по-прежнему оставался слабым, но дыхание постепенно
выравнивалось, веки слегка дрожали, приоткрыв тонкую белую
полоску глазных яблок.
-- Чуть было не отправился к праотцам, -- заметил я, --
но, кажется, все обошлось. Откройте-ка окно и дайте сюда графин
с водой.
Я расстегнул ему рубашку на груди, смочил холодной водой
лицо и принялся поднимать и опускать его руки, делая
искусственное дыхание, пока он не вздохнул наконец всей грудью.
-- Теперь все остальное -- только вопрос времени, --
заметил я, отходя от него.
Холмс стоял у стола, засунув руки в карманы брюк и опустив
голову на грудь.
-- Ну что же, -- сказал он, пора вызывать полицию. Должен
признаться, что мне будет приятно посвятить их в подробности
этого дела.
-- Я все-таки ничего не понимаю, -- признался Пикрофт,
почесав затылок. -- Черт возьми! Для чего, спрашивается, я был
им здесь нужен?
-- Все очень просто, -- махнул рукой Холмс, -- мне
непонятна только заключительная сцена. -- Холмс указал на
подтяжки.
-- А все остальное понятно?
-- Думаю, что да. А вы, Уотсон, что скажете?
Я пожал плечами.
-- Ровным счетом ничего не понимаю.
-- А ведь если внимательно проследить ход событий, то
вывод напрашивается сам собой.
-- Какой же?
-- Одну минутку. Вначале вернемся к двум исходным точкам:
первое -- заявление Пикрофта с просьбой принять его на работу в
эту нелепую компанию. Надеюсь, вы догадываетесь, зачем его
заставили написать это заявление?
-- Боюсь, что нет.
-- И все-таки оно зачем-то понадобилось! Ведь, как
правило, чтобы принять человека на службу, достаточно устного
соглашения, и на сей раз не было никаких причин, чтобы делать
исключение. Отсюда вывод: им дозарезу нужен был образец вашего
почерка.
-- Но зачем?
-- В самом деле, зачем? Ответив на этот вопрос, мы с вами
решим и всю задачу. Так, значит, зачем же им стал нужен ваш
почерк? А затем, что кому-то понадобилось написать что-то,
подделываясь под вашу руку. Теперь второй момент. Как вы сейчас
увидите, одно дополняет другое. Помните, как у мистера Пикрофта
было взято обещание не посылать Мейсонам письменного отказа от
места, а отсюда следует, что управляющий названного банка и по
сей день пребывает в уверенности, что в понедельник к нему на
службу явился не кто иной, как мистер Пикрофт.
-- Боже мой! -- вскричал бедняга Пикрофт. -- Каким же я
оказался идиотом!
-- Сейчас вы окончательно поймете, зачем им понадобился
ваш почерк. Вообразите себе, что человек, проникший под вашим
именем к Мейсонам, не знает вашего почерка. Ясно, его тут же
поймают, и он проиграет игру, еще не начав ее. Но если мошенник
знаком с вашей рукой, то бояться ему нечего. Ибо, насколько я
понял, у Мейсона вас никто никогда в глаза не видел.
-- В том-то и дело, что никто! -- простонал Пикрофт.
-- Прекрасно. Далее, мошенникам было крайне важно, чтобы
вы не передумали или случайно не узнали, что у Мейсонов
работает ваш двойник. Поэтому вам дали солидный аванс и увезли
в Бирмингем, где поручили вам такую работу, которая удержала бы
вас вдали от Лондона хотя бы с неделю. Все очень просто, как
видите.
-- Да, но зачем ему понадобилось выдавать себя за
собственного брата?
-- И это понятно. Их, очевидно, двое. Один должен был
заменить вас у Мейсонов, второй -- отправить вас в Бирмингем.
Приглашать третьего, на роль управляющего фирмой, им не
хотелось. Поэтому второй изменил, сколько мог, свою внешность и
выдал себя за собственного брата, так что даже разительное
сходство не могло бы вызвать подозрений. И если бы не золотая
пломба, вам бы и в голову никогда не пришло, что ваш лондонский
посетитель и. управляющий бирмингемской конторы -- одно и то же
лицо.
