Сэр, - писал он, и почерк его напоминал забор из колючей
проволоки, - я вижу, вы выражаете неудовольствие в связи с тем,
что мое письмо не датировано. Позвольте обратить ваше внимание
на тот факт, что в качестве некоторой компенсации за чудовищные
налоги наше правительство имеет обыкновение ставить маленькую
круглую печать, или штамп, на внешней стороне конверта, где и
указана дата отправления. Если этот штамп отсутствует или же
неразборчив, то вам следует адресовать свой упрек
соответствующей почтовой конторе. А вас я попросил бы
сосредоточиться на вопросах, имеющих непосредственное отношение
к делу, ради которого я обратился к вам, и не заниматься
комментариями по поводу формы, в которой написаны мои письма.
Я понял, что имею дело с сумасшедшим, поэтому счел благоразумным,
прежде чем браться за это дело, навестить моего друга Мелоуна; мы знакомы
еще с тех давних пор, когда оба играли в раггер за Ричмонд. Я нашел его
все тем же весельчаком-ирландцем; его очень позабавила моя первая стычка с
Челленджером.
- Это пустяки, старина, - сказал он. - Стоит провести в его обществе
хотя бы пять минут - и покажется, что с тебя заживо содрали кожу. Уж по
части оскорблений ему нет равных!
- Так почему же все это терпят?
- Вовсе нет. Если сосчитать все судебные процессы по обвинению в
клевете, все скандалы и оскорбления действием полицейского суда...
- Оскорбления действием?!
- Да, Бог ты мой, ему ничего не стоит спустить человека с лестницы,
если тот хоть в чем-то с ним не согласен. Это примитивный пещерный человек
в пиджачной паре. Я представляю его себе с дубиной в одной руке и
кремневым топором в другой. Если некоторые рождаются не в свое столетие,
то он появился на свет не в свое тысячелетие. Ему бы жить в раннем неолите
или около того.
- И при всем при том он профессор!
- В том-то и чудо! Это самый могучий интеллект в Европе, к тому же
подкрепленный такой активностью, которая позволяет ему воплотить все
замыслы. Коллеги постоянно вставляют ему палки в колеса, поскольку люто
ненавидят его, но это все равно, что сотне траулеров пытаться удержать на
месте трансатлантический лайнер. Он просто не обращает на них внимания и
спокойно идет своим курсом.
- Ясно одно, - сказал я. - Я не желаю иметь с ним ничего общего и,
пожалуй, отменю встречу.
- Ни в коем случае. Ты будешь точен до минуты, да-да, именно до
минуты, иначе тебе здорово достанется.
- Это с какой же стати?
- Изволь, объясню. Прежде всего не принимай близко к сердцу то, что я
наговорил тебе о старике. Всякий, кому удается сойтись с ним поближе,
привязывается к нему всей душой. У старого медведя, в сущности, доброе
сердце. Помню, как он сотни миль нес на руках заболевшего оспой индейского
младенца - из глухих дебрей до самой Мадейры. Он велик во всем. И все
будет в порядке, если вы с ним сработаетесь.
- Надеюсь, что не предоставлю ему такой возможности.
- Смотри, прогадаешь. Ты слышал что-нибудь о таинственных раскопках в
районе Хенгист-Дауна на южном побережье?
- Думаю, это какие-то секретные изыскания, связанные с угледобычей.
Мелоун подмигнул:
- Можешь называть это как хочешь. Видишь ли, я пользуюсь полным
доверием старика и не могу сказать ничего определенного, покуда он сам не
разрешит. Но кое-что все же могу тебе сообщить, поскольку это было в
газетах. Некто Беттертон, разбогатевший на каучуке, несколько лет назад
оставил все свое состояние Челленджеру с условием, что эти средства будут
использованы в интересах науки. Оказалось, что это колоссальная сумма -
несколько миллионов. Тогда Челленджер приобрел земельный участок в районе
Хенгист-Дауна в Суссексе. Это была бросовая земля на северной оконечности
мелового края, значительную часть которой он обнес колючей проволокой.
Посередине участка была глубокая лощина. Здесь он и начал раскопки.
