ромел. Директор не знал, что ему делать с хромым ослом, и велел меня
продать на базаре. И вы меня купили.
- К сожалению! И я уплатил за тебя лиру. А кто мне вернет обратно мои
добрые денежки?
- Зачем же вы меня купили? Вы хотели сделать из моей шкуры барабан?
Барабан!
- К сожалению. А где я возьму теперь другую шкуру?
- Не тревожьтесь, папаша. Ослов на этом свете предостаточно.
- Скажи-ка, наглый мальчишка, ты закончил свой рассказ?
- Нет, - ответил Деревянный Человечек. - Мне осталось добавить нес-
колько слов. Купив меня, вы привели меня сюда, привязали весьма челове-
колюбиво тяжелый камень мне на шею и бросили в море. Такое человеколюбие
делает вам большую честь, и я буду вам вечно благодарен за это. Впрочем,
дорогой папаша, вы на сей раз не взяли в расчет Фею.
- Какую такую Фею?
- Это моя мать. Она такая же, как все хорошие матери, которые любят
своих детей, никогда не теряют их из виду, выручают из любой беды, даже
в том случае, если эти дети своим неразумием и дурным поведением, в сущ-
ности, заслуживают быть брошенными на произвол судьбы. Когда добрая Фея
увидела, что я начинаю тонуть, она немедленно послала целую стаю рыб,
которые сочли меня совершенно дохлым ослом и начали меня пожирать. И ка-
кие огромные куски они отхватывали! Я никогда не думал, что рыбы еще
прожорливее, чем маленькие мальчики... Они съели мою морду, мою шею и
гриву, мою кожу на ногах, мою шкуру на спине... и нашлась даже одна от-
зывчивая маленькая рыбка, которая сочла возможным сожрать мой хвост.
- Отныне, - сказал покупатель с отвращением, - я, с божьей помощью,
никогда не буду есть рыбы! Это было бы слишком неприятно: найти в желуд-
ке какой-нибудь краснобородки или жареной трески ослиный хвост!
- Я вполне разделяю ваше мнение, - ответил Деревянный Человечек и
засмеялся. - Стало быть, когда рыбы съели ослиную кожу, в которую я был
обернут с головы до ног, они, натурально, наткнулись на кости... или,
точнее говоря, на дерево, ибо, как вы видите, я весь сделан из лучшего
твердого дерева. Но уже после первой попытки эти прожорливые рыбы заме-
тили, что дерево им не по зубам, и, полные отвращения к этой неудобова-
римой пище, бросились от меня врассыпную, ни разу не обернувшись и не
сказав спасибо. Таким образом, я вам объяснил, почему вы с помощью вашей
веревки вытащили из воды Деревянного Человечка, а не осла.
- Плевать я хотел на твой рассказ! - в ярости вскричал покупатель. -
Я уплатил лиру за тебя и хочу получить обратно свои деньги. Знаешь, что
я с тобой сделаю? Я отведу тебя обратно на базар и продам, как сухое де-
рево для растопки.
- Конечно, продайте меня. Я ничего не имею против, - сказал Пиноккио.
И с этими словами стремительно прыгнул в море. Он весело поплыл от
берега, все дальше и дальше, и крикнул бедному покупателю:
- Прощайте, папаша! Когда вам понадобится шкура для барабана, вспом-
ните обо мне!
И поплыл дальше. А через минуту снова обернулся и крикнул еще громче:
- Прощайте, папаша! Когда вам понадобится для растопки немного сухих
дровец, вспомните обо мне!
И в мгновение ока он оказался так далеко, что его уже нельзя было
различить. На поверхности моря была видна только черная точечка, которая
время от времени высовывалась из воды и подскакивала, как играющий
дельфин.
Плывя в открытое море наудачу, Пиноккио увидел скалу из белого мрамо-
ра. А на вершине скалы стояла милая маленькая Козочка, которая нежно
блеяла и делала ему знаки, чтобы он подплыл ближе.
Самое удивительное было то, что ее шкурка была не белая, или черная,
или пятнистая, как у всех других коз, - она была лазурного цвета, причем
такая блестящая, как волосы маленькой Красивой Девочки.
Можете догадаться, как застучало сердце Пиноккио! Он удвоил свои уси-
лия и поплыл со всей возможной быстротой к белой скале. Он проплыл уже
половину расстояния, когда из воды вдруг поднялась ужасная голова морс-
кого чудовища. Она приближалась к нему. Широко открытая пасть была как
пропасть, и в ней виднелось три ряда зубов, таких страшных, что если да-
же их только нарисовать, и то они могли бы смертельно напугать человека.