Холл Пикрофт затряс сжатыми кулаками.
-- Боже мой! -- вскричал он. -- И чем же занимался мой
двойник в конторе Мейсонов, пока я тут позволил водить себя за
нос? Что же теперь нам делать, мистер Холмс? Что?
-- Во-первых, без промедления телеграфировать Мейсонам.
-- Сегодня суббота, банк закрывается в двенадцать.
-- Это неважно, там наверняка есть сторож или швейцар...
-- Да, они держат специального сторожа. Об этом как-то
говорили в Сити. У них в банке хранятся большие ценности.
-- Прекрасно. Мы сейчас позвоним и узнаем у него, все ли
там в порядке и работает ли клерк с вашей фамилией. В общем,
дело ясное. Не ясно одно, почему, увидев нас, один из
мошенников тотчас ушел в другую комнату и повесился.
-- Газета!.. -- послышался хриплый голос позади нас.
Самоубийца сидел на полу бледный и страшный, в глазах его
появились проблески сознания, руки нервно растирали широкую
красную полосу, оставленную петлей на шее.
-- Газета! Ну конечно! -- вскричал Холмс возбужденно. --
Какой же я идиот! Я все хотел связать самоубийство с нашим
визитом и совсем забыл про газету. Разгадка, безусловно, в ней.
-- Он развернул газету на столе, и крик торжества сорвался с
его уст.
-- Посмотрите, Уотсон! -- вскричал он. -- Это лондонская
"Ивнинг стандард". Какие заголовки! "Ограбление в Сити!
Убийство в банке Мейсонов! Грандиозная попытка ограбления!
Преступник пойман!" Вот здесь, Уотсон. Читайте. Я просто сгораю
от нетерпения.
Это неудавшееся ограбление, судя по тому, сколько места
отвела ему газета, было главным происшествием дня. Вот что я
прочитал:
"Сегодня днем в Сити была совершена дерзкая попытка
ограбления банка. Убит один человек. Преступник пойман.
Несколько дней назад известный банкирский дом "Мейсон и
Уильямсы" получил на хранение ценные бумаги на сумму,
значительно превышающую миллион фунтов стерлингов. Управляющий
банком, сознавая ответственность, легшую на его плечи, и
понимая всю опасность хранения такой огромной суммы, установил
в банке круглосуточное дежурство вооруженного сторожа.
Полученные ценности были помещены в сейфы самой последней
конструкции. В это время в банк на службу был принят новый
клерк, по имени Холл Пикрофт, оказавшийся не кем иным, как
знаменитым взломщиком и грабителем Беддингтоном, который со
своим братом вышел на днях на свободу, отсидев пять лет в
каторжной тюрьме. Каким-то образом, каким, еще не установлено,
этому Беддингтону удалось устроиться в банк клерком. Проработав
несколько дней, он изучил расположение кладовой и сейфов, а
также снял слепки с нужных ему ключей.
Обычно в субботу служащие Мейсонов покидают банк ровно в
двенадцать часов дня. Вот почему Тьюсон, сержант полиции,
дежуривший в Сити, был слегка удивлен, когда увидел какого-то
господина с саквояжем в руках, выходящего из банка в двенадцать
минут второго. Заподозрив неладное, он последовал за
неизвестным и после отчаянного сопротивления задержал его с
помощью подоспевшего констебля Поллока. Сразу стало ясно, что
совершено дерзкое и грандиозное ограбление. Саквояж оказался
битком набит ценными бумагами, американскими железнодорожными
акциями и акциями других компаний. Стоимость бумаг превышала
сто тысяч фунтов стерлингов.
При осмотре здания обнаружили труп несчастного сторожа,
засунутый в один из самых больших, сейфов, где он пролежал бы
до понедельника, если бы не расторопность и находчивость
сержанта Тьюсона. Череп бедняги был размозжен ударом кочерги,
нанесенным сзади. Очевидно, Беддингтон вернулся назад в
контору, сделав вид, что забыл там что-то. Убив сторожа и
быстро очистив самый большой сейф, он попытался скрыться со
своей добычей. Его брат, обычно работающий вместе с ним, на
этот раз, как пока известно, в деле не участвовал. -- Однако
полиция принимает энергичные меры, чтобы установить его
местопребывание".
