Уотсон, но это невозможно. На верном пути я или нет, скоро
узнаем. Думаю, что вернусь через несколько часов. -- Он открыл
буфет, отрезал кусок говядины, положил его между двумя кусками
хлеба и, засунув сверток в карман, ушел.
Я только что закончил пить чай, когда Холмс возвратился в
прекрасном настроении, размахивая каким-то старым ботинком. Он
швырнул его в угол и налил себе чашку.
-- Я заглянул на минутку, сейчас отправлюсь дальше.
-- Куда же?
-- На другой конец Вест-Энда. Вернусь, возможно, не скоро.
Не ждите меня, если я запоздаю.
-- Как успехи?
-- Ничего, пожаловаться не могу. Я был в Стритеме, но в
дом не заходил. Интересное дельце, не хотелось бы упустить его.
Хватит, однако, болтать, надо сбросить это тряпье и снова стать
приличным человеком.
По поведению моего друга я видел, что он доволен
результатами. Глаза у него блестели, на бледных щеках, даже
появился слабый румянец. Он поднялся к себе в комнату, и через
несколько минут я услышал, как стукнула входная дверь. Холмс
снова отправился на "охоту".
Я ждал до полуночи, но, видя, что его все нет и нет,
отправился спать. Холмс имел обыкновение исчезать на долгое
время, когда нападал на след, так что меня ничуть не удивило
его опоздание. Не знаю, в котором часу он вернулся, но, когда
на следующее утро я вышел к завтраку, Холмс сидел за столом с
чашкой кофе в одной руке и газетой в другой. Как всегда, он был
бодр и подтянут.
-- Простите, Уотсон, что я начал завтрак без вас, --
сказал он. -- Но вот-вот явится наш клиент.
-- Да, уже десятый час, -- ответил я. -- Кажется, звонят?
Наверное, это он.
И в самом деле это был мистер Холдер. Меня поразила
перемена, происшедшая в нем. Обычно массивное и энергичное лицо
его осунулось и как-то сморщилось, волосы, казалось, побелели
еще больше. Он вошел усталой походкой, вялый, измученный, что
представляло еще более тягостное зрелище, чем его бурное
отчаяние вчерашним утром. Тяжело опустившись в придвинутое мною
кресло, он проговорил:
-- Не знаю, за что такая кара! Два дня назад я был
счастливым, процветающим человеком, а сейчас опозорен и обречен
на одинокую старость. Беда не приходит одна. Исчезла Мэри.
-- Исчезла?
-- Да. Постель ее не тронута, комната пуста, а на столе
вот эта записка. Вчера я сказал ей, что, выйди она замуж за
Артура, с ним ничего не случилось бы. Я говорил без тени гнева,
просто был убит горем. Вероятно, так не нужно было говорить. В
записке она немекает на эти слова.
"Дорогой дядя!
Я знаю, что причинила вам много горя и что поступи я
иначе, не произошло бы это ужасное несчастье. С этой мыслью я
не смогу быть счастливой под вашей крышей и покидаю вас
навсегда. Не беспокойтесь о моем будущем и, самое главное, не
ищите меня, потому что это бесцельно и может только повредить
мне. Всю жизнь до самой смерти
любящая вас Мэри".
-- Что означает эта записка, мистер Холмс? Уж не хочет ли
она покончить самоубийством?
-- О нет, ничего подобного. Может быть, это наилучшим
образом решает все проблемы. Я уверен, мистер Холдер, что ваши
испытания близятся к концу.
-- Да, вы так думаете? Вы узнали что-нибудь новое, мистер
Холмс? Узнали, где бериллы?
-- Тысячу фунтов за каждый камень вы не сочтете чересчур
высокой платой?
-- Я заплатил бы все десять!
-- В этом нет необходимости. Трех тысяч вполне достаточно,
если не считать некоторого вознаграждения мне. Чековая книжка
при вас? Вот перо. Выпишите чек на четыре тысячи фунтов.
Банкир в изумлении подписал чек. Холмс подошел к
письменному столу, достал маленький треугольный кусок золота с
тремя бериллами и положил на стол. Мистер Холдер с радостным
криком схватил свое сокровище.
-- Я спасен, спасен! -- повторял он, задыхаясь. -- Вы
нашли их!
