прибыть в 11.30 утра, во вторник 21 июня, в ХЕНГИСТ-ДАУН,
СУССЕКС, чтобы стать свидетелем небывалого торжества разума над
материей. Специальный поезд отправится с вокзала Виктория в
10.05. Проезд за счет пассажиров. По завершении эксперимента
состоится обед (или не состоится, смотря по обстоятельствам).
Станция назначения - Сторрингтон. Просьба ответить на
приглашение (далее вновь следовало имя печатными буквами).
14-бис, Энмор-Гарденс, Кенсингтон.
Оказалось, что Мелоун получил аналогичное послание, и я застал его в
тот момент, когда он весело гоготал над ним.
- Просто нахальство - посылать это нам, - заявил он. - Мы там будем
при всех условиях, как сказал палач убийце. Ну, доложу я вам, в Лондоне
только и разговоров, что об этом деле. Старик наверху блаженства:
наконец-то к его косматой голове привлечено всеобщее внимание.
И вот наступил великий день. Сам-то я отправился на место днем
раньше, чтобы проверить, все ли в порядке. Бур пребывал в заданном
положении, груз был надежно закреплен, электрическое оборудование
исправно, и я был доволен: с моей стороны сделано все, чтобы эксперимент
прошел без сучка и задоринки. Пульт управления установили примерно в
пятистах ярдах от устья шахты, чтобы свести до минимума опасность
непредвиденных последствий. Так что, когда я в то роковое утро прекрасного
летнего дня поднялся на поверхность, душа моя была спокойна, и я взобрался
на холм, чтобы окинуть взором площадку, которой предстояло стать главным
местом действия.
Казалось, весь мир устремился в Хенгист-Даун. Насколько хватало глаз,
дороги были запружены народом. По проселкам тряслись и подпрыгивали
автомобили, иные уже высаживали своих пассажиров у наших ворот. Для
большинства прибывших здесь и был конечный пункт следования. У входа их
встречал целый отряд привратников, на которых не действовали ни уговоры,
ни взятки, так что за ограду мог попасть лишь счастливый обладатель
приглашения. Менее удачливые присоединялись к огромной толпе, постепенно
образовавшей на склоне и гребне холма плотный слой зрителей. Все это
напоминало Эпсом-Даунс в день дерби.
Наш лагерь был разбит на несколько участков со специально
подготовленными местами, предназначенными для привилегированной публики.
Один участок был отведен для пэров, другой - для палаты общин, третий -
для руководителей научных обществ и светил науки, среди которых
находились, в частности, Лепелье из Сорбонны и доктор Дризингер из
Берлинской академии. Немного поодаль располагалось специально
оборудованное укрытие, обложенное мешками с песком и крытое рифленым
железом, - для членов королевской семьи.
В четверть двенадцатого вереница экипажей доставила со станции
приглашенных гостей, и я спустился в лагерь, чтобы помочь в их размещении.
Профессор Челленджер стоял возле особого ограждения и был неотразим в
своем сюртуке, белом жилете и блестящем цилиндре; лицо его носило
приторно-сладкое выражение благодушия, смешанного с необычайным
самодовольством. Типичная жертва мании величия, - как писал о нем один из
его недоброжелателей. Он провожал, а иногда просто подталкивал гостей к
приготовленным для них местам, а затем, собрав вокруг себя горстку
избранных, взобрался на вершину небольшого холмика и оглядел всех с видом
председателя, ожидающего приветственных аплодисментов. Поскольку таковых
не последовало, он сразу приступил к делу, и его голос загремел, достигая
самых отдаленных уголков нашего лагеря.
- Господа, - прогрохотал он, - слава Богу, нет нужды обращаться к
дамам. Если я и не пригласил их быть с нами в этот день, то уж, уверяю
вас, вовсе не из желания набить себе цену таинственностью, поскольку, смею
вас заверить - эти слова, сказанные с притворной скромностью, прозвучали
довольно тяжеловесно, - у меня с прекрасным полом (причем взаимно)
отношения всегда были открытые и, конечно же, вполне доверительные.
