остались жить в старом доме. Их семья состояла из Горацио Уилсона, его
жены, сына и дочери, а также младшего брата Горацио, Тиболда, который
поселился у них после возвращения из-за границы. Около трех лет назад
тело Горацио Уилсона было найдено в реке. Так как он слыл горьким
пьяницей, то все решили, что Уилсон в состоянии опьянения поскользнулся
в тумане и упал в воду. Год спустя его жена, страдавшая пороком сердца,
умерла от внезапного приступа. Нам стало известно это после тщательного
исследования, проведенного врачом, а также показаний констебля и ночного
сторожа одной из барж Темзы.
- Что же это были за показания? - вставил Холмс.
- Ну, были разные слухи о каких-то странных звуках, которые как будто
исходили из старого дома Уилсонов. Но так как на берегу Темзы бывают
ночные туманы, то люди, вероятно, были введены в заблуждение и
неправильно определили направление этих звуков. Констебль описал их как
ужасные вопли, от которых в его жилах похолодела кровь. Если бы этот
полицейский был в моем отряде, то я дал бы ему здоровую нахлобучку,
чтобы впредь с губ блюстителя закона никогда не слетали бы такие слова.
- А в какое время это было?
- В десять часов вечера, как раз в час смерти старой леди. Это,
конечно, просто совпадение, так как нет никаких сомнений, что она умерла
от сердечного припадка.
- Пожалуйста, дальше.
Лестрейд заглянул в записную книжку и продолжал:
- В ночь на 17 мая прошлого года дочь Уилсона вместе со служанкой
пошла в клуб смотреть картины волшебного фонаря. Вернувшись, она нашла
своего брата Финеса Уилсона мертвым в кресле. Он унаследовал от своей
матери слабое сердце и бессонницу. На этот раз не было слухов о криках и
воплях, но ввиду необычного выражения лица умершего местный доктор
пригласил полицейского врача помочь провести обследование. Причиной
смерти был сердечный припадок, и врач подтвердил, что он может иногда
вызывать искажение черт лица, придающее им выражение сильного ужаса.
- Совершенно верно, - подтвердил я.
- Так вот, Джэнет, дочь Уилсона, была так расстроена происшедшим,
что, по словам дяди, она решила немедленно распродать все имущество и
уехать за границу, - продолжал Лестрейд.
- Ну а что насчет дяди? Тиболд, не так ли, его имя?
- Я полагаю, что завтра утром он будет у вас. Он уже навестил меня в
Скотленд-Ярде в надежде, что полиция сможет успокоить испуганную
племянницу и убедит ее принять разумное решение. Так как у нас есть
более важные дела, чем утешать истеричных молодых женщин, то я
посоветовал Уилсону обратиться к вам.
- Вот как! Ну, вполне понятно, что он должен испытывать чувство
сожаления при потере этого дома.
- Это не сожаление, мистер Холмс, Уилсон, кажется, искренне привязан
к своей племяннице и заботится только о ее будущем.
Лестрейд сделал паузу и усмехнулся.
- Он не очень светский человек, этот Тиболд, и хотя я на своем веку
встречал много странных профессий, он превзошел всех: он дрессирует
канареек!
- Это не такая уж редкая профессия.
- Вы считаете так?
В манере Лестрейда появилось вызывающее самодовольство; он поднялся и
потянулся за шляпой.
- Вполне очевидно, что вы не страдаете от бессонницы, мистер Холмс, -
сказал он, - иначе вы знали бы, что птицы, которых дрессирует Тиболд
Уилсон, несколько отличаются от обычных канареек...
- Что имел в виду этот тип? - спросил я, в то время как сыщик
направлялся к выходу.
- Просто он знает что-то, чего мы еще не знаем, - сухо ответил Холмс.
- Так как догадки обычно бесполезны и лишь вводят аналитический ум в
заблуждение, давайте подождем до завтра. Я могу сказать, однако, что у
меня нет склонности тратить свое время на это дело.