Радость его была столь же бурной, как и вчерашнее
отчаяние. Он крепко прижимал к груди найденное сокровище.
-- За вами еще один долг, мистер Холдер, -- сказал Холмс
сурово.
-- Долг? -- Банкир схватил перо. -- Назовите сумму, и я
выплачу вам ее немедленно.
-- Нет, не мне. Вы должны попросить прощения у вашего
сына. Он держал себя мужественно и благородно. Имей я такого
сына, я гордился бы им.
-- Значит, не Артур взял камни?
-- Да, не он. Я говорил это вчера и повторяю сегодня.
-- В таком случае поспешим к нему и сообщим, что правда
восторжествовала.
-- Он все знает. Я беседовал с ним, когда распутал дело.
Поняв, что он не хочет говорить, я сам изложил ему всю историю,
и он признал, что я прав, и, в свою очередь, рассказал о
некоторых подробностях, которые были неясны мне. Новость,
которую вы нам только что сообщили, возможно, заставит его быть
вполне откровенным.
-- Так раскройте же, ради Бога, эту невероятную тайну!
-- Сейчас я расскажу, каким путем мне удалось добраться до
истины. Но сначала разрешите сообщить вам тяжелую весть: ваша
племянница Мэри была в сговоре с сэром Джорджем Бэрнвеллом.
Сейчас они оба скрылись.
-- Мэри? Это невозможно!
-- К сожалению, это факт! Принимая в своем доме сэра
Джорджа Бэрнвелла, ни вы, ни ваш сын не знали его как следует.
А между тем он один из опаснейших субъектов, игрок, отъявленный
негодяй, человек без сердца и совести. Ваша племянница и
понятия не имела, что бывают такие люди. Слушая его признания и
клятвы, она думала, что завоевала его любовь. А он говорил то
же самое многим до нее. Одному дьяволу известно, как он сумел
поработить волю Мэри, но так или иначе она сделалась послушным
орудием в его руках. Они виделись почти каждый вечер.
-- Я не верю, не могу этому верить! -- вскричал банкир.
Его лицо стало пепельно-серым.
-- А теперь я расскажу, что произошло в вашем доме вчера
ночью. Когда ваша племянница убедилась, что вы ушли к себе, она
спустилась вниз и, приоткрыв окно над дорожкой, которая ведет в
конюшню, сообщила своему возлюбленному о диадеме. Следы сэра
Джорджа ясно отпечатались на снегу под окном. Жажда наживы
охватила сэра Джорджа, он буквально подчинил Мэри своей воле. Я
не сомневаюсь, что Мэри любит вас, но есть категория женщин, у
которых любовь к мужчине преодолевает все другие чувства. Мэри
из их числа. Едва она успела договориться с ним о похищении
драгоценности, как услышала, что вы спускаетесь по лестнице.
Тогда, быстро закрыв окно, она сказала вам, что к горничной
приходил ее зеленщик. И он в самом деле приходил...
В ту ночь Артуру не спалось: его тревожили клубные долги.
Вдруг он услышал, как мимо его комнаты прошуршали осторожные
шаги. Он встал, выглянул за дверь и с изумлением увидел
двоюродную сестру -- та крадучись пробиралась по коридору и
исчезла в вашей комнате. Ошеломленный Артур наскоро оделся и
стал ждать, что произойдет дальше. Скоро Мэри вышла; при свете
лампы в коридоре ваш сын заметил у нее в руках драгоценную
диадему. Мэри спустилась вниз по лестнице. Трепеща от ужаса,
Артур проскользнул за портьеру около вашей двери: оттуда видно
все, что происходит в гостиной. Мэри потихоньку открыла окно,
передала кому-то в темноте диадему, а затем, закрыв окно,
поспешила в свою комнату, пройдя совсем близко от Артура,
застывшего за портьерой.
Боясь разоблачить любимую девушку, Артур ничего не мог
предпринять, хотя понимал, каким ударом будет для вас пропажа
диадемы и как важно вернуть драгоценность. Но едва Мэри
скрылась за дверью своей комнаты, он бросился вниз полуодетый и
босой, распахнул окно, выскочил в сад и помчался по дорожке;
там, вдали, виднелся при свете луны чей-то темный силуэт.