Истинная причина состоит в том, что наш эксперимент таит в себе некоторую,
крайне незначительную, долю опасности, впрочем, недостаточную для того,
чтобы оправдать беспокойство, которое я замечаю на многих лицах. Надеюсь
порадовать представителей прессы тем, что я отвел им особые места - на
отвалах у входа в шахту, - места, позволяющие им стать непосредственными
свидетелями происходящего. Они проявили к моим делам такой интерес,
который порой было трудно отличить от беспардонного вмешательства, но уж
на этот раз они не смогут упрекнуть меня в том, что я без внимания отнесся
к их проблемам. Если эксперимент не удастся и ничего не произойдет -
нельзя исключать и такой возможности, - я, по крайней мере, сделал для них
все, что мог. Если же, напротив, что-то произойдет, они окажутся в самом
выгодном положении и смогут в полной мере насладиться увиденным, а затем
все подробно описать, конечно, если в конце концов окажутся в состоянии
это сделать.
Надеюсь, вы поймете, как трудно человеку науки объяснить
невежественной, прошу прощения, толпе те разнообразные причины, которые
приводят его к определенным выводам или поступкам. Я слышу какие-то
выкрики с места. Попросил бы джентльмена в роговых очках не размахивать
зонтиком! (Голос: Определение, данное вами гостям, в высшей степени
оскорбительно!) Возможно, джентльмена возмутили мои слова относительно
толпы. Но не будем спорить о словах. Так вот, в тот момент, когда меня
перебили этой неуместной репликой, я собирался сообщить, что все,
относящееся к эксперименту, весьма полно и вполне доступно изложено в моем
сборнике, скоро выходящем из печати, куда вошли статьи о Земле и который я
без ложной скромности определил бы как одну из книг, открывающих новую эру
в истории человечества. (Общий шум и возгласы: Давайте по существу! Зачем
мы здесь собрались? Это что - розыгрыш?.) Я как раз собирался все
объяснить, но если шум будет продолжаться, мне придется принять меры к
наведению порядка. Суть дела в том, что я пробил шахту сквозь земную кору
и сейчас собираюсь сильнейшим образом воздействовать на чувствительные
центры Земли. Эту тонкую операцию мне помогут осуществить мои подчиненные:
мистер Пэрлисс Джоунс, так называемый специалист по артезианскому бурению,
и мистер Эдуард Мелоун, в данном случае мой полномочный представитель.
Обнаженная чувствительная субстанция подвергнется внешнему воздействию, а
как уж она станет реагировать на это, покажет эксперимент. Будьте любезны,
займите свои места, а эти два джентльмена спустятся в шахту и сделают
последние приготовления. Тогда я нажму кнопку на этом столе и эксперимент
состоится.
Обычно после подобных обращений Челленджера публика чувствовала себя
так же, как сейчас Земля - словно ей проткнули кожу и обнажили нервы. Наше
собрание не было исключением, и, конечно же, все рассаживались по местам с
ропотом неодобрения и даже возмущения. Челленджер остался один на своем
возвышении; его черная грива и борода тряслись от волнения. Однако ни я,
ни Мелоун не могли в полной мере насладиться этим зрелищем, поскольку
спешили исполнить свою невиданную доселе миссию. Двадцать минут спустя мы
были уже на дне шахты и убирали брезент с обнаженной поверхности.
Нам открылось удивительное зрелище. Благодаря какой-то странной
космической телепатии наша старушка планета словно поняла, что по
отношению к ней готовится неслыханная дерзость. Обнаженная поверхность
походила на кипящий котел. На ней вздувались огромные серые пузыри,
которые тут же лопались с громким треском. Наполненные воздухом вакуоли
делились и сливались вновь с повышенной активностью. Поперечное
волнообразное движение стало отчетливее. В соустьях извилистых канальцев,
проходящих под поверхностью, казалось, пульсирует какая-то темно-багровая
жидкость. Во всем чувствовалось биение жизни. Тяжелый запах затруднял
дыхание.
