посетитель, еще сильнее прежнего раскачивая висевший на шнурке
лорнет. На его аристократическом лице отражалось сильнейшее
смятение.
-- Стало быть, мой посыльный застал вас дома? -- спросил
Холмс.
-- Да, но признаюсь, содержание письма поразило меня сверх
всякой меры. Есть ли у вас доказательства того, что вы
сообщили?
-- Есть, и самые веские.
Лорд Сент-Саймон опустился в кресло и провел рукой по лбу.
-- Что скажет герцог! -- прошептал он. -- Что он скажет,
когда услышит об унижении, которому подвергся один из членов
его семьи!
-- Но ведь тут чистейшая случайность. Я никак не могу
согласиться, что в этом есть что-нибудь унизительное.
-- Ах, вы смотрите на такие вещи с другой точки зрения!
-- Я решительно не вижу здесь ничьей вины. Мне кажется,
эта леди просто не могла поступить иначе. Конечно. она
действовала чересчур стремительно, но ведь у нее нет матери --
ей не с кем было посоветоваться в критическую минуту.
-- Это оскорбление, сэр, публичное оскорбление! -- сказал
лорд Сент-Саймон, барабаня пальцами по столу.
-- Однако вы должны принять в расчет то исключительно
положение, в котором оказалась бедная молодая девушка.
-- Я не собираюсь принимать в расчет что бы то ни было. Со
мной поступили бесчестно. Я просто вне себя.
-- Кажется, звонят, -- заметил Холмс. -- Да, я слышу шаги
на площадке... Что ж, если я не в силах убедить, вас, лорд
Сент-Саймон, более снисходительно отнестись ко всему
случившемуся, то, может быть, это скорее удастся адвокату,
которого я пригласил.
Холмс распахнул дверь и впустил в комнату даму и
господина.
-- Лорд Сент-Саймон, -- сказал он, -- позвольте
представить вас мистеру и миссис Фрэнсис Хей Маултон. С миссис
Маултон вы, кажется, уже знакомы.
При виде новых посетителей наш клиент вскочил с места. Он
стоял выпрямившись, опустив глаза, заложив руку за борт
сюртука, -- воплощение оскорбленного достоинства. Дама
подбежала к нему и протянула руку, но он упорно не поднимал
глаз. Так было, пожалуй, лучше для него, если он хотел остаться
непреклонным: вряд ли кто-нибудь мог бы устоять перед ее
умоляющим взглядом.
-- Вы сердитесь, Роберт? -- сказала она. -- Что ж, я
понимаю, вы не можете не сердиться.
-- Сделайте одолжение, не оправдывайтесь, -- с горечью
произнес лорд Сент-Саймон.
-- Да, да, я знаю, я виновата, мне надо было поговорить с
вами перед тем, как уйти, но я словно обезумела и с той самой
минуты, как вдруг увидела Фрэнка, уже не сознавала, что делаю и
что говорю. Удивительно еще, как это я не упала в обморок перед
алтарем!
-- Быть может, сударыня, вам угодно, чтобы мы -- я и мой
друг удалились на то время, пока вы будете объясняться с лордом
Сент-Саймоном? -- спросил Холмс.
-- Если мне будет позволено выказать мое мнение, --
вмешался мистер Маултон, -- я скажу, что хватит делать тайну из
этой истории. Что до меня, так я бы хотел, чтобы вся Европа и
вся Америка услышали наконец правду.
Маултон был крепкий, загорелый молодой человек небольшого
роста, с резкими чертами лица и быстрыми движениями.
-- Ну хорошо, тогда я расскажу, как было дело, -- сказала
его спутница. -- Мы с Фрэнком познакомились в 1881 году на
прииске Мак-Квайра, близ Скалистых гор, где папа разрабатывал
участок. Мы дали друг другу слово. Но вот однажды папа напал на
богатую золотоносную жилу и разбогател, а участок бедного
Фрэнка все истощался и в конце концов совсем перестал что-либо
давать. Чем богаче становился папа, тем беднее становился
Фрэнк. Папа теперь и слышать не хотел о нашем обручении и увез
меня во Фриско. Но Фрэнк не сдавался. Он поехал за мной во
Фриско, и мы продолжали видеться без ведома папы. Папа страшно
рассердился бы, если б узнал об этом, поэтому мы и решили все
сами. Фрэнк сказал, что он уедет и тоже наживет состояние и что
приедет за мной только тогда, когда у него будет столько же
денег, сколько у папы. А я пообещала, что буду ждать его,
сколько бы ни понадобилось, и не выйду замуж за другого, пока
он жив. "Если так, -- сказал мне Фрэнк, -- почему бы нам не
обвенчаться теперь же? Я буду уверен в тебе, а твоим мужем
стану лишь тогда, когда вернусь". Так мы и решили. Он отлично
все устроил, священник обвенчал нас, и Фрэнк уехал искать
счастья, а я вернулась к папе.