Сэр Джордж Бэрнвелл попытался бежать, но Артур догнал его.
Между ними завязалась борьба. Ваш сын тянул диадему за один
конец, его противник -- за другой. Ваш сын ударил сэра Джорджа
и повредил ему бровь. Затем что-то неожиданно хрустнуло, и
Артур почувствовал, что диадема у него в руках; он кинулся
назад, закрыл окно и поднялся в вашу комнату. Только тут он
заметил, что диадема погнута, и попытался распрямить ее. В это
время вошли вы.
-- Боже мой! Боже мой! -- задыхаясь, повторял банкир.
-- Артур был потрясен вашим несправедливым обвинением.
Ведь, напротив, вы должны были бы благодарить его. Он не мог
рассказать вам правду, не предав Мэри, хотя она и не
заслуживала снисхождения. Он вел себя как рыцарь и сохранил
тайну.
-- Так вот почему она упала в обморок, когда увидела
диадему! -- воскликнул мистер Холдер. -- Бог мой, какой же я
безумец! Ведь Артур просил отпустить его хотя бы на пять минут!
Бедный мальчик думал отыскать отломанный кусок диадемы на месте
схватки. Как я ошибался!
-- Приехав к вам, -- продолжал Холмс, -- я в первую
очередь внимательно осмотрел участок возле дома, надеясь
что-нибудь обнаружить. Снега со вчерашнего вечера не выпадало,
а сильный мороз должен был хорошо сохранить следы на снегу. Я
прошел по дорожке, которой подвозят продукты, но она была
утоптана. Но неподалеку от двери в кухню я заметил следы
женских ботинок; рядом с женщиной стоял мужчина. Круглые
отпечатки показывали, что одна нога у него деревянная.
По-видимому, кто-то помешал их разговору, так как женщина
побежала к двери: носки женских ботинок отпечатались глубже,
чем каблуки. Человек с деревянной ногой подождал немного, а
затем ушел. Я тут же подумал, что это должно быть, горничная и
ее поклонник, о которых вы говорили. Так оно, и оказалось. Я
обошел сад, но больше ничего не заметил, кроме беспорядочных
следов, разбегавшихся во всех направлениях. Это ходили
полицейские. Но когда я дошел до дорожки, которая вела к
конюшне, вся сложная история этой ночи открылась мне, будто
написанная на снегу.
Я увидел две линии следов: одна из них принадлежала
человеку в ботинках, другая, как я с удовлетворением заметил,
-- человеку, бежавшему босиком. Я был уверен, что эта вторая
линия -- следы вашего сына. Впоследствии ваши слова подтвердили
правильность моего предположения.
Первый человек спокойно шагал туда и обратно, второй
бежал. Следы бежавшего отпечатались там же, где шел человек в
ботинках. Из этого можно было сделать вывод, что второй человек
преследовал первого. Я пошел по следам человека в ботинках. Они
привели меня к окну вашей гостиной; здесь снег был весь
истоптан, очевидно, этот человек кого-то долго поджидал. Тогда
я направился по его следам в противоположную сторону. Они
тянулись по дорожке примерно на сотню ярдов. Потом человек в
ботинках обернулся -- в этом месте снег был сильно истоптан,
словно шла борьба. Капли крови на снегу свидетельствовали о
том, что это так и было. Затем человек в ботинках бросился
бежать. На некотором расстоянии я снова заметил кровь; значит,
ранен был именно он. Я пошел по тропинке до самой дороги; там
снег был счищен и следы обрывались.
Вы помните, что, войдя в дом, я осмотрел через лупу
подоконник и раму окна гостиной и обнаружил, что кто-то вылезал
из окна. Я заметил также очертание следа мокрой ноги, то есть
человек залезал и обратно. После этого я уже был в состоянии
представить себе все, что произошло. Кто-то стоял под окном, и
кто-то подал ему диадему. Ваш сын видел это, бросился
преследовать неизвестного, вступил с ним в борьбу. Каждый из
них тянул сокровище к себе. Тогда-то и был отломан кусок
диадемы. Артур поспешил с диадемой домой, не заметив, что у
противника остался обломок. Пока все понятно. Но возникал
вопрос: кто этот человек, боровшийся с вашим сыном, и кто подал
