если станет известно, что к нам приезжал гидравлик, то тотчас
же начнутся расспросы, факты выплывут наружу, и тогда прощай
соседские поля, а с ними и наши планы. Вот почему я взял с вас
слово никому не рассказывать, что вы сегодня вечером едете в
Айфорд. Надеюсь, теперь все ясно?
-- Единственное, что мне не совсем ясно, -- ответил я, --
это зачем вам гидравлический пресс. Сукновальную глину,
насколько я знаю, вычерпывают, как песок из карьера.
-- А, -- небрежно махнул он рукой, -- у нас свои методы
работы. Чтобы соседи ничего не заметили, мы прессуем глину в
кирпичи. Но это деталь. Я доверяю вам, мистер Хэдерли, и
рассказал все. -- Он встал. -- Итак, жду вас в Айфорде в 23.15.
-- Я обязательно приеду.
-- И помните: никому ни слова.
Он еще раз посмотрел на меня долгим вопросительным
взглядом и, пожав мне руку своей холодной, влажной рукой,
поспешно вышел.
Хладнокровно поразмыслив, я, как вы представляете, не мог
все-таки отделаться от удивления по поводу этого странного
поручения. С одной стороны, я, разумеется, был рад, ибо плату
мне предложили в десять раз большую, чем та, которую запросил
бы я сам. Кроме того, есть надежда, что за этим поручением
последуют и другие. С другой стороны, облик и манеры моего
клиента произвели на меня такое гнетущее впечатление, что я не
мог отвязаться от мысли, что вся эта история с сукновальной
глиной не вполне объясняет необходимость приехать непременно в
полночь и избежать огласки. Однако я отбросил от себя страхи,
на славу поужинал, доехал до Паддингтона и отправился в путь.
В Рединге мне пришлось сделать пересадку. Но я успел на
последний поезд в Айфорд и в начале двенадцатого прибыл на
маленькую, тускло освещенную станцию. Я оказался единственным,
кто там сошел, на платформе не было ни души, кроме заспанного
носильщика с фонарем в руках. За станционной оградой я увидел
моего утреннего знакомого -- он стоял в тени на противоположной
стороне. Не сказав ни слова, он схватил меня за руку и втащил в
экипаж, дверца которого предусмотрительно оказалась открытой.
Опустив с обеих сторон окошки, полковник постучал кучеру, и
лошадь рванулась вперед.
-- Одна лошадь? -- перебил Холмс.
-- Да одна.
-- Вы не заметили масть?
-- Заметил при свете фонаря, когда садился в экипаж.
Лошадь рыжей масти.
-- Усталая или свежая?
-- Свежая, шерсть у нее лоснилась.
-- Благодарю. Извините, что перебил. Прошу продолжать ваше
весьма интересное повествование.
-- Итак, мы тронулись в путь и ехали по меньшей мере с
час. Полковник Лизандер Старк сказал, что до места всего семь
миль, но, если принять во внимание скорость, с какой мы
мчались, и время, что нам потребовалось, мне показалось, что
расстояние там, должно быть, миль в двенадцать. Он молча сидел
рядом, и я чувствовал, когда поглядывал на него, что он не
спускает с меня глаз. Проселочные дороги в тех местах,
по-видимому, в неважном состоянии, и нас ужасно кидало из
стороны в сторону. Я попытался было в окошко разглядеть, где мы
едем, но сквозь матовое стекло мог различить только мелькавшие
кое-где световые пятна. Несколько раз я хотел завести разговор
-- уж очень монотонным было наше путешествие, но полковник
отвечал односложно, и разговор быстро затухал. Наконец ямы и
ухабы закончились, колеса захрустели по посыпанной гравием
дорожке, и экипаж остановился. Полковник Лизандер Старк
спрыгнул на землю, я последовал за ним, и он тут же потащил
меня на крыльцо, где зияла отворенная дверь. Таким образом,
прямо из экипажа я очутился в прихожей и не сумел даже краем
глаза разглядеть фасад дома. Едва я переступил порог, дверь
тяжело захлопнулась за нами, и я услышал слабый стук
отъезжающего экипажа.
