волосы в беспорядке падали на плечи. Мисс Уилсон испуганно глядела на
нас при свете свечи, которую она держала в трясущейся руке, а тени
плясали и дрожали на стене позади нее.
- Что это значит, мистер Холмс? - спросила она, задыхаясь от
волнения.
- Все будет хорошо, если вы выполните мои указания, - спокойно
ответил мой друг. - Где ваш дядя?
- Он у себя в комнате.
- Вот и хорошо. Мы с доктором Уотсоном займем вашу комнату, а вы тем
временем перейдете в спальню покойного брата. Если вы дорожите своей
жизнью, - добавил он торжественно, - ни в коем случае не покидайте
комнату.
- Вы пугаете меня... - с дрожью в голосе прошептала она.
- Можете быть уверены, что мы позаботимся о вас. А теперь, прежде чем
вы уйдете, мне хотелось бы кое о чем спросить вас. Заходил ли к вам дядя
сегодня вечером?
- Да, он принес с собой Пеперино и посадил его вместе с другими
птицами в клетку в моей комнате. Он при этом сказал, что, так как это
моя последняя ночь в доме, он сделал все возможное, чтобы мне не было
скучно одной.
- Так, совершенно верно. Ваша последняя ночь... Скажите мне, мисс
Уилсон, вы страдаете той же болезнью, от которой умерли ваша мать и
брат?
- Болезнью сердца? Да, к сожалению...
- Ну хорошо, теперь мы проводим вас наверх, где вы перейдете в
смежную комнату. Идемте, Уотсон.
При свете свечи мы бесшумно поднялись на второй этаж и прошли в
спальню, которую раньше осматривал Холмс. Пока наша хозяйка в смежной
комнате собирала свои вещи. Холмс приподнял край полотна, которое теперь
прикрывало две птичьи клетки, и вгляделся в ее спящих крошечных
обитателей.
- Поистине, зло, которое может задумать человек, не имеет пределов, -
сказал он, и я заметил, что его лицо стало очень суровым.
Когда мисс Уилсон возвратилась, мы с Холмсом, убедившись, что она
надежно устроилась на ночь, прошли в ее небольшую, уютно обставленную
комнатку. Освещалась она массивной серебряной лампой. Прямо над
кафельной голландской печкой висела клетка с тремя канарейками, которые
при нашем приближении мгновенно перестали петь и вздернули свои
маленькие золотистые головки.
- Я думаю, Уотсон, что недурно было бы и отдохнуть немного, -
прошептал Холмс, когда мы опустились в кресла. - Будьте добры, погасите
свет.
- Но, мой друг, если здесь действительно существует какая-то
опасность, то оставаться в темноте будет просто сумасшествием, -
запротестовал я.
- В темноте нам не грозит никакая опасность!
- Не лучше ли вам быть со мной более откровенным?
- довольно резко сказал я. - Вы дали мне понять, что эти птицы
предназначены для какой-то недоброй цели. Но что же это за опасность,
которая существует только при свете лампы?
- У меня есть свои соображения на этот счет, Уотсон, и лучше нам
подождать и увидеть самим. Мне хотелось бы, однако, обратить ваше
внимание на откидную заслонку дымовой трубы в верхней части печки.
- Это, мне кажется, вполне обычное устройство.
- Конечно, но разве вам не кажется странным, что дымоход железной
печки имеет легкую жестяную заслонку?
- Боже мой, Холмс! - воскликнул я, когда неожиданная догадка осенила
меня. - Вы хотите сказать, что этот Уилсон использовал трубы,
соединяющие печь в подвале с печами в спальнях, для распространения по
ним какого-то смертельного яда, чтобы отделаться от своих родственников
и завладеть их собственностью? И именно поэтому он устроил камин в своей
собственной спальне вместо печки? Мне думается, что это так.
- Ну, вы недалеки от истины, Уотсон, хота я полагаю, что мистер
Тиболд более хитроумен, чем вы считаете. Он обладает двумя качествами,
необходимыми преступнику для успешного выполнения его планов, - это
богатое воображение и безжалостность... Ну а теперь, пожалуйста,
погасите свет, и мы немножко отдохнем. Если я правильно истолковал
проблему, стоящую перед нами, то нам придется много перенести, прежде
чем мы дождемся рассвета.
