кресло после того, как супруг ее был убит. Бьюсь об заклад, что
и на черном платье леди есть такое же пятно. Это еще не
Ватерлоо, Уотсон, но это уже Маренго. Начали с поражения,
кончаем победой. А сейчас я хотел бы поговорить с этой няней
Терезой. Но чтобы получить необходимые сведения, надо проявить
большой такт.
Эта суровая австралийская няня оказалась очень интересной
особой. Молчаливая, подозрительная, нелюбезная, она не скоро
смягчилась, побежденная обходительностью Холмса и его
добродушной готовностью выслушать все, что она скажет. Тереза и
не пыталась скрыть свою ненависть к покойному хозяину.
-- Да, сэр, это правда, что он бросил в меня графин. Он
при мне выругал госпожу гадким словом, и я сказала ему, что,
будь здесь ее брат, он не посмел бы так говорить. Тогда он и
швырнул в меня графин. Да пусть бы он каждый день бросался
графинами, лишь бы не обижал мою славную птичку. Как он терзал
ее! А она была очень горда и никогда не жаловалась. Она и мне
рассказывала не все. Вы видели на ее руках ссадины? Она не
говорила мне, откуда они. Но я-то знаю, что это он проткнул ей
руку длинной шпилькой от шляпы. Сущий дьявол он был, а не
человек, -- да простит меня бог, что я так говорю о покойнике.
Когда мы встретили его в первый раз полтора года назад, он
прикинулся таким ласковым, ну чисто мед! А теперь нам эти
полтора года кажутся вечностью. Она, моя голубушка, только что
приехала в Лондон. Первый раз оторвалась от дома. Он вскружил
ей голову титулом, деньгами, обманчивым лондонским блеском.
Если она и совершила ошибку, то заплатила за нее слишком
дорогой ценой. В каком месяце мы с ним познакомились? Вскоре
после того, как приехали. Приехали мы в июне, познакомились в
июле. А поженились они в январе, в прошлом году. Да, она сейчас
в своей гостиной. Конечно, она поговорит с вами. Но не мучайте
ее расспросами -- ведь ей столько пришлось натерпеться...
Леди Брэкенстолл полулежала на той же кушетке, но вид у
нее был теперь гораздо лучше. Горничная вошла вместе с нами и
сразу же стала менять примочку на лбу.
-- Надеюсь, -- сказала леди Брэкенстолл, -- вы пришли не
за тем, чтобы опять меня допрашивать.
-- Нет, -- сказал Холмс очень мягко. -- Я не причиню вам
лишнего беспокойства. У меня есть одно желание -- помочь вам,
ибо я знаю, сколько вам пришлось выстрадать. Отнеситесь ко мне,
как к другу, доверьтесь мне, и вы не раскаетесь.
-- Что я должна сделать?
-- Сказать мне всю правду.
-- Мистер Холмс?!
-- Нет, нет, леди Брэкенстолл, это бесполезно. Вы,
возможно, слышали когда-нибудь мое имя. Так вот, ставлю на
карту свое имя и свою репутацию, что ваш рассказ -- от первого
слова до последнего -- вымысел.
-- Какая наглость! -- воскликнула Тереза. -- Вы хотите
сказать, что моя госпожа солгала?
Холмс встал со стула.
-- Итак, вам нечего мне сказать?
-- Я все сказала.
-- Подумайте еще раз, леди Брэкенстолл. Не лучше ли
искренне рассказать все?
Сомнение изобразилось на ее прекрасном лице. И в ту же
секунду оно снова стало непроницаемо, как маска. Видно, леди
Брэкенстолл приняла какое-то решение.
-- Я больше ничего не знаю.
-- Очень жаль. -- Холмс пожал плечами и взял шляпу.
Не сказав больше ни слова, мы оба вышли из комнаты и
покинули дом.
В парке был пруд. Мой друг направился к нему. Пруд весь
замерз. Но в нем была полынья, оставленная для зимовавшего
здесь одинокого лебедя.
Холмс взглянул на полынью, и мы пошли к сторожке
привратника. Там Холмс написал короткую записку для Стэнли
Хопкинса и оставил ее у привратника.
-- Попали мы в цель или промахнулись, но Хопкинс должен
это знать. Иначе что он подумает о нашем повторном визите? --
сказал Холмс. -- Но во все подробности его еще рано посвящать.