-- Мы можем, пожалуй, избавить полицию от лишних хлопот,
-- сказал Холмс, бросив взгляд на поникшую фигуру, скорчившуюся
у окна. -- Человеческая натура -- странная вещь, Уотсон. Этот
человек так любит своего брата, убийцу и злодея, что готов был
руки на себя наложить, узнав, что тому грозит виселица. Но
делать нечего, мы с доктором побудем здесь, а вы, мистер
Пикрофт, будьте добры, сходите за полицией.
Примечания
1 Кокни (англ.) -- пренебрежительно насмешливое прозвище
лондонского обывателя.
Перевод М. Колпакова
Артур Конан-Дойль. Второе пятно
Я думал, что больше мне не придется писать о славных
подвигах моего друга Шерлока Холмса. Не то чтобы у меня не было
материалов. Напротив, я храню записи о сотнях случаев, никогда
еще не упоминавшихся мною. Точно так же нельзя сказать, чтобы у
читателей пропал интерес к своеобразной личности и необычным
приемам работы этого замечательного человека. Настоящая причина
заключалась лишь в том, что Шерлок Холмс ни за что не хотел,
чтобы в печати продолжали появляться рассказы о его
приключениях. Пока он не отошел от дел, отчеты о его успехах
представляли для него практический интерес; когда же он
окончательно покинул Лондон и посвятил себя изучению и
разведению пчел на холмах Суссекса, известность стала ему
ненавистна, и он настоятельно потребовал, чтобы его оставили в
покое. Только после того, как я напомнил ему, что я дал
обещание напечатать в свое время этот рассказ, "Второе пятно",
и убедил его, что было бы очень уместно завершить весь цикл
рассказов столь важным эпизодом из области международной
политики -- одним из самых ответственных, какими Холмсу
приходилось когда-либо заниматься, -- я получил от него
согласие на опубликование этого дела, так строго хранимого в
тайне. Если некоторые детали моего рассказа и покажутся
туманными, читатели легко поймут, что для моей сдержанности
есть достаточно веская причина.
Однажды осенью, во вторник утром (год и даже десятилетие
не могут быть указаны), в нашей скромной квартире на
Бейкер-стрит появились два человека, пользующиеся европейской
известностью. Один из них, строгий, надменный, с орлиным
профилем и властным взглядом, был не кто иной, как знаменитый
лорд Беллинджер, дважды занимавший пост премьер-министра
Великобритании. Второй, элегантный брюнет с правильными чертами
лица, еще не достигший среднего возраста и одаренный не только
красотой, но и тонким умом, был Трелони Хоуп, пэр Англии и
министр по европейским делам, самый многообещающий
государственный деятель нашей страны.
Посетители сели рядом на заваленный бумагами диван. По
взволнованным и утомленным лицам легко было догадаться, что их
привело сюда спешное и чрезвычайно важное дело. Худые, с
просвечивающими венами руки премьера судорожно сжимали костяную
ручку зонтика. Он мрачно и настороженно смотрел то на Холмса,
то на меня.
Министр по европейским делам нервно теребил усы и
перебирал брелоки на цепочке часов.
-- Как только я обнаружил пропажу, мистер Холмс, -- а это
произошло сегодня в семь часов утра, -- я. немедленно известил
премьер-министра, и он предложил, чтобы мы оба пришли к вам, --
сказал он.
-- Вы известили полицию?
-- Нет, сэр! -- сказал премьер-министр со свойственными
ему быстротой и решительностью. -- Не известили и никогда не
стали бы извещать. Известить полицию -- значит предать дело
гласности. А этого-то мы прежде всего и хотим избежать.
-- Но почему же, сэр?
-- Документ, о котором идет речь, настолько важен, что
оглашение его может легко привести, и, пожалуй, в настоящий
момент непременно приведет, к международному конфликту. Могу
