этого положения.
-- Оставьте все, как есть. Я загляну завтра поутру, и мы
все обсудим. Кто знает, быть может, к тому времени у меня
появятся какие-то дельные предложения. А пока ничего не
предпринимайте, решительно ничего.
-- Хорошо, мистер Холмс.
-- И будьте совершенно спокойны. Мы непременно что-нибудь
придумаем. Я возьму с собой этот комок черной глины, а также
карандашные стружки. До свидания.
Когда мы вышли в темноту двора, то снова взглянули на
окна. Индус все шагал по комнате. Других не было видно.
-- Ну, Уотсон, что вы об этом думаете? -- спросил Холмс на
улице. -- Совсем как игра, которой развлекаются на досуге, --
вроде фокуса с тремя картами, правда? Вот вам трое. Нужен один
из них. Выбирайте. Кто по-вашему?
-- Сквернослов с последнего этажа. И репутация у него
самая дурная. Но индус тоже весьма подозрителен. Что это он все
время расхаживает взад и вперед?
-- Ну, это ни о чем не говорит. Многие ходят взад и
вперед, когда учат что-нибудь наизусть.
-- Он очень неприязненно поглядывал на нас.
-- Вы бы поглядывали точно так же, если бы накануне
трудного экзамена к вам ворвалась толпа ищущих развлечения
бездельников. В этом как раз нет ничего особенного. И
карандаши, и ножи у всех тоже в порядке. Нет, мои мысли
занимает совсем другой человек.
-- Кто?
-- Бэннистер, слуга. Он каким-то образом причастен к этой
истории.
-- Мне он показался безукоризненно честным человеком.
-- И мне. Это как раз и удивительно. Зачем безукоризненно
честному человеку... Ага, вот и большой писчебумажный магазин.
Начнем поиски отсюда.
В городе было всего четыре мало-мальски приличных
писчебумажных магазина, и в каждом Холмс показывал карандашные
стружки .и спрашивал, есть ли в магазине такие карандаши. Всюду
отвечали, что такой карандаш можно выписать, но размера он
необычного и в продаже бывает редко. Моего друга, по-видимому,
не особенно огорчила неудача; он только пожал плечами с
шутливой покорностью.
-- Не вышло, мой дорогой Уотсон. Самая надежная и решающая
улика не привела ни к чему. Но, по правде говоря, я уверен, что
мы и без нее сумеем во всем разобраться. Господи! Ведь уже
около девяти, мой друг, а хозяйка, помнится мне, говорила
что-то насчет зеленого горошка в половине восьмого. Смотрите,
Уотсон, как бы вам из-за вашего пристрастия к табаку и дурной
привычки вечно опаздывать к обеду не отказали от квартиры, а
заодно, чего доброго, и мне. Это, право, было бы неприятно, во
всяком случае сейчас, пока мы не решили странную историю с
нервным преподавателем, рассеянным слугой и тремя усердными
студентами.
Холмс больше не возвращался в тот день к этому делу, хотя
после нашего запоздалого обеда он долго сидел в глубокой
задумчивости. В восемь утра, когда я только что закончил свой
туалет, он пришел ко мне в комнату.
-- Ну, Уотсон, -- сказал он, -- пора отправляться в
колледж святого Луки. Вы можете один раз обойтись без завтрака?
-- Конечно.
-- Сомс до нашего прихода будет как на иголках.
-- А у вас есть для него добрые вести?
-- Кажется, есть.
-- Вы решили эту задачу?
-- Да, мой дорогой Уотсон, решил.
-- Неужели вам удалось найти какие-то новые улики?
-- Представьте себе, да! Я сегодня поднялся чуть свет, в
шесть утра б,ыл уже на ногах, и не зря. Два часа рыскал по
окрестности, отмерил, наверно, не менее пяти миль -- и вот,
смотрите!
Он протянул мне руку. На ладони лежали три пирамидки
вязкой т°мной глины.
-- Послушайте, Холмс, но вчера у вас было только две.
-- Третья прибавилась сегодня утром. Понятно, что первая и
вторая пирамидки того же происхождения, что и третья. Не так
ли, Уотсон? Ну, пошли, надо положить конец страданиям нашего
друга Сомса.