В доме царил полный мрак, и полковник, что-то бормоча себе
под нос, принялся шарить по карманам в поисках спичек. Внезапно
в дальнем конце коридора дверь отворилась, и в коридор упал
длинный луч золотистого света. Луч становился шире и шире, и в
дверях, держа высоко над головой лампу, появилась женщина;
вытянув шею, она вглядывалась в нас. Я заметил, что она очень
красивая, а блеск, которым отливало ее темное платье,
свидетельствовал о том, что оно из дорогого материала. Она
произнесла несколько слов на каком-то языке, и по тону я
догадался, что она о чем-то спросила моего попутчика, но тот
лишь сердито буркнул в ответ, и она так вздрогнула, что чуть не
выронила лампу. Полковник Старк подошел к ней, шепнул что-то на
ухо и, проводив обратно в комнату, вернулся ко мне с лампой в
руках.
-- Будьте добры подождать несколько минут здесь, -- сказал
он, отворяя другую дверь в незатейливо убранную комнатку с
круглым столом посредине, на котором лежало несколько немецких
книг. Полковник Старк поставил лампу на крышку фисгармонии
рядом с дверью. -- Я постараюсь не задержать вас, -- добавил он
и исчез в темноте.
Я посмотрел книги на столе и, хотя не знаю немецкого, все
же понял, что две из них были научные, а остальные -- сборники
поэзии. Затем я подошел к окну в надежде разглядеть, где
нахожусь, но оно было плотно прикрыто дубовыми ставнями.
Удивительно молчаливый дом! Кругом царила мертвая тишина, лишь
где-то в коридоре громко тикали часы.
Смутное чувство тревоги овладевало мною. Кто эти немцы и
что они делают в этом странном, уединенном доме? И где
находится сам дом? Милях в десяти от Айфорда -- вот и все, что
мне было известно, но к северу, югу, востоку или западу от
него, я и представления не имел. Однако неподалеку от Айфорда
находится и Рединг и, наверное, другие города, так что место
это не может быть очень уж уединенным. Все же царившая вокруг
полная тишина ясно давала понять, что мы в деревне. Я ходил
взад и вперед по комнате, мурлыкая что-то себе под нос, чтобы
окончательно не упасть духом, и размышляя, что недаром получу
обещанные пятьдесят гиней.
И вдруг беззвучно и медленно отворилась дверь, и в темном
проеме появилась та женщина. Желтый свет от моей лампы упал на
ее красивое лицо. Я понял, что она чего-то боится, и мне самому
стало страшно. Дрожащим пальцем она подала мне знак хранить
молчание и прошептала что-то на ломаном английском языке, то и
дело косясь назад во мрак, словно напуганная лошадь.
-- Я уйду, -- сказала она, очевидно, изо всех сил стараясь
говорить спокойно. -- Я уйду. Я не могу оставаться здесь. И вам
здесь тоже нечего делать.
-- Сударыня, -- возразил я, -- я ведь еще не выполнил
того, ради чего приехал. Я не могу уехать, пока не осмотрю
пресс.
-- Не нужно медлить, -- настаивала она. -- Уходите в эту
дверь. Там никого нет. -- Видя, что я лишь улыбаюсь и качаю
головой, она вдруг отбросила всю свою сдержанность и, стиснув
руки, шагнула ко мне. -- Во имя неба, -- прошептала она, --
уходите отсюда, пока не поздно.
Но я довольно упрям по характеру, и, когда на пути у меня
возникает какое-нибудь препятствие, я загораюсь еще больше и
хочу довести дело до конца. Я подумал об обещанных пятидесяти
гинеях, об утомительном путешествии и о тех неудобствах, что
меня ожидают, если мне придется провести ночь на станции.
Значит, все впустую? Почему я должен уехать, не выполнив работы
и не получив тех денег, которые мне должны? Может, эта женщина
-- ведь я ничего о ней не знаю -- помешанная? С самым
независимым видом, хотя, признаться, ее поведение напугало меня
больше, чем хотелось бы показать, я снова покачал головой и
заявил о своем намерении остаться. Она было принялась
уговаривать меня, но где-то наверху стукнула дверь, и
послышались шаги на лестнице. На мгновение она прислушалась, а
потом, заломив в отчаянии руки, исчезла так же внезапно и
бесшумно, как и появилась.
