подошел к Джорджу, протянув ему руку, представился и спросил:
- Мистер Эдалджи, вы случайно не страдаете астигматической миопией?
Нам трудно судить о чувствах молодого юриста, ибо вряд ли он мог
предполагать, что именно такими будут первые слова знаменитого писателя.
Однако Конан Дойл продолжал:
- Я по образованию врач. Мне показалось, что у вас ясно выраженный
астигматизм, сопровождаемый близорукостью. Вы не носите очков?
- Нет. Я был у специалистов, но они не смогли подобрать мне очки. Они
сказали...
- Поднимался ли вопрос о вашей болезни на суде?
- Сэр Артур, - ответил Джордж, - я хотел пригласить окулиста в
качестве свидетеля, но мой адвокат сказал, что улики против меня
настолько смехотворны, что никаких свидетелей не понадобится.
Никаких сомнений больше у Конан Дойла не осталось. Ведь Джордж плохо
видел и днем. Ночью же, в поле, он был бы беспомощен. Представить себе
этого человека крадущимся ночью по полям невозможно.
И все-таки Конан Дойл немедленно отправился с Джорджем к известному
окулисту. Врач обнаружил у Джорджа близорукость в восемь диоптрий.
11 января первая часть "Дела Джорджа Эдалджи" появилась на страницах
"Дейли телеграф" за подписью Конан Дойла. Писатель подробно разбирал
свидетельства обвинения и доказывал, что они не имеют никакого отношения
к правосудию.
Конан Дойл писал: "Если возможно извинить чувства темных обывателей,
внушенные цветом кожи Эдалджи, то значительно труднее извинить главного
констебля. Это, - продолжал Конан Дойл, - повторение дела Дрейфуса.
Капитан Дрейфус во Франции был сделан козлом отпущения, потому что был
евреем. Эдалджи был сделан козлом отпущения в Англии, потому что он
парс. Англия, которая привыкла гордиться тем, что она свободная страна,
была возмущена до глубины души, узнав о деле Дрейфуса, о том, что такое
может случиться во Франции. А почему же мы молчим, когда подобное
случается у нас?" "Правительство захлопнуло дверь перед лицом
правосудия, - заканчивал статью писатель. - И теперь я обращаюсь к
последней инстанции трибунала, трибунала, который никогда не должен
ошибаться. Я обращаюсь к народу Великобритании с вопросом: неужели мы
потерпим такое в нашей стране?" На следующий день вся страна говорила об
Эдалджи. Газета была завалена самыми противоречивыми откликами.
Крупнейшие специалисты по уголовному праву требовали нового
расследования. Министр внутренних дел был вынужден заявить, что дело
Эдалджи "будет внимательно рассмотрен". Однако эти слова оставались
словами. В то время в Англии не существовало апелляционного суда, и
потому формально некому было пересматривать дело. Тогда Конан Дойл решил
найти настоящего преступника. Он отправился в деревню Грейт Вирли
собирать доказательства.
И вдруг Конан Дойл начал получать анонимные письма.
Сравнив эти письма с письмами, приписываемыми Джорджу, Конан Дойл
пришел к заключению:
"На основании почерка я полагаю, что письма 1892 - 1895 годов
написаны подростком, который к 1903 году вырос, однако ни почерк, ни
метод выражения не изменился коренным образом. Я предполагаю, что этот
человек и виновен в резне".
Конан Дойл обратил внимание, что с 1895 по 1903 год никто писем не
получал.
Вернее всего, автор этих писем куда-то уезжал. Но куда? Писатель
обратился к письму 1904 года. В нем автор несколько раз упоминает о
море. Можно предположить, что он служил на каком-нибудь корабле. Да и
последний выпад против Эдалджи-старшего в 1895 году исходил из
прибрежного города Блекпул. Блекпул расположен по соседству с крупным
портом Ливерпулем. И Конан Дойл принял этот вариант в качестве рабочей
гипотезы.
Необходимо было обнаружить, где мог учиться автор письма. Конан Дойл
обратился к архивам Вальсальской школы. Ключ от этой школы был подброшен
вместе с мусором на участок священника. Подписаны письма именами разных
учеников этой же школы. Кроме того, в письмах встречаются нападки на
директора школы.