Через некоторое время я узнала, что Френк в Монтане. Потом
он уехал искать золото в Аризону, а следующее известие о нем я
получила уже из Нью-Мексико. Потом появилась длинная газетная
статья о нападении на прииски индейцев-апачей, и в списке
убитых было имя моего Фрэнка. Я потеряла сознание и потом
несколько месяцев была тяжело больна. Папа уже думал, что у
меня чахотка, и водил меня по всем докторам Фриско. Больше года
я ни слова не слыхала о Фрэнке и была совершенно уверена, что
он умер. Тут во Фриско приехал лорд Сент-Саймон, потом мы с
папой поехали в Лондон, была решена свадьба, и папа был очень
доволен, но я все время чувствовала, что ни один мужчина в мире
не может занять в моем сердце то место, какое я отдала моему
Фрэнку.
И все-таки, если бы я вышла замуж за лорда Сент-Саймона, я
была бы ему верной женой. Мы не вольны в нашей любви, но
управлять своими поступками в нашей власти. Я шла с ним к
алтарю с твердым намерением исполнить свой долг, насколько это
было в моих силах. Но вообразите себе, что я почувствовала,
когда, подойдя к алтарю и оглянувшись, вдруг увидела Фрэнка. Он
стоял возле первой скамьи и смотрел прямо на меня. Сначала я
подумала, что это призрак. Но когда я оглянулась снова, он
по-прежнему стоял там и взглядом словно спрашивал, рада я, что
вижу его, или нет. Удивляюсь, как я не упала в обморок. Все
кружилось передо мной, и слова священника доносились до меня,
точно жужжание пчелы. Я не знала, как быть. Остановить брачную
церемонию, решиться на скандал в церкви? Я снова взглянула на
него и, должно быть, он прочитал мои мысли, потому что приложил
палец к губам, как бы советуя молчать. Потом я увидела, как он
торопливо пишет что-то на клочке бумаги, и поняла, что эта
записка предназначалась мне. Проходя мимо него я уронила букет,
и он, возвращая цветы, успел сунуть мне в руку записку. В ней
было всего несколько слов: он просил, чтобы я вышла к нему, как
только он подаст знак. У меня, конечно, не было и тени
сомнения, что теперь мой главный долг -- повиноваться ему и
делать все, что он скажет.
Придя домой, я все рассказала моей служанке, которая знала
Фрэнка еще в Калифорнии и очень любила его. Я велела ей молчать
обо всем, сложить кое-что из самых необходимых вещей и
приготовить мне пальто. Я знаю, мне следовало бы поговорить с
лордом Сент-Саймоном, но это было так трудно в присутствии его
матери и всех этих важных гостей! И я решила, что сначала
убегу, а потом уже объяснюсь с ним. Мы просидели за столом
минут десять, не больше, я вот, глядя в окно, я увидела Фрэнка,
стоявшего на противоположном тротуаре. Он кивнул мне и зашагал
по направлению к парку. Я вышла из столовой, накинула пальто и
пошла вслед за ним. На улице ко мне подошла какая-то женщина и
начала рассказывать что-то о лорде Сент-Саймоне. Я почти не
слушала ее, но все же уловила, что у него тоже была какая-то
тайна до нашей женитьбы. Вскоре мне удалось отделаться от этой
женщины, и я нагнала Фрэнка. Мы сели в кэб и поехали на
Гордон-сквер, где он успел снять квартиру, и это была моя
настоящая свадьба после стольких лет ожидания. Фрэнк,
оказывается, попал в плен к апачам, бежал, приехал во Фриско,
узнал, что я, считая его умершим, уехала в Англию, поспешил
вслед за мной сюда и наконец разыскал меня как раз в день моей
второй свадьбы.