Мой друг не был особенно огорчен, когда на следующее утро посетитель
не явился. Но, вернувшись домой от пациента, к которому я был спешно
вызван вскоре после завтрака, я застал в приемной мужчину средних лет в
очках. Когда посетитель поднялся, я заметил, что он был очень худощав и
что его лицо, носящее отпечаток учености и аскетизма, было покрыто сетью
многочисленных морщин и имело тусклый, пергаментно-желтый оттенок, что,
несомненно, свидетельствовало о длительном пребывании под тропическим
солнцем.
- Ну, Уотсон, вы прибыли как раз вовремя, - сказал Холмс. - Это
мистер Тиболд Уилсон, о котором говорил нам Лестрейд в прошлый вечер.
Наш посетитель тепло пожал мне руку.
- Ваше имя, конечно, хорошо известно мне, доктор Уотсон! - воскликнул
он. - Мы все должны быть вам благодарны за то, что вы познакомили мир с
гением Шерлока Холмса, - он извинит меня, конечно... Вы же, будучи
врачом, хорошо сведущим в нервных болезнях, несомненно, окажете полезное
влияние на мою несчастную племянницу.
Холмс смиренно выдержал мой укоризненный взгляд.
- Уотсон, - сказал он, - я обещал мистеру Уилсону сопровождать его в
Дептфорд, потому что молодая леди, кажется, решила покинуть завтра дом.
Но я должен повторить, мистер Уилсон, что я не вижу, каким образом мое
присутствие сможет помешать этому делу.
- Вы чересчур скромны, мистер Холмс. Когда я обратился в полицию, я
надеялся, что там смогут убедить Джэнет в том, что, как бы ужасны ни
были потери в нашей семье за последние три года, причины их тем не менее
вполне естественны и что для нее нет никаких оснований покидать родной
дом.
У меня создалось впечатление, - добавил он с усмешкой, - что
инспектор был несколько огорчен тем, что я так охотно согласился с его
предложением воспользоваться вашей помощью.
- Я, конечно, припомню это Лестрейду, - ответил сухо Холмс,
поднимаясь с кресла, - Ну а теперь, Уотсон, может быть, вы попросите
миссис Хадсон вызвать экипаж, и во время нашей поездки в Дептфорд мистер
Уилсон сможет разъяснить нам некоторые неясные моменты.
Просторные улицы Вест-Энда <Вест-Энд - западная часть Лондона.>
сменились большими торговыми дорогами, по которым мчались с топотом и
стуком ломовые лошади. Эти дороги, в свою очередь, перешли наконец в
лабиринт грязных улиц, которые, следуя вдоль изгибов реки, становились
все более и более жалкими по мере того, как мы приближались к скоплению
водоемов и темных зловонных закоулков, которые некогда служили колыбелью
морской торговли и богатства империи.
Я заметил, что Холмс был скучен и апатичен, и, чтобы расшевелить его,
решил вызвать нашего клиента на разговор.
- Я слышал, что вы специалист по части канареек, - заметил я.
Глаза Тиболда Уилсона за его сильными очками загорелись огнем
энтузиазма.
- Просто исследователь, сэр, но с тридцатью годами практических
изысканий! - воскликнул он. - Неужели вы также?.. Ах, нет? Какая
жалость! Изучение, выведение и дрессировка фринджиллских канареек - это
задача, достойная целой человечески жизни. Вы, конечно, не
придерживаетесь тех невежественных взглядов, доктор Уотсон, которые так
распространены на этот счет даже в самых просвещенных кругах. Когда я
излагал в Британском орнитологическом обществе вопрос о скрещивании
канареек с Мадейры и Канарских островов, я был буквально ошеломлен
ребячеством вопросов, которые мне задавали там.
- Инспектор Лестрейд намекнул на некоторые особенности в вашей
дрессировке этих маленьких певцов. - Певцов, сэр? Вот дрозд - это певец!
Фринджиллская же канарейка обладает самым совершенным в природе слухом и
необычайной способностью звукоподражания, которая может быть развита и
использована для выгоды и поучения человеческого рода. Но инспектор был
прав, - продолжал он более спокойно, - в том, что я дрессирую моих птиц
в определенном направлении. Я выучил их петь ночью при искусственном
свете.