Заявил, - тут Мелоун снова подмигнул, - что в Англии есть нефть и он
намерен это доказать.
Построил небольшой комфортабельный поселок, заселил рабочими, положив
им хорошее жалованье, и те поклялись держать язык за зубами. Как и весь
участок, лощина тоже обнесена колючей проволокой и охраняется сторожевыми
собаками. Из-за этих зверюг несколько репортеров чуть было не лишились
жизни, не говоря уж о штанах. Дело это, небывалое по размаху, ведет фирма
сэра Томаса Мордена, но и ее сотрудники поклялись молчать. А сейчас,
видно, наступило время, когда потребовалась помощь специалиста по
артезианскому бурению. Надеюсь, теперь-то ты не откажешься от этого
предложения? Не глупи, дело сулит массу новых впечатлений, а вдобавок и
чек на кругленькую сумму, не говоря уж о перспективе поработать бок о бок
с самым удивительным человеком из тех, кого ты когда-либо встречал или
сможешь повстречать в будущем.
Доводы Мелоуна подействовали, и в пятницу утром я отправился в
Энмор-Гарденс. Я так боялся опоздать, что оказался у двери на двадцать
минут раньше назначенного. Я томился в ожидании у дома, и вдруг взгляд мой
упал на роллс-ройс, который показался мне знакомым - у него была
характерная серебристая стрелка на дверце. Ну конечно же, это автомобиль
Джека Девоншира, младшего компаньона знаменитой фирмы Мордена. Я знал его
как учтивейшего из смертных, и поэтому был весьма шокирован, когда он,
внезапно появившись в дверях, воздел руки к небесам и с чувством
воскликнул:
- О, будь он проклят! Черт бы его побрал!
- Что случилось, Джек? Вы, кажется, чем-то огорчены?
- Привет, Пэрлисс! Вы что, тоже ввязались в это дело?
- Пока нет, но у меня, похоже, есть шанс.
- Ну, тогда вам не позавидуешь!
- Да что с вами такое случилось? Вы, кажется, на грани срыва.
- Пожалуй, что так. Судите сами: выходит дворецкий: Профессор просил
меня сообщить вам, сэр, что он в настоящее время крайне занят - кушает
яйцо, - но если вы посетите его в более удобное время, весьма вероятно,
что он примет вас. Так он и велел мне передать. Могу добавить, что я
приходил получить сорок две тысячи фунтов, которые он нам задолжал.
Я присвистнул:
- Вы не можете получить с него долг?!
- О нет, платить он не отказывается. Надо отдать должное этой старой
горилле: он не скряга. Но платит, когда хочет и как хочет, ему никто не
указ. Ну что ж, теперь вы попытайте счастья, посмотрим, как он вам
понравится. - С этими словами Джек вскочил в свой лимузин и был таков.
Время от времени поглядывая на часы, я ждал, когда наступит час
испытания. Должен сказать, что я не робкого десятка и в своем
Белсайз-Боксинг-клубе. устойчиво держу второе место в среднем весе, но
никогда я так не волновался перед деловым визитом. Физической расправы я
не боялся: даже если этот безумец войдет в раж и набросится на меня, я,
конечно же, смогу за себя постоять; скорее, это было сложное чувство, в
котором страх перед публичным скандалом перемешивался с опасением потерять
выгодный контракт. Однако не так страшен черт, как его малюют. Я захлопнул
часы и направился к двери.
Мне открыл пожилой дворецкий с каменным лицом, выражение которого
(или, вернее, отсутствие такового) явственно говорило, что его обладатель
привык к любым потрясениям и ничто на свете уже не может его удивить.
- Вам назначено, сэр?
- Конечно.
Он заглянул в список, который держал в руке.
- Ваше имя, сэр?. Все точно, мистер Пэрлисс Джоунс. Десять тридцать.
Все в порядке. Мы должны соблюдать осторожность, мистер Джоунс, поскольку
нас одолевают журналисты. Профессор, как вы, возможно, осведомлены,
недолюбливает прессу. Пожалуйте сюда, сэр. Профессор Челленджер сейчас
примет вас.