Я откинулся на спинку кресла, утешая себя мыслью, что после случая с
полковником Себастьяном Мораном в моем кармане всегда находится
револьвер. Тщетно я пытался найти какое-либо объяснение тому
предупреждению, которое я получил от Холмса. Вскоре, однако, усталость
незаметно овладела мною. Мысли мои становились все более и более
беспорядочными и смутными, пока наконец я не задремал.
Меня разбудило легкое прикосновение к руке. Лампа была снова зажжена,
и мой друг наклонился надо мной, отбрасывая длинную темную тень на
потолок.
- Сожалею, что потревожил вас, Уотсон, - прошептал он, - но долг
обязывает...
- В чем дело. Холмс?
- Сидите спокойно и слушайте... Пеперино поет... Я долго буду помнить
томительные часы нашего бодрствования. Холмс наклонил абажур лампы так,
что свет падал на противоположную стену, в которой было окно и рядом с
ним большая кафельная печка, над которой висела птичья клетка. Мгла
сгустилась, и лучи от лампы, проходя через оконные стекла, терялись
где-то в освещенных облачках тумана, клубившихся за окнами. Моим
сознанием овладело предчувствие чего-то зловещего. Окружающая нас
обстановка казалась достаточно мрачной и без странного, жуткого звука,
исходившего из птичьей клетки. Он напоминал свист, который начинался с
низкой гортанной трели и медленно повышался до одинокого аккорда,
распространявшегося по комнате, подобно звону большого бокала. Этот
звук, повторяясь, оказывал такое гипнотическое действие, что казалось,
все окружающее куда-то незаметно исчезает, а мое воображение выходит за
пределы затуманенных окон в темные пышные глубины каких-то экзотических
джунглей. Я потерял всякое представление о времени, и только тишина,
наступившая после внезапного прекращения птичьего пения, снова
возвратила меня в реальный мир. Я бросил взгляд через комнату, и в тот
же миг мое сердце бешено заколотилось в груди и затем, казалось,
совершенно перестало биться.
Заслонка печи медленно поднималась... Мои друзья могут подтвердить,
что я человек не нервный и не впечатлительный, но надо признаться, что,
пока я сидел, судорожно ухватившись за ручки кресла, и пристально
смотрел на тот ужасный предмет, который постепенно выходил из трубы
наружу, мои члены онемели и временно отказались служить мне... Крышка
откинулась на пару дюймов, и через образовавшуюся щель стала выползать и
карабкаться желтая масса длинных извивающихся щупальцев. В один миг эта
масса оказалась снаружи и неподвижно застыла на поверхности печки.
Я всегда с ужасом смотрел на тарантулов Южной Америки, питающихся
птицами, но они казались совсем ничтожными по сравнению с тем
отвратительным существом, которое глядело сейчас на нас через комнату,
залитую светом лампы. По своим размерам оно превосходило большую
тарелку. Его твердое гладкое желтое тело было окружено поднимающимися
вверх щупальцами, создававшими ужасное впечатление, что гигантское
насекомое приготовилось к прыжку. На нем не было ни волоска, за
исключением пучка жесткой щетины вокруг сочленений ног, а над большими
ядовитыми челюстями сияли зловещим красным переливчатым светом глаза,
похожие на бусинки...
- Не шевелитесь, Уотсон, - прошептал Холмс, и в его голосе
послышалась нотка ужаса, какой я раньше никогда не замечал.
Звук голоса пробудил чудовище. Одним молниеносным прыжком оно
перескочило с печки на крышку птичьей клетки и, достигнув стены,
понеслось с жужжанием вокруг комнаты и по потолку с такой лихорадочной
быстротой, что глаза едва успевали следовать за ним. Холмс бросился
вперед, как одержимый.
- Уничтожить его, уничтожить! - хрипло кричал он, нанося клюшкой удар
за ударом по пятнистой массе, мчавшейся по стенам.
