подал один из них Холмсу, который откинулся на спинку кресла. Свет
газового рожка падал на его тонкие черты, и я с удовлетворением заметил,
что слабая краска вновь появилась на его лице.
- Честно говоря, Уотсон, я очень признателен вам. Капитан Лэшер был
опасный человек. Как ваша рука, которую он укусил?
- Немного болит, - сознался я. - Но йод и повязка легко поправят
дело. Я гораздо более озабочен вашим плечом, мой дорогой друг, ибо он
очень сильно ударил вас той кочергой. Разрешите мне взглянуть на него.
- Позже, позже, Уотсон. Уверяю вас, ничего серьезного, всего лишь
синяк, - ответил он с ноткой нетерпения в голосе. - Теперь я могу
признаться: сегодня ночью были минуты, когда я серьезно сомневался в
том, что наш человек попадется в ловушку. В ловушку? Да, в ловушку с
приманкой, Уотсон. И если бы он не проглотил лакомый кусочек, который я
заготовил для него, нам было бы трудно посадить капитана Лэшера на
скамью подсудимых. Я делал ставку на то, что страх убийцы иногда берет
верх над его рассудком. Так и получилось.
- Откровенно говоря, я и сейчас не понимаю, как вы раскрыли это дело.
Холмс вытянулся в кресле и сложил вместе кончики пальцев. - Мой
дорогой, большой трудности эта задача не представляла. Факты достаточно
очевидны, но нужно было, чтобы убийца сам подтвердил их каким-нибудь
неосторожным поступком. В этом и заключалась главная сложность.
Косвенные доказательства - это прямо-таки несчастье для того, кто умеет
логически мыслить.
- Я ничего и не заметил.
- Вы заметили все, но не сделали выводов. В своем рассказе мисс
Меррей упомянула, что дверь комнаты-музея была заперта, но шторы на
окнах не были задернуты, хотя комната расположена на первом этаже и
выходит на шумную многолюдную улицу. Если вы помните, я прервал мисс
Меррей, чтобы спросить о привычках полковника Ворбертона. Обстоятельства
подсказывали мне, что полковник Ворбертон мог ожидать посетителя, причем
характер этого визита был таков, что или он сам, или посетитель
предпочитали сохранить визит в тайне. Для этого надо было войти в дом
через французское окно, а не через парадный вход.
Этот старый солдат недавно женился на молодой и красивой женщине, и
поэтому я отбросил предположение о вульгарном любовном свидании.
Если я был прав, то этим посетителем должен был быть человек,
секретный разговор которого с полковником Ворбертоном вызвал бы
возмущение у некоторых других членов семьи, и отсюда очевидное решение
либо полковника, либо его гостя воспользоваться вместо двери французским
окном.
- Но эти окна были заперты, - возразил я.
- Естественно. Мисс Меррей заявила, что миссис Ворбертон сразу же
после обеда пошла вместе с мужем в комнату-музей и между ними, видимо,
вспыхнула ссора. Мне пришло в голову, что если бы полковник ждал
кого-нибудь, то он, конечно, должен был бы оставить шторы незадернутыми,
чтобы посетитель увидел, что полковник не один. Конечно, вначале все это
были простые догадки, которые в какой-то степени могли соответствовать
фактам.
- А личность этого таинственного посетителя?
- Снова догадка, Уотсон. Мы знали, что миссис Ворбертон не нравился
капитан Лэшер, племянник ее мужа. Я излагаю вам эти предположения в том
виде, в каком они впервые возникли у меня в начале рассказа мисс Меррей.
Я не смог бы сделать ни шага в этом деле, если бы в конце рассказа она
не упомянула один примечательный факт, который превратил мое слабое
подозрение в абсолютную уверенность, что мы имеем дело с хладнокровным и
обдуманным убийством.
- Я должен сказать, что не могу припомнить...
- Однако вы сами подчеркнули тот факт, когда использовали слово
"нетерпимо".
- Боже мой. Холмс! - воскликнул я. - Тогда, значит, это было
замечание мисс Меррей о запахе дыма сигары полковника...