В следующее мгновение я уже был в обществе профессора. Мой друг Тэд
Мелоун в своем рассказе Затерянный мир. обрисовал этого человека гораздо
лучше, чем это мог бы сделать я, и потому не стану затруднять себя
описанием. Единственное, что бросилось мне в глаза, - это исполинских
размеров туша за письменным столом красного дерева, длинная черная борода
лопатой и два громадных серых глаза, вызывающе глядящих из-под
полуприкрытых век. Огромная голова была откинута назад, борода выдвинута
вперед, и всем своим видом, выражавшим высокомерное нетерпение, он словно
говорил: Ну, какого черта тебе здесь надо?. Я положил на стол свою
карточку.
- Ага, - сказал он, взяв карточку так, будто она скверно пахла. - Ну
да, конечно. Вы и есть так называемый эксперт, мистер Джоунс. Мистер
Пэрлисс Джоунс. Скажите спасибо вашему крестному отцу, мистер Джоунс,
поскольку именно это нелепое имя1 и привлекло поначалу мое внимание.
- Профессор Челленджер, я пришел сюда для деловой беседы, а не для
того, чтобы обсуждать с вами мое имя, - сказал я с достоинством.
- Вы, милый мой, похоже, очень обидчивы. У вас нервы не в порядке. С
вами надо быть начеку, мистер Джоунс. Прошу вас, садитесь и успокойтесь. Я
читал вашу брошюрку о мелиорации Синайского полуострова. Вы ее сами
написали?
- Конечно, сэр. Кажется, на обложке проставлено мое имя.
- Вот именно! Вот именно! Но это не всегда одно и то же, не так ли?
Тем не менее я готов принять на веру ваше утверждение. Книга эта не лишена
определенных достоинств. За скучным тяжеловесным слогом обнаруживаются
неожиданные проблески мысли. Тут и там мелькают крупицы здравого смысла.
Вы женаты?
- Нет, сэр. Не женат.
- Ну, в таком случае есть надежда, что вы сумеете хранить тайну.
- Если уж я дам слово, то непременно его сдержу.
- Ну, хорошо. Мой юный друг Мелоун, - он говорил так, словно Тэду
было не больше десяти лет от роду, - хорошо отзывается о вас. Он считает,
что вам можно доверять. Это очень важно, поскольку я в настоящее время
провожу один из величайших экспериментов, - можно даже сказать, величайший
эксперимент, - в мировой истории. И предлагаю вам участвовать в нем.
- Почту за честь.
- Это действительно большая честь. Признаюсь, я не привлек бы никого
к этому делу, если бы гигантский размах предприятия не требовал
специалистов высочайшего класса. Теперь, мистер Джоунс, заручившись вашим
словом, перехожу к существу вопроса. Так вот, я считаю, что Земля, на
которой мы живем, сама является живым организмом со своим кровообращением,
органами дыхания, а также нервной системой.
Передо мной, несомненно, сидел сумасшедший.
- Ваш мозг, насколько я могу судить, - продолжал он, - не в состоянии
воспринять мою идею. Но постепенно он свыкнется с ней. Вспомните хотя бы,
насколько болотистая местность, поросшая вереском, напоминает волосяной
покров гигантского животного. И такие параллели можно провести везде и во
всем. Подумайте о периодических подъемах и опусканиях суши, которые можно
сравнить с медленным дыханием животного. Наконец, обратите внимание на
бесконечное ерзание и почесывание, которые наш лилипутский разум
воспринимает как землетрясения и бури.
- А как насчет вулканов?
- Да-да-да. Они соответствуют тепловым точкам нашего тела.
Мысли путались у меня в голове - я судорожно пытался найти аргументы
против этих чудовищных фантазий.
- А температура?! - закричал я. - Ведь неопровержимо доказано, что
она стремительно повышается по мере продвижения в глубь Земли, а центр
Земли - это расплавленная субстанция!
Он отмел мои доводы:
- Возможно, вы знаете, сэр - ведь среднее образование теперь доступно
каждому, - что Земля несколько сплющена у полюсов. Это означает, что полюс
ближе к центру, чем любая другая точка земной поверхности, и таким образом