Пыль от поврежденной штукатурки наполнила воздух, стол с грохотом
упал, когда я бросился на пол, а громадный паук одним прыжком перемахнул
через комнату и очутился в угловой нише. Холмс перепрыгнул через меня,
размахивая своей дубинкой.
- Оставайтесь на месте! - закричал он, и, в то время как в комнате
еще звенел его голос, звук тяжелых ударов был прерван отвратительным
хлюпающим звуком. На мгновение чудовище повисло на стене и затем
медленно спустилось на пол. Там оно оста- лось лежать, напоминая месиво
из битых яиц, все еще судорожно подергивая своими членистыми
конечностями.
- Благодарите Бога, что оно не задело вас при прыжке, - произнес я,
задыхаясь, и поднялся на ноги. Холмс не ответил, и, взглянув вверх, я
увидел в зеркале на стене отражение его бледного и напряженного лица.
- Боюсь, что теперь ваша очередь, Уотсон, - сказал он хладнокровно. -
Там еще один!
Я резко обернулся, чтобы увидеть картину, которую буду помнить до
конца своей жизни. Холмс стоял совершенно неподвижно в двух футах от
печки, а из нее выполз другой чудовищный паук, отвратительное тело
которого дрожало, готовясь к прыжку. Я инстинктивно почувствовал, что
любое внезапное движение только ускорит прыжок страшилища, и поэтому,
осторожно вытащив пистолет из кармана, выстрелил в упор. Сквозь
пороховой дым я увидел, как чудовище сжалось и затем, медленно
опрокинувшись, упало через открытую дверцу в печь. Тело паука скользило
вниз по трубе, вызывая дребезжащий звук, который вскоре замер в
отдалении.
- Он упал вниз по трубе! - закричал я, чувствуя, что мои руки
трясутся от только что пережитого волнения. - У вас все в порядке,
Холмс?
Он взглянул на меня, и в его глазах был заметен какой-то необычный
блеск.
- Благодарю вас, мой друг, - сказал он спокойно. - Если бы я
пошевельнулся, тогда... Но что это?
Внизу хлопнула дверь, и мгновением позже мы услышали быстрый топот
ног по усыпанной гравием дорожке.
- За ним! - закричал Холмс, бросившись к двери. - Ваш выстрел
предупредил его, что игра окончена. Мы не должны упустить его!
Но судьба решила иначе. Хотя мы стремглав спустились вниз по лестнице
и помчались в тумане, Уилсон имел преимущество перед нами, так как он
выбежал раньше нас, да и местность ему была знакома лучше. В течение
некоторого времени мы следовали за ним, прислушиваясь к еле слышному
топоту его ног по пустынным переулкам по направлению к реке, пока
наконец эти звуки не замерли вдалеке.
- Это нехорошо, Уотсон. Мы дали ему убежать, - произнес, задыхаясь,
Холмс. - Вот где пригодилась бы полиция. Но послушайте! Ведь это был
крик, не так ли?
- Мне кажется, что я тоже что-то слышал.
- Ну, бесполезно продолжать дальнейшие поиски в тумане. Давайте
вернемся и утешим нашу бедную хозяйку, уверив ее в том, что пришел конец
всем ее треволнениям...
- Какие это были кошмарные чудовища. Холмс, - воскликнул я, когда мы
возвращались домой, - и совершенно неизвестного вида!
- Мне кажется, что вы не правы, Уотсон, - заметил он. - Это был
галеодосский паук, ужас кубинских лесов. То, что он нигде больше не
водится, - это большое счастье для остального мира. Чудовище это ведет
ночной образ жизни и, насколько мне известно, обладает силой,
достаточной, чтобы переломить одним ударом своих челюстей хребет
небольшого животного или птицы. Вы, конечно, помните, что Джэнет как-то
упоминала, что после возвращения дяди в доме исчезли крысы.
Несомненно, что Уилсон привез с собою пауков, - продолжал он, - и у
него возникла мысль научить канареек подражать пению кубинских ночных
птиц, которыми питается галеодосский паук. Следы на потолке были
вызваны, конечно, сажей, прилипшей к ножкам паука после того, как он