В комнату вошли полковник Лизандер Старк и маленький
толстый человек с седой бородой, торчащей из складок его
двойного подбородка. Его представили мне как мистера Фергюсона.
-- Это мой секретарь и управляющий, -- сказал полковник.
-- Между прочим, мне казалось, что, уходя, я закрыл эту дверь.
Вас не просквозило?
-- Наоборот, -- возразил я, -- это я приоткрыл дверь, в
комнате душновато.
Полковник вновь нацелился на меня подозрительным взглядом.
-- Пора перейти к делу, -- сказал он. -- Мы с мистером
Фергюсоном покажем вам, где стоит пресс.
-- Я, пожалуй, надену шляпу.
-- Зачем? Пресс находится в доме.
-- Что? Разве залежи сукновальной глины здесь в доме?
-- Нет-нет! Мы только прессуем здесь. Да, собственно,
какая разница? Нам нужно, чтобы вы посмотрели машину и сказали,
в чем неисправность.
Мы поднялись наверх, впереди полковник с лампой, за ним
толстяк-управляющий, а потом я. Это был не дом, а настоящий
лабиринт -- с бесчисленными коридорами, галереями, узкими
винтовыми лестницами и низкими дверцами, пороги которых были
истоптаны ногами многих поколений. На первом этаже не было ни
ковров, ни мебели, со стен сыпалась штукатурка, и зелеными
пятнами проступала сырость. Я старался сделать вид, что все это
меня мало трогает, но отнюдь не забывал предостережения женщины
-- хоть и пренебрег им -- и зорко следил за своими спутниками.
Фергюсон был угрюм и молчалив, но по тем нескольким словам, что
он произнес, я понял, что он по крайней мере уроженец Англии.
Наконец полковник Лизандер Старк остановился и отпер
какую-то дверь. Она вела в маленькую квадратную комнату, в
которой мы трое вряд ли могли поместиться. Фергюсон остался в
коридоре, а мы с полковником вошли в комнату.
-- Мы находимся сейчас, -- сказал он, -- внутри
гидравлического пресса, и если бы кто-нибудь включил его, нам
не сдобровать. Потолок этой камеры в действительности --
плоскость рабочего поршня, который с силой, равной весу
нескольких тонн, опускается на металлический пол. Снаружи
установлены боковые цилиндры, в которые поступает вода, она
действует на поршень... Впрочем, с механикой вы знакомы. Пресс
работает, но что-то заедает, и он не развивает полную мощность.
Будьте добры осмотреть его и подсказать нам, что следует
исправить.
Я взял у него лампу и внимательно осмотрел пресс. Это была
машина гигантских размеров, способная создавать огромное
давление. Когда я вышел из камеры я включил рычаги управления,
где-то зашипело, и я понял, что в боковом цилиндре имеется
небольшая утечка. Осмотр показал, что резиновая прокладка в
одном месте потеряла эластичность и сквозь нее просачивается
вода. Именно это было причиной падения мощности. Мои спутники
весьма внимательно выслушали меня и задали несколько
практических вопросов насчет того, как устранить неисправность.
Объяснив им все подробно, я возвратился в главную камеру и из
любопытства принялся ее осматривать. С первого же взгляда было
ясно, что история с сукновальной глиной -- сплошная выдумка,
ибо глупо было даже предположить, что столь мощный механизм
предназначен для столь ничтожной цели. Стены камеры были
деревянные, но основание из железа, и я увидел на нем
металлическую накипь. Я наклонился и попытался соскоблить
кусочек, чтобы получше его рассмотреть, как услышал
приглушенное восклицание по-немецки и увидел мертвенно-бледное
лицо полковника.
-- Что вы тут делаете? -- спросил он.
Я разозлился, когда понял, как был обманут той искусно
придуманной историей, которую он мне поведал.
-- Любуюсь вашей сукновальной глиной, -- ответил я. --
Думается, я мог бы дать вам лучший совет, если бы знал истинное