"Моим следующим шагом было выяснить: был ли в Вальсальской школе
ученик, который а) не любил директора, б) отличался вредным характером,
в) после школы ушел служить в море".
И вот что выяснил писатель: в Вальсальской школе учился между 1890 и
1892 годом некий Питер Гудзон. Гудзон был исключен из школы, потому что
никто не мог с ним справиться. Он был известен тем, что подделывал
письма и документы. Никогда не расставался с ножом. После исключения из
школы Питер поступил учеником к мяснику. Там он научился резать скот. В
конце декабря 1895 года Питер нанялся на корабль и ушел в море...
Вернулся он домой в 1905 году и жил в деревне Грейт Вирли.
Конан Дойл нашел в деревне некую миссис Смолкинг, которая рассказала,
что в 1903 году зашла как-то в дом к Питеру. Разговор зашел о
преступлениях в округе. Питер подошел к шкафу, вынул оттуда большой нож,
которым режут скот, и сказал:
- Посмотрите, вот этой штукой и зарезана вся скотина.
- Немедленно спрячьте нож, - сказала миссис Смолкинг. - А то я еще
подумаю, что вы и есть преступник.
Питер спрятал нож в шкаф.
Впоследствии Конан Дойл раздобыл этот нож и переслал его в
министерство внутренних дел. Больше того, Конан Дойл доказал, что все
лошади и коровы были зарезаны в 1903 году именно этим ножом.
Выяснилось также, что вначале Питеру помогал писать письма его
старший брат - вся семья Гудзонов острой ненавистью ненавидела "цветных"
Эдалджи.
Все улики, собранные в деревне, Конан Дойл переслал в министерство
внутренних дел, которое было вынуждено создать специальную комиссию для
пересмотра дела Эдалджи. Писатель не сомневался, что дело будет
выиграно.
- Мне осталось только пригласить Джорджа к себе на свадьбу, - писал
он.
В мае было опубликовано решение комиссии. Комиссия признавала, что
Эдалджи был неправильно обвинен в преступлении, но, с другой стороны,
комиссия продолжала считать, что Джордж мог быть автором анонимных
писем. "Несмотря на то что он не виноват в преступлении, он до какой-то
степени виноват в тех неприятностях, которые ему пришлось пережить".
Поэтому комиссия признавала, что Джордж должен быть оправдан, однако в
компенсации за трехлетнее заключение ему было отказано, потому что он
сам якобы был виновен в том, что его арестовали.
Другими словами, комиссия пошла на компромисс.
Общественное мнение страны, убежденное Конан Дойлом в полной
непричастности Джорджа к этому делу, было возмущено. Последовали
ядовитые запросы правительству в палате общин. Общество юристов
единогласно постановило восстановить Эдалджи в правах. "Дейли телеграф"
объявила подписную кампанию сбора средств в пользу Джорджа.
А Конан Дойл, едва владеющий собой от возмущения, бросился в
министерство внутренних дел.
- Вы, очевидно, полагаете, что Джордж Эдалджи сумасшедший? - требовал
он ответа.
- Нет, не полагаем.
- Тогда вы считаете, что он и мне посылал угрожающие письма?
- Обратитесь к докладу комиссии. Мы ничего не можем добавить.
Но Конан Дойл не сдался. Он выступил с серией статей "Кто написал
письма?". Писатель раздобыл образцы почерков Джорджа и Питера Гудзона,
подозреваемого в преступлении, привлек крупнейших экспертов-графологов,
в том числе и тех, кто выступал на стороне защиты в деле Дрейфуса.
Мнение экспертов было единогласным: авторами писем являются Питер Гудзон
и его брат.
В ответ министерство заявило, что оно не собирается открывать дела
против Гудзона. Дальнейшего расследования не будет.
В конце того же года в газетах появились сообщения: "Женитьба сэра
Конан Дойла".
На свадьбе присутствовали только самые близкие друзья. Среди них был
гость, которого встретили особенно тепло. Это был Джордж Эдалджи.