- В комнате, где только что было сделано два выстрела! Она была бы
пропитана запахом пороха! Я понял тогда, что внутри комнаты-музея не
было сделано ни одного выстрела.
- Но звуки выстрелов слышали все, кто был в доме.
- Стреляли снаружи через закрытое окно. Убийца был превосходным
стрелком и, следовательно, по всей вероятности, военным лицом. В этом,
наконец, было что-то определенное, над чем можно было работать, а
позднее я получил подтверждение из ваших собственных уст, Уотсон, когда,
закурив одну из сигар полковника, я ждал, пока не услышал вас внизу, а
затем дважды выстрелил из револьвера одного калибра с тем, из которого
был убит Ворбертон.
- Во всяком случае, должны были быть ожоги от пороха, - сказал я,
размышляя.
- Необязательно. Патронный порох - вещь ненадежная, и отсутствие
ожогов ничего не доказывало. Гораздо большее значение имел запах сигары.
Я должен добавить, однако, что хотя ваше подтверждение и было полезным,
но мне все было ясно сразу же после посещения дома.
- Вас поразила внешность слуги-индуса, - возразил я, несколько
задетый ноткой самодовольства, которое послышалось в голосе Холмса.
- Нет, Уотсон, я был поражен, увидев разбитое окно, через которое он
вышел.
- Но ведь мисс Меррей сказала, что капитан Лэшер разбил окно, чтобы
попасть в комнату.
- Достойный сожаления факт, Уотсон: женщина неизменно опускает в
своем рассказе точное описание деталей, которое так же необходимо
опытному наблюдателю, как кирпичи и цемент строителю. Если вы помните,
она заявила, что капитан Лэшер выбежал из дома, посмотрел в окно, а
затем, подняв камень с газона, разбил стекло и вошел внутрь.
- Совершенно верно.
- Причина, по которой я вздрогнул при виде индуса, заключалась в том,
что этот человек возвращался в дом через дальнее от нас выбитое окно.
Окно, расположенное ближе к главному входу, осталось целым. Когда мы
спешили к дому, я заметил на земле прямо перед первым окном вмятину,
которая осталась от камня, поднятого Лэшером. Почему же тогда ему нужно
было бежать ко второму окну и разбивать его? Только потому, что стекло
этого окна могло многое рассказать. Поэтому-то я и сделал прозрачный
намек Макдоналду на устрицу и ближайшую вилку. Фундамент моей теории был
полностью готов, когда я понюхал содержимое сигарной коробки полковника
Ворбертона. Это были голландские сигары, дым которых имеет очень слабый
запах по сравнению с другими сортами сигар.
- Теперь все это мне совершенно ясно, - сказал я. - Но, рассказывая
обитателям дома о своем намерении восстановить из осколков стекла
разбитого окна, мне кажется, вы рисковали тем самым вещественным
доказательством, на котором основывались все ваши выводы.
Холмс потянулся за персидской туфлей и начал набивать свою трубку
черным табаком.
- Мой дорогой Уотсон, я не смог бы восстановить эти разбитые стекла
до такой степени, чтобы можно было доказать существование двух небольших
пулевых отверстий. Нет, это был блеф, обманный ход. Если кто-нибудь
сделает попытку разбить вдребезги эти осколки окна, значит, этот человек
и есть убийца полковника Ворбертона. Я намеренно раскрыл свои карты.
Остальное вам известно. Наш человек пришел, вооруженный кочергой. Он
проник в комнату с помощью подделанного ключа, который мы обнаружили в
кармане его пальто. Я думаю, что больше добавить нечего.
- Но мотив преступления. Холмс! - воскликнул я.
- За ним далеко ходить не надо, Уотсон. Нам рассказали, что до
женитьбы полковника Ворбертона Лэшер был его единственным родственником
и, следовательно, можно предположить, его единственным наследником.
Миссис Ворбертон, как говорила мисс Меррей, не любила этого молодого
человека из-за его расточительного образа жизни. Из этого очевидно, что
влияние жены полковника должно было представлять весьма ощутимую угрозу
для интересов капитана Джека. В тот вечер он открыто пришел в дом и,
побеседовав с мисс Меррей и майором Эрншоу, на виду у других гостей
удалился в столовую выпить вина. В действительности же он просто вышел в
сад через окно столовой, подошел к французскому окну комнаты-музея и
сквозь стекло застрелил полковника Ворбертона и его жену.
