наверху крышка есть в трубе. Чтоб дождь и снег не попадал. Так
она, эта крышка, наполовину прикрыта была. Вот и дым.
- Какого же лешего ты другие трубы трогал? - спрашиваю я у кока.
- Раньше-то, в поле, все проще было, - оправдывается он. - Там кос-
терчик разведешь - и все тут. А здесь устройство. Я его изучал на прак-
тике.
В это время появился старпом.
- Войдите, - просит, - в коковое положение, не сердитесь на него. Я
знаю, что вам давеча механик наговорил про Ваську. А я вам скажу, что
выхлопные газы из главного дизеля вместо атмосферы почему-то на камбуз
попадают, так это механику ничего...
И пошел-поехал на Романа Ивановича говорить всякие штуки. Не любили
они друг друга почему-то.
В общем, пришлось до самого выхода в море камбуз ремонтировать и ко-
манду кормить по-прежнему на берегу в столовой.
А Васька, чтобы показать, как он старается, все сложные обменные ком-
бинации с продуктами устраивал. Мы последние дни ходили от причала к
причалу: то воду брали, то топливо, то балласт. И приходилось стоять ря-
дом с разными судами. Вот Вася это и использовал. Еще швартовые не зак-
репили, а уже слышно:
- Эгей, дядя! Ползи сюда поближе! - кричал наш кок соседнему коку. -
Ползи, ползи сюда. Успеешь миски помыть.
- Чего ты гавкаешь, щенок? - отзывался какой-нибудь поседевший над
кастрюлями повар. - Чего ты, щенок, гавкаешь?
- Дядь, ты случаем раньше в ресторане не работал?
- Да, а что? - спрашивал повар и, вытирая руки, спешил к борту. Ибо
каждый корабельный кок работал когда-нибудь в первоклассном ресторане и
любит вспомнить об этом.
- А в каком ресторане, дядя?
- В "Приморском" во Владивостоке.
- Ух ты. В "Приморском"! Это хорошо. А томатный соус у тебя есть?