Я зачарованно наблюдал это зрелище, как вдруг Мелоун, стоявший
неподалеку от меня, сдавленно вскрикнул:
- Боже мой, Джоунс! Ты только взгляни туда!
Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить обстановку, и в
следующее мгновение я уже прыгнул в клеть подъемника.
- Скорее! - закричал я. - Возможно, дело идет о жизни и смерти!
То, что мы увидели, было поистине пугающим. Вся нижняя часть шахты,
казалось, тоже участвовала в том неистовом движении, которое мы заметили
на дне: стены вздымались и пульсировали в такт обнаженной поверхности.
Наконец это движение достигло отверстий, в которых были закреплены наши
брусья, и стало ясно, что брусья вот-вот рухнут. Если же это произойдет,
заостренный конец моего бура войдет в тело Земли, не дожидаясь
электрического сигнала. Но прежде нам с Мелоуном надо выбраться наружу.
Находиться на глубине восьми миль под землей, где в любой момент может
произойти небывалый катаклизм, - это была жуткая перспектива. Мы бешено
понеслись вверх.
Забудем ли мы хоть когда-нибудь этот кошмарный подъем? Лифты мчались
с визгом и скрежетом, и все равно минуты казались часами. Добравшись до
очередной пересадочной площадки, мы выскакивали, садились в новый
подъемник, нажимали кнопку .пуск. и летели дальше. Через решетчатую крышу
клетей далеко вверху виднелось маленькое пятнышко света - выход из шахты.
Пятнышко росло, пока не превратилось в большой круг, и тогда мы с
облегчением увидели кирпичную кладку устья. Мы поднимались все выше и выше
и наконец в безумном ликовании выпрыгнули из нашей тюрьмы, вновь ощутив
под ногами мягкий зеленый покров. Но нужно было бежать. Не успели мы
сделать и тридцати шагов, как где-то на огромной глубине мой железный
дротик вонзился в нервный центр старушки Земли - и великое мгновение
наступило.
Что же произошло? Ни я, ни Мелоун не успели ничего сообразить,
поскольку небывалой силы вихрь сбил нас с ног и мы покатились по траве,
словно камни для кэрлинга по ледяному полю. Тогда же до нашего слуха
донесся самый страшный вопль, какой нам когда-либо доводилось слышать.
Найдется ли среди сотен очевидцев хоть один, кто сможет описать этот
вопль? Это был рев, в котором боль, гнев, угроза и оскорбленное величие
Природы слились в ужасающий пронзительный звук. Он длился целую минуту и
был подобен слившимся воедино голосам тысячи сирен; парализовав всех
присутствующих своей неистовой мощью, он пронесся по всему южному
побережью, достиг берегов соседней Франции, перелетев через Ла-Манш, и в
конце концов растаял в спокойном летнем воздухе. Ни один звук за всю
историю человечества не мог бы сравниться с этим криком раненой Земли.
Потрясенные и оглушенные всем случившимся, мы с Мелоуном успели
почувствовать удар и услышать звук, но об остальных событиях этого
удивительного дня мы узнали лишь из рассказов очевидцев.
Первым делом на поверхность вылетели клети подъемников. Остальные
механизмы, размещенные в нишах, остались на месте, но уж твердый пол
клетей принял на себя всю силу подземного удара. Подобно тому, как ядра,
заряженные в пушку, вылетают поочередно, одно за другим, все четырнадцать
клетей чередой взмыли в воздух и, описав величественные параболы, попадали
вниз, причем одна из них рухнула куда-то в море возле Уортингской дамбы, а
другая - в поле неподалеку от Чичестера. Очевидцы уверяли, что не видели
ничего более удивительного, чем четырнадцать клетей, безмятежно парящих в
небесной сини.
Затем настала очередь гейзера. В небо на две тысячи футов взметнулась