И, действительно, мы застали несчастного преподавателя в
самом плачевном состоянии. Через несколько часов начинался
экзамен, а он все еще не знал, как ему поступить -- предать ли
свершившееся гласности или позволить виновному участвовать в
экзамене на столь высокую стипендию. Он места себе не находил
от волнения и с протянутыми руками бросился к Холмсу.
-- Какое счастье, что вы пришли! А я боялся, вдруг вы
отчаялись и решили отказаться от этого дела. Ну, как мне быть?
Начинать экзамен?
-- Непременно.
-- А негодяй...
-- Он не будет участвовать.
-- Так вы знаете, кто он?
-- Кажется, знаю. А чтобы история эта не вышла наружу,
устроим своими силами нечто вроде небольшого полевого суда.
Сядьте, пожалуйста, вон там, Сомс! Уотсон, вы здесь! А я займу
кресло посредине. Я думаю, у нас сейчас достаточно внушительный
вид, и мы заставим трепетать преступника. Позвоните,
пожалуйста, слуге.
Вошел Бэннистер и, увидев грозное судилище, отпрянул в
изумлении и страхе.
-- Закройте дверь, Бэннистер, -- сказал Холмс. -- А теперь
расскажите всю правду о вчерашнем.
Слуга переменился в лице.
-- Я все рассказал вам, сэр.
-- Вам нечего добавить?
-- Нечего, сэр.
-- Что ж, тогда я должен буду высказать кое-какие свои
предположения. Садясь вчера в это кресло, вы хотели скрыть
какой-то предмет, который мог бы разоблачить незваного гостя?
Бэннистер побледнел как полотно.
-- Нет, нет, сэр, ничего подобного.
-- Это всего лишь только предположение, -- вкрадчиво
проговорил Холмс. -- Признаюсь откровенно, я не сумею этого
доказать. Но .предположение это вполне вероятно: ведь стоило
мистеру Сомсу скрыться за дверью, как вы тут же выпустили
человека, который прятался в спальне.
Бэннистер облизал пересохшие губы.
-- Там никого не было, сэр.
-- Мне прискорбно это слышать, Бэннистер. До сих пор вы
еще, пожалуй, говорили правду, но сейчас, безусловно, солгали.
Лицо слуги приняло выражение мрачного упрямства.
-- Там никого не было, сэр.
-- Так ли это, Бэннистер?
-- Да, сэр, никого.
-- Значит, вы не можете сообщить нам ничего нового. Не
выходите, пожалуйста, из комнаты. Станьте вон там, у дверей
спальни. А теперь, Сомс, я хочу просить вас об одном одолжении.
Будьте любезны, поднимитесь к Гилкристу и попросите его сюда.
Спустя минуту преподаватель вернулся вместе со своим
студентом. Это был великолепно сложенный молодой человек,
высокий, гибкий и подвижный, с пружинистой походкой и приятным
открытым лицом. Тревожный взгляд его голубых глаз скользнул по
каждому из нас и наконец остановился с выражением неприкрытого
страха на Бэннистере, сидевшем в углу.
-- Закройте дверь, -- сказал Холмс. -- Так вот, мистер
Гилкрист, нас пятеро, никого больше нет, и никто никогда не
услышит о том, что сейчас здесь будет сказано. Мы можем быть
предельно откровенными друг с другом. Объясните, мистер
Гилкрист, как вы, будучи человеком честным, могли совершить
вчерашний поступок?
Злосчастный юноша отшатнулся и с укором взглянул на
Бэннистера.
-- О нет, мистер Гилкрист, я никому не сказал ни слова, ни
единого слова! -- вскричал слуга.
-- Да, это верно, -- заметил Холмс. -- Но ваше последнее
восклицание равносильно признанию вины, и теперь, сэр, --
прибавил Шерлок Холмс, глядя на Гилкриста, -- вам остается
одно: чистосердечно все рассказать.
Лицо Гилкриста исказила судорога, он попытался было
совладать с собой, но уже в следующее мгновение бросился на
колени возле стола и, закрыв лицо руками, разразился бурными
рыданиями.