Эдалджи, который принес в подарок новобрачным однотомники Шекспира и
Теннисона, был смущен тем, что общее внимание приковано к нему.
И на вокзале, перед тем как поезд увез Конан Дойла в свадебное
путешествие, он подошел к Артуру и тихо сказал:
- Я счастлив. Мне вообще-то повезло.
В том же году не без усилий Конан Дойла в Англии был создан наконец
апелляционный суд. 4
3
ВОСКОВЫЕ ИГРОКИ
Адриан КОНАН ДОЙЛ и Джон Диксон КАРР
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru
Моему другу Шерлоку Холмсу явно не повезло. Ради спортивного интереса
он согласился встретиться на ринге второразрядного клуба с Задирой
Рэшером, хорошо известным профессиональным боксером среднего веса. К
удивлению зрителей. Холмс нокаутировал Задиру, прежде чем тот сумел
навязать ему затяжной бой. Выходя из клуба после этой победы, мой друг
споткнулся на скверно освещенной, шаткой лестнице и вывихнул ногу.
Весть об этом происшествии застала меня во время завтрака. Прочитав
телеграмму, посланную миссис Хадсон, я не мог удержаться от
сочувственного восклицания и передал телеграмму жене.
- Ты должен немедленно пойти к мистеру Холмсу и побыть у него
день-два, - сказала она. - Твоими пациентами здесь всегда может заняться
Энструтер.
В то время я жил в районе Паддиштон, и доехать до Бейкер-стрит было
делом нескольких минут. Холмс, как я и думал, сидел в темно-красном
халате на кушетке, откинувшись к стене, а его забинтованная правая нога
покоилась на груде подушек. Слева от него на небольшом столике стоял
микроскоп, а справа на кушетке лежал ворох прочитанных газет.
Я попросил его рассказать подробнее, что произошло. Холмс объяснил:
- Я слишком возгордился, Уотсон, и забыл посмотреть под ноги. Глупец!
- Но, безусловно, в какой-то мере вашу гордость можно понять. Задира
не из слабых противников. - Вовсе нет, его хвалят совершенно
незаслуженно, к тому же он вышел на ринг в нетрезвом виде. Впрочем,
Уотсон, я вижу, что вас беспокоит и ваше собственное здоровье.
- Боже мой. Холмс! Честно говоря, я подозреваю, что простудился. Но
ведь никаких явных признаков простуды нет. Удивительно, как узнали об
этом вы?
- Удивительно? Да это элементарно! Вы щупали свой пульс. И при этом
запачкали ляписом, который и сейчас виден на указательном пальце вашей
правой руки, весьма характерное место на вашей левой кисти. Постойте,
что вы делаете?
Не обращая внимания на протесты Холмса, я осмотрел и перебинтовал его
ногу.
- А знаете, мой дорогой, - продолжал я, пытаясь его подбодрить, - в
известном смысле мне доставляет удовольствие видеть вас в таком
беспомощном состоянии.
Холмс пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал.
- Да, да, - сказал я. - Вам придется обуздать свое нетерпение, раз уж
вы прикованы к кушетке недели на две, а может быть, и больше. Только не
поймите меня превратно: когда прошлым летом я имел честь познакомиться с
вашим братом Майкрофтом, вы говорили, что он превосходит вас в умении
наблюдать и рассуждать.
- Это правда. Если бы искусство расследования начиналось и
заканчивалось размышлением в кресле, мой брат был бы величайшим сыщиком
на свете.
- Позволю себе усомниться. Так вот, вы временно обречены на сидячий
образ жизни. Мне доставит удовольствие увидеть, как вы продемонстрируете
свои исключительные качества, когда столкнетесь с каким-нибудь случаем,
требующим расследования.
- Мне нечего расследовать.
- Не унывайте. Случай не заставит себя ждать.
- Отдел происшествий в "Тайме", - сказал он, кивнув в сторону вороха
газет, - абсолютно невыразителен. И даже радости изучения новой
болезнетворной бактерии не бесконечны. А что касается утешителей,
Уотсон, то я предпочел бы вам Иова.
Появление миссис Хадсон с письмом, которое доставил посыльный,