Через несколько секунд он вернулся назад тем же путем, каким вышел,
схватил графин с буфета и выбежал в холл. Он действовал тонко: вы
помните, что он появился на секунду или две позже остальных. Чтобы
создать полную иллюзию помешательства полковника, ему оставалось лишь
уничтожить пулевые отверстия, разбив стекло, и, войдя в комнату, бросить
пистолет рядом с рукой его жертвы.
- А если бы в комнате не было миссис Ворбертон и он смог бы
встретиться с дядей, что тогда? - спросил я.
- Туг мы можем лишь строить догадки, Уотсон. Но тот факт, что он
пришел вооруженный, заставляет предполагать самое худшее. У меня нет
сомнения, что, когда Лэшер предстанет перед судом, будет установлено,
что он нуждался в деньгах. Как нам достаточно хорошо известно, этот
молодой человек не остановился бы ни перед чем, чтобы устранить
препятствия, стоящие на пути к осуществлению его желаний.
Ну, мой дорогой друг, вам давно уже пора идти домой. Прошу передать
мои извинения вашей жене за то, что я, возможно, в какой-то мере нарушил
мирное течение вашей домашней жизни.
- Но ваше плечо. Холмс, - запротестовал я. - Я должен смазать его
чем-нибудь, прежде чем вы ляжете на несколько часов в постель.
- Уотсон, Уотсон, - ответил мой друг, - вам следовало бы знать, что
ум - хозяин тела. Я занимаюсь небольшой проблемой, связанной с раствором
углекислого калия, поэтому, если вы будете настолько добры, что дадите
мне ту пипетку... 8
7
РУБИН "ABAC"
Адриан КОНАН ДОЙЛ и Джон Диксон КАРР
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru
"Со времени нашей поездки в Девоншир он был занят расследованием двух
очень важных дел.., известного скандала в Нонпарейл-клаб.., и дела
несчастной мадам Монпасье".
Из повести Артура Конан Дойла "Собака Баскервилей".
Просматривая свои заметки, я нашел запись о том, что первая зимняя вьюга в 1886 году разразилась вечером 10 ноября. В тот день с утра было пасмурно, холодно, за окнами выл резкий, пронизывающий ветер. А когда рано наступившие сумерки сгустились в непроглядную темень, уличные фонари на Бейкер-стрит осветили первый шквал мокрого снега, летевшего вдоль тускло поблескивающей пустынной мостовой.
Не более трех недель прошло с тех пор, как Шерлок Холмс и я вернулись
из Дартмура, закончив расследование того выдающегося дела, подробности
которого я впоследствии описал в повести "Собака Баскервилей". За это
время к моему другу несколько раз обращались за консультацией, но ни
одно из этих дел не привлекло Холмса, любившего случаи необычные,
сложность которых вдохновляла его единственный в своем роде дар
логического мышления и дедукции.
Огонь весело потрескивал в камине. Откинувшись на спинку кресла, я
созерцал уютный беспорядок, царивший в нашей гостиной. За окнами
бесновался ветер, в стекла барабанил дождь. Но эти звуки только
усиливали ощущение внутреннего покоя. Холмс сидел в своем кресле по
другую сторону камина и лениво листал записную книжку, в которую он
только что занес запись, озаглавленную "Баскервиль".
Просматривая фамилии и заметки, которыми были заполнены страницы
книжки, он время от времени довольно улыбался и издавал неопределенные
восклицания. Я отбросил номер "Ланцета", решив расспросить своего друга
по поводу нескольких фамилий, которые были мне неизвестны, как вдруг
сквозь завывания ветра послышались слабые звуки дверного колокольчика.
- К вам кто-то идет, - сказал я.
- Это несомненно, клиент, - ответил Холмс, откладывая в сторону свою
записную книжку. - И по неотложному делу, - добавил он, бросив взгляд в