- Вот как! Ну, это довольно странное занятие.
- Я считаю, что это - доброе дело. Ведь мои птицы выдрессированы для
пользы тех, кто страдает от бессонницы, и у меня есть клиенты во всех
уголках страны. Мелодичное пение помогает приятно провести время в
течение долгой бессонной ночи, а погасив лампу, вы прекращаете концерт.
- Мне кажется, что Лейстред был прав, - заметил я, - у вас на самом
деле необычная профессия.
Во время нашего разговора Холмс лениво поднял тяжелую трость нашего
клиента и начал рассматривать ее с некоторым вниманием.
- Мне думается, что вы возвратились в Англию около трех лет тому
назад, - заметил он.
- Да.
- Из Кубы, не так ли?
Тиболд Уилсон вздрогнул, и на мгновение, мне кажется, я заметил
что-то вроде настороженности в том быстром взгляде, который он бросил на
Холмса.
- Это так, - сказал он, - но как вы узнали?
- Ваша трость вырезана из той породы черного дерева, которая растет
только на Кубе. Нельзя ошибиться при взгляде на этот зеленоватый оттенок
и исключительно блестящую полировку.
- Но трость могла быть куплена в Лондоне после моего возвращения,
скажем, из Африки.
- Нет, она принадлежала вам в течение нескольких лет.
Холмс поднес трость к окну экипажа и наклонил ее так, что дневной
свет упал на ее, ручку.
- Вы можете заметить, - продолжал он, - что здесь есть легкие, но
правильной формы царапины, которые нарушили полировку ручки с левой
стороны, как раз там, где кольцо безымянного пальца левой руки
соприкасается с ее поверхностью. Черное дерево - одно из самых твердых
пород дерева, и требуется значительное время, чтобы причинить ему такой
износ. Кольцо же на пальце, очевидно, сделано из металла более твердого,
чем золото. Отсюда я делаю также вывод, мистер Уилсон, что вы левша и
носите серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки.
- Боже мой, как это просто! А я-то подумал, что вы узнали это
каким-то более тонким способом. Действительно, я был занят в сахарном
промысле на Кубе и по возвращении оттуда привез с собой мою старую
трость. Но вот мы уже у нашего дома, и, если вы сможете успокоить мою
запуганную племянницу столь же быстро, как вы проследили мое прошлое, я
буду вашим должником, мистер Шерлок Холмс.
Выйдя из экипажа, мы оказались в переулке с жалкими, неряшливыми
домами, спускавшимися под уклон к реке; желтая дымка тумана уже
поднималась от берега вверх по переулку. Перед нами тянулась высокая
стена из осыпавшегося кирпича. Через железные ворота мы мельком
разглядели довольно внушительный особняк, расположенный в саду.
- Старый дом знавал лучшие дни, - сказал наш спутник, когда мы прошли
через ворота и последовали за ним по садовой дорожке. - Он был построен
в тот самый год, когда Петр Великий посетил Скэлс-Корт. Из верхних окон
дома можно разглядеть запущенный парк этого владения.
Окружающая обстановка обычно редко производит на меня впечатление, но
надо признаться, что я ощутил чувство некоторой подавленности при виде
той грустной картины, которая предстала перед нами. Дом, хотя и имел
величественный вид и внушительные размеры, был обращен к нам стеной,
штукатурка которой была покрыта пятнами, а местами отпала, обнажив
древнюю кирпичную кладку. Спутанная масса плюща, покрывавшая одну стену,
простирала свои длинные усики через остроконечную крышу и обвивалась
вокруг дымовой трубы. Заросший сад представлял собой картину полной
запущенности, а окружающий воздух был насыщен сырым, затхлым запахом
реки.
Тиболд Уилсон провел нас через маленький зал, в комфортабельно
обставленную гостиную. Молодая женщина с каштановыми волосами и
веснушчатым лицом, разбиравшая за письменным столом какие-то бумаги,
вскочила при нашем появлении.
- Это мистер Шерлок Холмс и доктор Уотсон, - объявил Тиболд Уилсон. -
А это моя племянница Джэнет, чьи интересы вы собирались защищать,