Теперь нашим местом действия будет пароходная контора линии
Аделаида -- Саутгемптон, которая находится, если память не
изменяет мне, в конце Пэлл-Мэлл. Есть еще и вторая линия,
связывающая Южную Австралию с Англией, но начнем сперва с более
крупной.
Визитная карточка Холмса, посланная управляющему конторой,
оказала магическое действие. Очень скоро Холмс имел все
интересующие его сведения.
В июне 1895 года только одно судно этой фирмы, "Рок оф
Гибралтар", прибыло в отечественный порт. Это было самое
большое и лучшее их судно. В списке пассажиров значилось имя
мисс Фрейзер из Аделаиды и ее горничной. Сейчас этот пароход
был на пути в Австралию, где-то к югу от Суэцкого канала.
Команда та же, что и в 1895 году, за одним исключением. Старший
помощник, мистер Джек Кроукер, назначен капитаном на судно "Бас
Рок", которое выходит из Саутгемптона через два дня. Кроукер
живет в Сайденхэме, но сегодня утром должен прийти за
инструкциями. Его можно подождать.
Нет, мистер Холмс не хочет его видеть, но был бы рад
взглянуть на его послужной список и узнать, что он за человек.
Это была поистине блестящая карьера. Во всем флоте не было
офицера, которого можно было бы сравнить с капитаном Кроукером.
Что до его личных качеств, то на работе он исполнителен и
точен, но вне службы иногда проявляется его необузданная,
горячая натура. Человек вспыльчивый, даже безрассудный, но при
всем том очень добр, честен и верен долгу.
Вот что узнал Холмс в пароходной конторе линии Аделаида --
Саутгемптон.
Оттуда мы отправились в Скотленд-Ярд. Но, подъехав к
полицейскому управлению, Холмс не вышел из кэба, а продолжал
сидеть, нахмурив брови и глубоко задумавшись. Очнувшись от
размышлений, он приказал ехать на телеграф в Черинг-кросс; там
отправил какую-то телеграмму. И только тогда мы вернулись на
Бейкер-стрит.
-- Нет, я не мог этого сделать, Уотсон, -- сказал мне
Холмс. -- Если будет выписан ордер на арест, ничто на свете уже
не сможет спасти его. В первый или во второй раз за всю мою
карьеру я чувствую, что, раскрыв преступника, я причиню больший
вред, чем преступник своим преступлением. Я научился быть
осторожным, и уж лучше я согрешу против законов Англии, чем
против моей совести. Прежде чем начать действовать, нам надо
разузнать еще кое-что.
Под вечер к нам пришел инспектор Стэнли Хопкинс. Дела у
него шли не очень хорошо.
-- Вы ясновидящий, мистер Холмс. Право, я иногда думаю,
что вы наделены сверхъестественными способностями. В самом
деле, каким чудом вы могли узнать, что украденное столовое
серебро на дне пруда?
-- А я этого не знал.
-- Но вы посоветовали мне осмотреть пруд.
-- И вы нашли серебро?
-- Нашел.
-- Очень рад, что помог вам.
-- Но вы не помогли мне! Вы только осложнили дело. Что это
за взломщики, которые крадут серебро, а затем бросают его в
ближайший пруд?
-- Что и говорить, довольно странные взломщики. Я исходил
из той мысли, что если серебро похитили люди, которые взяли его
для отвода глаз, то они, конечно, постараются как можно скорее
избавиться от него.
-- Но как вам могла прийти в голову эта мысль?
-- Я просто допустил такую возможность. Когда грабители
вышли из дома, у них перед носом оказался пруд с этой
соблазнительной прорубью во льду. Можно ли придумать лучшее
место, чтобы спрятать серебро?
-- Именно спрятать! В этом все дело! -- воскликнул
Хопкинс. -- Да, да, теперь мне все ясно! В полночь на дорогах
еще людно. Преступники побоялись, что их увидят с серебром, и
бросили добычу в пруд, чтобы вернуться за ней, когда их никто
не увидит. Блестяще, мистер Холмс! Это лучше, чем ваша идея
похищения серебра для отвода глаз.
-- Пожалуй, вы правы. Отличная версия. Мои рассуждения,
конечно, абсурдны. Но вы должны признать, что именно они
помогли обнаружить похищенное серебро.