-- Успокойтесь, успокойтесь, -- мягко проговорил Холмс, --
человеку свойственно ошибаться, и, уж конечно, никому не придет
в голову назвать вас закоренелым преступником. Вам, наверное,
будет легче, если я сам расскажу мистеру Сомсу, что произошло,
а вы сможете поправить меня там, где я ошибусь. Договорились?
Ну, ну, не отвечайте, если вам это трудно. Слушайте и следите,
чтобы я не допустил по отношению к вам ни малейшей
несправедливости.
Дело начало для меня проясняться с той минуты, мистер
Сомс, как вы объяснили мне, что никто, даже Бэннистер, не мог
знать, что гранки находятся в вашей комнате. Наборщик,
безусловно, отпадал, -- он мог списать текст еще в типографии.
Индуса я тоже исключил: ведь гранки были скатаны трубкой и он,
конечно, не мог догадаться, что это такое. С другой стороны, в
чужую комнату случайно попадает какой-то человек, и это
происходит в тот самый день, когда на столе лежит
экзаменационный текст. Такое совпадение, на мой взгляд,
невероятно. И я сделал вывод: вошедший знал о лежащем на столе
тексте. Откуда он это знал?
Когда я подошел к вашему дому, я внимательно осмотрел
окно. Меня позабавило ваше предположение, будто я обдумываю
возможность проникнуть в комнату через окно -- при свете дня,
на глазах у всех, кто живет напротив. Мысль, разумеется,
нелепая. Я прикидывал в уме, какого роста должен быть человек,
чтобы, проходя мимо, увидеть через окно бумаги, лежавшие на
столе. Во мне шесть футов, и я, только поднявшись на цыпочки,
увидел стол. Никому ниже шести футов это бы не удалось. Тогда у
меня возникло такое соображение: если один из трех студентов
очень высокого роста, то в первую очередь следует заняться им.
Когда мы вошли и я осмотрел комнату, столик у окна дал мне
еще одну нить. Письменный стол представлял загадку, пока вы не
упомянули, что Гилкрист занимается прыжками в длину. Тут мне
стало ясно все, не хватало нескольких доказательств, и я их
поспешил раздобыть.
Теперь послушайте, как все произошло. Этот молодой человек
провел день на спортивной площадке, тренируясь в прыжках. Когда
он возвращался домой, у него были с собой спортивные туфли, у
которых, как вы знаете, на подошвах острые шипы. Проходя мимо
вашего окна, он, благодаря высокому росту, видел на столе
свернутые трубкой бумаги и сообразил, что это может быть.
Никакой беды не случилось бы, если б он не заметил ключа,
случайно забытого слугой. Его охватило непреодолимое желание
войти и проверить, действительно ли это гранки. Опасности в
этом не было: ведь он всегда мог притвориться, что заглянул к
вам по делу. Увидев, что это действительно гранки, он не мог
побороть искушения. Туфли он положил на письменный стол. А что
вы положили на кресло у окна?
-- Перчатки, -- тихо ответил молодой человек.
-- Значит, на кресле были перчатки. -- Холмс торжествующе
взглянул на Бэннистера. -- А потом он взял первый лист и стал
переписывать на маленьком столике. Окончив первый, принялся за
второй. Он думал, что вы вернетесь через ворота, которые видны
в окно. А вы вернулись, мистер Сомс, через боковую калитку.
Внезапно прямо за порогом послышались ваши шаги. Забыв про
перчатки, студент схватил туфли и метнулся в спальню. Видите,
царапина на столе отсюда малозаметна, а со стороны спальни она
резко бросается в глаза. Это убедительно свидетельствует, что
туфлю дернули в этом направлении и что виновный спрятался в
спальне. Земля, налипшая вокруг одного из шипов, осталась на
столе, комок с другого шипа упал на пол в спальне. Прибавлю к
этому, что нынче утром я ходил на спортивную площадку, где
тренируются в прыжках; участок этот покрыт темной глиной. Я
захватил с собой комок глины и немного тонких рыжеватых опилок
-- ими посыпают землю, чтобы спортсмен, прыгая, не
поскользнулся. Так все было, как я рассказываю, мистер
Гилкрист?
Студент теперь сидел выпрямившись.
-- Да, сэр, именно так,-- сказал он.
-- Боже мой, неужели вам нечего добавить? -- воскликнул