И знаете, что это было за морское чудовище?
Это морское чудовище было той самой гигантской Акулой, о которой уже
не раз упоминалось в нашей истории: она производила такие опустошения и
была столь ненасытно-прожорлива, что по справедливости слыла пугалом рыб
и рыбаков.
Представьте себе, как испугался Пиноккио при виде этого чудовища. Он
хотел вывернуться, удрать, хотел поплыть в другом направлении. Но огром-
ная открытая пасть все время оказывалась у него на пути.
- Скорее, Пиноккио, во что бы то ни стало скорее! - проблеяла краси-
вая Козочка.
И Пиноккио отчаянно работал руками, грудью, ногами.
- Быстрее, Пиноккио! Чудище приближается к тебе!
И Пиноккио собрал все свои силы и поплыл вдвое быстрее.
- Берегись, Пиноккио!.. Чудище хватает тебя!.. Вот оно!.. Скорее,
скорее, иначе ты пропал!
И Пиноккио не плыл, а прямо-таки летел, словно пуля. Вот он уже дос-
тиг утеса, и Козочка наклонилась над морем и протянула ему свое копытце,
чтобы помочь вылезти из воды...
Но было слишком поздно! Чудовище схватило его. Оно втянуло в себя во-
ду - почти так, как втягивают куриное яйцо, - и сглотнуло бедного Дере-
вянного Человечка. Сглотнуло с такой жадностью и силой, что Пиноккио,
скатываясь в желудок Акулы, сильно захлебнулся и четверть часа пролежал
без сознания.
Когда он пришел в себя, он не знал, где, собственно, находится. Вок-
руг царила такая глубокая и всеобъемлющая тьма, что ему казалось, что он
окунулся с головой в бочку чернил. Пиноккио прислушался, но не услышал
ни малейшего шума. Время от времени он чувствовал на лице сильные порывы
ветра. Вначале он не мог понять, откуда здесь ветер, но потом заметил,
что эти порывы идут из легких чудовища. Дело в том, что Акула страдала
сильной астмой, и, когда она дышала, в ее нутре подымался вроде как бы
северный ветер.
Сперва Пиноккио бодрился. Но, когда он окончательно убедился, что
заключен в теле морского чудовища, он начал плакать и жаловаться и, ры-
дая, воскликнул:
- Помогите! Помогите! О я несчастный! Неужели здесь нет никого, кто
бы мог мне помочь?
- Кто может тебе помочь, горемыка? - послышался из темноты голос,
низкий, надтреснутый, как расстроенная гитара.
- Кто здесь говорит? - спросил Пиноккио, у которого спина похолодела
от страха.
- Это я, бедный Тунец, который был вместе с тобой проглочен Акулой. А
ты что за рыба?
- Я ничего не имею общего с рыбами. Я Деревянный Человечек.
- Если ты не рыба, зачем же ты дал себя проглотить чудовищу?
- Я вовсе не дал себя проглотить. Оно само меня проглотило! А что мы
сейчас будем делать в темноте?
- Мы будем сидеть и ждать, пока Акула нас не переварит.
- Но я не желаю быть переваренным! - закричал Пиноккио и опять начал
плакать.
- Я тоже не хочу быть переваренным, - возразил Тунец, - но я философ
и утешаю себя мыслью, что, ежели ты уж родился на свет тунцом, то лучше
тебе кончить свои дни в воде, чем на сковородке.
- Чепуха! - воскликнул Пиноккио.
- Это мое личное мнение, - возразил Тунец, - а личное мнение, как ут-
верждают тунцы-политики, следует уважать.
- Во всяком случае, я хочу уйти отсюда... я хочу бежать...
- Беги, если можешь.
- А эта Акула, которая нас проглотила, велика? - спросил Деревянный
Человечек.
- Представь себе, что ее тело без хвоста составляет километр в длину.
В то время как они беседовали в темноте, Пиноккио вдруг показалось,
что он видит вдали слабый свет.
- Что это может быть за свет вон там, вдалеке? - удивился Пиноккио.
- Вероятно, наш товарищ по несчастью, который тоже ждет, чтобы его
переварили.
- Я хочу к нему. Может быть, он какая-нибудь старая рыба, которая
сможет мне сказать, как уйти отсюда.
- Желаю тебе от всего сердца, мой дорогой Деревянный Человечек, чтобы
так оно и было.