-- Да, сэр, да. Это ваша заслуга. Но это еще не все. Меня
постигло горькое разочарование.
-- Разочарование?
-- Да, мистер Холмс. Сегодня утром в Нью-Йорке арестована
банда Рэндола.
-- Это ужасно, Хопкинс. Ваша версия лопнула. Если их
арестовали в Нью-Йорке, они не могли минувшей ночью совершить
убийство в Кенте.
-- Для меня это страшный удар, мистер Холмс. Правда, есть
еще банды из трех человек. А может, тут действовала шайка,
неизвестная полиции?
-- Да, конечно, вполне возможно. Что же вы теперь
собираетесь делать?
-- Буду продолжать поиски, мистер Холмс. Может, вы
подскажете мне что-нибудь?
-- Я вам уже подсказал.
-- Что именно?
-- Помните, для отвода глаз?
-- Но мотивы, мистер Холмс, мотивы?
-- Да, это, конечно, самое главное. Я вам дал идею,
подумайте над ней. Возможно, она и приведет к чему-нибудь. Не
останетесь ли отобедать с нами? Нет? До свидания, Хопкинс.
Держите нас в курсе дела.
Только после обеда, когда со стола было убрано, Холмс
снова заговорил об убийстве в Эбби-Грейндж. Он закурил трубку и
протянул ноги в домашних туфлях поближе к веселому огоньку
камина. Потом вдруг взглянул на часы.
-- Жду событий, Уотсон.
-- Когда?
-- Сейчас, в ближайшие минуты. Держу пари, вы считаете,
что я нехорошо поступил со Стэнли Хопкинсом.
-- Я верю вашему здравому смыслу. Холмс.
-- Очень любезно с вашей стороны, Уотсон. Вы вот как
должны смотреть на это: я лицо неофициальное; Хопкинс -- лицо
официальное. Я имею право действовать по личному усмотрению, он
-- нет. Он должен давать ход всему, что знает, иначе он изменит
служебному долгу. В сомнительном случае я не могу ставить его в
такое трудное положение. Поэтому подождем, пока дело
прояснится.
-- А когда оно прояснится?
-- Очень скоро. Сейчас вы увидите последнее действие этой
маленькой, но поистине замечательной драмы.
На лестнице послышались быстрые шаги, дверь нашей комнаты
распахнулась, и мы увидели перед собой молодого моряка,
поразившего нас своей мужественной красотой.
Вошедший был очень высокий молодой человек, голубоглазый,
с усами золотистого цвета, с кожей, опаленной тропическим
солнцем; его легкая, пружинящая походка говорила о том, что он
так же быстр, как и силен.
Он закрыл за собой дверь и остановился, стиснув кулаки и
тяжело дыша от волнения.
-- Садитесь, капитан Кроукер. Вы получили мою телеграмму?
Наш гость сел в кресло и вопросительно посмотрел сначала
на Холмса, потом на меня.
-- Я получил вашу телеграмму и пришел точно в назначенный
час. Я знаю, вы были у нас в конторе. И я вижу -- мне деваться
некуда, я готов услышать самое худшее. Что вы собираетесь
предпринять? Арестовать меня? Говорите, сударь! Нечего играть
со мной в кошки-мышки!
-- Предложите капитану сигару, Уотсон, -- сказал Холмс. --
Закуривайте, капитан Кроукер, и не нервничайте. Можете не
сомневаться, мы бы не сидели здесь с вами и не курили бы
сигары, если бы я считал вас обыкновенным преступником. Будете
со мной откровенны, я, возможно, помогу вам. Нет -- пеняйте на
себя.
-- Что вы хотите от меня узнать?
-- Расскажите нам, ничего не утаивая, что произошло этой
ночью в Эбби-Грейндж. Ничего не утаивая, заметьте, и ничего не
скрывая. Я знаю уже так много, что если вы хоть на дюйм
уклонитесь от истины, я свистну из моего окна в этот
полицейский свисток, и дело из моих рук уйдет в руки полиции.
Моряк на минуту задумался. Потом хлопнул себя по колену
своей большой загорелой рукой.
-- Рискну! -- воскликнул он. -- Не сомневаюсь, что вы
человек слова и джентльмен, и я расскажу вам все. Но сперва два
слова о самом важном. Что касается меня, то я ни о чем не жалею
