Когда я украл свою первую автомагнитолу, "Грюндиг", то отослал ему по
почте в подарок и приложил записку: "От Азиза из 6 "Б", с благодарностью
за вашу доброту". И решил про себя, что, когда вырасту, украду для гос-
подина Жироди машину, чтобы он на ней ездил, а то ему все приходится в
автобусе. А потом как-то забыл и не успел из-за приключений, которые по-
сыпались мне на голову.
Так вот, пока все сидели у костра и рассказывали друг другу про Румы-
нию, Турцию, северную Индию и разные другие страны, откуда их выгнали, я
учил наизусть легенды народов мира, особенно арабские, раз я сам араб. А
поскольку неизвестно, из какой именно я страны, то было вернее изучать
сказки, чем повседневную реальность, ее было сколько угодно в газетах,
которыми я пользовался для упаковки моих магнитол на продажу.
Краем глаза я посматривал сквозь языки пламени на Лилу; она сидела
рядом с Ражко, своим суженым, специалистом по "мерседесам", а он подыг-
рывал на гитаре рассказам о гонениях. Я же подыгрывал своей тоске, расс-
казывая сам себе историю о любовниках из Имильшиль: как юноша из племени
аит Брагим влюбился в девушку из враждебного племени, как из их слез по-
явилось два озера: Исли, озеро Жениха, и Тислит, озеро Невесты (см. стр.
143 моего атласа), в которых сродники утопили их обоих, порознь, чтобы
не допустить нежелательного брака.
Как-то жарким июльским днем в нашей бухте, когда мы с Лилой были
вместе, а потом сидели на камнях, я тихонько нашептал ей на ухо историю
влюбленного Брагима. Лила решила, что я рассказываю про какого-то своего
приятеля из арабских кварталов, послушала и пошла нырять за морскими
ежами.
Порой, когда я отправляюсь в другие, французские, кварталы Марселя,
чтобы поглядеть на новые модели автомагнитол и сориентироваться в ценах,
мне попадаются на глаза молодые пары и вдруг страшно хочется очутиться
на их месте. Но это проходит. Пусть в Валлон-Флери мне не хватает тепла
и ласки, зато я принят в деловое братство. Тут я такой же член клана,
как остальные: у меня широкая улыбка, ловкие руки и быстрые ноги.
Одна из наших коронных штучек - это итальянский набег. Итальянцы, на-
оборот, говорят "цыганский набег", но они в меньшинстве. Делается это
так: вы останавливаетесь у светофора, тут подъезжает мопед, и вам проты-
кают шину, а потом услужливо помогают сменить колесо и по ходу дела уго-
няют машину. Полиция советует тем, кому никак не объехать наших кварта-
лов стороной, не останавливаться на красный свет. Чудесный совет, но кто
не останавливается, тем устраивают столкновение. Дальше составляется
протокол с обещанием заплатить по договоренности, хозяин уходит пешком,
и по дороге его грабят. Это другой способ атаки, "бельгийский". Машину
уволакивают в поселок и разбирают по деталям, каждая бригада получает
свою долю: одним достаются части двигателя, другим - покрышки, третьим -
всякие мелочи, а мне - автомагнитолы. Чаще всего мы имеем дело с "мерсе-
десами", причем мастер вроде Ражко, чтобы не копился лишний товар, рабо-
тает только по предварительному заказу. Вы говорите ему: "Ражко, мне
нужна прокладка головки цилиндра для пятисотки", - и на другой день вы
эту прокладку получаете.
Когда остается один кузов, его вытаскивают на окраину, чтобы забрали
мусорщики, иначе некуда будет деваться от рухляди. У нас тут не кладбище
машин. Валлон-Флери - наша гордость, мы даже посадили цветы, чтобы оп-
равдать название,так что Мамита права: со временем имя отпечатывается на
самой вещи.
Вот и я, став Азизом Кемалем, лет в пятнадцать ударился было в му-
сульманство. Но увлечение было недолгим: мне слишком нравились губы Ли-
лы, чтобы я пожелал запрятать их под чадру. Я вернул Коран Саиду, сторо-
жу одного из арабских кварталов, который поставил рекорд: целый год от-
важивал бейсбольной битой от своего участка торговцев травкой, - и про-
должал болеть за "Марсель-Олимп".