- До свидания. Тунец!
- До свидания. Деревянный Человечек. Желаю удачи!
- Встретимся ли мы когда-нибудь!
- Кто может знать?.. Лучше всего не думать об этом.
35. ПИНОККИО НАХОДИТ В ТЕЛЕ АКУЛЫ... КОГО? ПРОЧИТАЙТЕ ЭТУ ГЛАВУ И ВЫ
УЗНАЕТЕ
Пиноккио, простившись таким образом со своим добрым другом Тунцом,
пошел, пошатываясь, во тьму. Он двигался в теле Акулы на ощупь, шаг за
шагом, по направлению к светящейся точке, которую видел вдали.
Чем дальше он шел, тем явственнее и определеннее становилось светяще-
еся пятно. И после долгой ходьбы он наконец пришел. И, когда он при-
шел... что же он увидел там? Вы никогда не отгадаете! Он увидел столик с
горящей свечой на нем. Свеча торчала в зеленой бутылке. Возле стола си-
дел старик, белый как лунь или как сбитые сливки, и жевал живых рыбок. А
рыбки были такие живые, что то и дело выскакивали у него изо рта.
При виде всего этого Пиноккио охватила столь бурная и непосредствен-
ная радость, что он чуть с ума не сошел. Ему хотелось смеяться, ему хо-
телось плакать, ему хотелось говорить без конца. Но он мог только произ-
нести, заикаясь, несколько отрывочных, бессвязных слов.
Наконец ему удалось все-таки испустить возглас радости, и он бросился
к старику на шею с криком:
- Ах, мой дорогой отец! Наконец я вас разыскал! Теперь я вас никогда,
никогда не оставлю!
- Значит, я не ошибся? - ответил старик, протирая глаза. - Значит, ты
действительно мой милый Пиноккио?
- Да, да, это я, я самый! И вы мне все простили, не правда ли? Ах,
дорогой отец, вы такой добрый!.. А я наоборот... Ах, если бы вы знали,
сколько несчастий я пережил и сколько зла испытал! Представьте себе, мой
бедный отец: в тот день, когда вы продали свою куртку и купили мне бук-
варь, чтобы я мог пойти в школу, я на все наплевал ради кукольного теат-
ра, и хозяин театра хотел меня бросить в огонь, чтобы его барашек изжа-
рился, и потом он дал мне пять золотых монет для вас, но я повстречал
Лису и Кота, которые привели меня в таверну "Красного Рака", где они
жрали, как волки, а я один-одинешенек снова пошел в ночь и встретил гра-
бителей, которые побежали вслед за мной, а я впереди, и они за мной, и я
все время впереди, и они все время за мной, и я впереди, пока они меня
не повесили на ветке Большого Дуба, где Красивая Девочка с лазурными во-
лосами велела отвезти меня в карете, и, когда меня врачи осмотрели, они
сразу же сказали: "Если он еще не мертв, значит, он еще жив", и тогда я
не выдержал и соврал, и мой нос стал расти, и я не мог пройти через
дверь, и поэтому я затем вместе с Лисой и Котом закопал четыре золотые
монеты, потому что одну я потратил в таверне, и попугай начал смеяться,
и вместо двух тысяч монет я вообще ничего не нашел, и, когда судья услы-
шал, что меня ограбили, он немедленно посадил меня в тюрьму, чтобы воры
были довольны, и оттуда я попал в виноградник и увидел там красивые
гроздья и оказался в капкане, и крестьянин имел все основания надеть на
меня собачий ошейник, чтобы я охранял его курятник, но потом он понял
мою невиновность и снова отпустил меня на свободу, и змея с дымящимся
хвостом начала смеяться, и жила лопнула у нее в груди, и так я снова по-
шел домой к Красивой Девочке, которая умерла, и Голубь увидел, что я
плачу и сказал: "Я видел, как твой отец мастерил себе маленькую лодочку,
чтобы тебя искать", и я ему сказал: "Если бы я имел крылья, как ты!", и
он сказал мне: "Ты хотел бы увидеть своего отца?", и я ему сказал:
"Очень хотел бы, если бы смог", и он мне сказал: "Я тебя отвезу", и я
спросил: "Как?", и он сказал: "Влезай ко мне на спину", и так мы летели
всю ночь, и потом мне утром сказали рыбаки, которые глядели на море:
"Там бедный рыбак в маленькой лодке, и она тонет", и я сразу вас узнал