-- Я прочитал о венчании в газетах, -- пояснил американец.
-- Там было указано название церкви и имя невесты, но не было
ее адреса.
-- Потом мы начали советоваться, как нам поступить. Фрэнк
с самого начала стоял за то, чтобы ничего не скрывать, но мне
было так стыдно, что захотелось исчезнуть и никогда больше не
встречать никого из этих людей, разве только написать несколько
слов папе, чтоб он знал, что я жива и здорова. Я с ужасом
представляла себе, как все эти лорды и леди сидят за свадебным
столом и ждут моего возвращения. Итак, Фрэнк взял мое
подвенечное платье и остальные вещи, связал их в узел, чтобы
никто не мог выследить меня, и отнес в такое место, где никто
не мог бы их найти. По всей вероятности, мы завтра же уехали бы
в Париж, если бы сегодня к нам не пришел этот милый джентльмен,
мистер Холмс, хотя каким чудом он нас нашел, просто уму
непостижимо. Он доказал нам -- очень убедительно и мягко, --
что я была не права, а Фрэнк прав и что мы сами себе повредим,
если будем скрываться. Потом он сказал, что может предоставить
нам возможность поговорить с лордом Сент-Саймоном без
свидетелей, и вот мы здесь. Теперь, Роберт, вы знаете все. Мне
очень, очень жаль, если я причинила вам горе, но я надеюсь, что
вы будете думать обо мне не так уж плохо.
Лорд Сент-Саймон слушал этот длинный рассказ все с тем же
напряженным и холодным видом. Брови его были нахмурены, а губы
сжаты.
-- Прошу извинить меня, -- сказал он, -- но не в моих
правилах обсуждать самые интимные свои дела в присутствии
посторонних.
-- Так вы не хотите простить меня? Не хотите пожать мне
руку на прощание?
-- Нет, почему же, если это может доставить вам
удовольствие.
И он холодно пожал протянутую ему руку.
-- Я полагал, -- начал было Холмс, -- что вы не откажетесь
поужинать с нами.
-- Право, вы требуете от меня слишком многого, -- возразил
достойный лорд. -- Я вынужден примириться с обстоятельствами,
но вряд ли можно ожидать, чтобы я стал радоваться тому, что
произошло. С вашего позволения, я пожелаю вам приятного вечера.
Он сделал общий поклон и торжественно удалился.
-- Но вы-то, надеюсь, удостоите меня своим обществом, --
сказал Шерлок Холмс. -- Мне, мистер Маултон, всегда приятно
видеть американца, ибо я из тех, кто верит, что недомыслие
монарха и ошибки мистера3, имевшего место в давно минувшие
годы, не помешают нашим детям превратиться когда-нибудь в
граждан некой огромной страны, у которой будет единый флаг --
англо-американский.
-- Интересный выдался случай, -- заметил Холмс, когда
гости ушли. -- Он с очевидностью доказывает, как просто можно
иной раз объяснить факты, которые на первый взгляд
представляются почти необъяснимыми. Что может быть проще и
естественнее ряда событий, о которых нам рассказала молодая
леди? И что может быть удивительнее тех выводов, которые легко
сделать, если смотреть на вещи, скажем, с точки зрения мистера
Лестрейда из Скотланд-Ярда!
-- Так вы, значит, были на правильном пути с самого
начала?
-- Для меня с самого начала были очевидны два факта:
первый -- что невеста шла к венцу совершенно добровольно и
второй -- что немедленно после венчания она уже раскаивалась о
своем поступке. Ясно как день, что за это время произошло
нечто, вызвавшее в ней такую перемену. Что же это могло быть?
Разговаривать с кем-либо вне дома у нее не было возможности,
потому что жених ни на секунду не расставался с нею. Но, может
быть, она встретила кого-нибудь? Если так, это мог быть только
какой-нибудь американец: ведь в Англии она совсем недавно и
вряд ли кто-нибудь здесь успел приобрести над ней такое
огромное влияние, чтобы одним своим появлением заставить ее
изменить все планы. Итак, методом исключения мы уже пришли к