Жизнь у нас в Валлон-Флери мирная, облавы бывают редко. Надо сказать,
что, вздумай какой-нибудь страж порядка затеять проверку паспортов в се-
верных кварталах, его для начала выперли бы оттуда, а потом префект еще
и намылил бы ему шею, потому что у него, у префекта то есть, свой способ
снижать преступность - делать вид, что нас не существует. Официально
Марсель-Северный превратился в пустыню. Даже на карте нет наших районов.
На двести тысяч как бы несуществующих жителей чисто символически остави-
ли три десятка полицейских, и мы взялись охранять их как исчезающий вид.
Нет, кроме шуток, префект оказался по-своему большим хитрецом: всем
известно, что если на полицейского нападут и он напишет жалобу, его на-
чальство никогда не передаст дело в суд, чтобы не портить статистику;
ну, мы своих легавых пожалели и, вместо того чтобы на них нападать, пос-
тарались установить самодисциплину. Зная, что патрульные бригады, по
пять машин каждая, колесят по улицам одна с полудня до семи вечера, дру-
гая - с семи вечера до четырех утра, мы стараемся работать с четырех ут-
ра до полудня, когда они спят, так что все довольны. Они же, в благодар-
ность за нашу тактичность, открыли у нас оптовый рынок; теперь мы можем
посылать туда своих пацанов отовариваться бесплатно, вместо того чтобы
обчищать "Леклерк" и "Казино", солидные лавочки, куда ходят местные ста-
рики, которые за неимением лучшего способа вынуждены платить в кассу.
Этих старичков у нас все уважают. Тем более, что многие из них живут тут
по нескольку десятков лет в собственных квартирах, на три четверти обес-
ценившихся из-за соседства с нами.
Нет, в целом в Марселе-Северном все идет неплохо. Иногда до нас дока-
тываются даже столичные фокусы. Приезжают разные комиссии, которые нас
изучают и вносят предложения, как улучшить наш уровень жизни. В прошлом
году, например, у нас в Валлон-Флери здорово улучшили солнечную освещен-
ность: взяли и снесли старые многоэтажные башни - дескать, на верхних
этажах гнездится преступность. Если так, то нам опасаться нечего: цыган,
даже такой приемыш, как я, не переносит высоты. Жить в башнях мы просто
не смогли бы, так же как в длинных, лежачих коробках, там, должно быть,
с правонарушениями дело обстоит не лучше, чем в стоячих. Как только в
коробке освобождается квартира, жилищное управление не сдает ее новым
жильцам, а замуровывает. Наверно, ремонт обошелся бы дороже.
Когда одна такая комиссия заявилась в Валлон-Флери, все получилось
замечательно. Мы их радушно встретили, угостили анисовкой, чтобы привес-
ти в чувство, а то они прибыли только что от коморцев из квартала
Басс-Робьер, где на них свалили из окна холодильник. Небольшой концерт:
цыганский джаз, фламенко, джипси кингс - и нервы в порядке. Комиссия
поблагодарила нас за теплый прием. И унесла с собой корзинки, которые
протягивали детишки, -решила, что это подарки. А потом в новостях зачи-
тали ее отчет: "цыганское население" не может приспособиться к городской
жизни, потому что ютится в фургончиках, и из-за этого все его беды. Что
ж, кто не знает, так и подумает. И вот на месте старых развалюх, где у
нас были устроены механические мастерские, нам отгрохали типовые дома
компании "Буйиг".
Мы были очень довольны. Пока шло строительство, мы даже цемент не во-
ровали: для нас же строят, так пусть заканчивают поскорее. Наконец все
отделали и наступил торжественный день, понаехало народу: вся та комис-
сия, да еще префект, представитель строительной фирмы, телевидение, -
нам должны были вручать ключи. И тут обнаружилось, что ключи некуда
вставлять: нет не только замков, но и дверей, а также оконных рам, рако-
вин и унитазов - все размонтировано и продано в розницу. Черепицу на
крыше не тронули - оставили до зимы, когда на нее выше цены. Господин от
фирмы "Буйиг" позеленел от злости, прогнал телевизионщиков; префект, ка-
жется, готов был сквозь землю провалиться. А что расстраиваться? Нам до-
мики очень даже понравились, такие миленькие, так приятно на них смот-
реть из окна фургончика. Они создают среду - мы так им и сказали в уте-
шение. И поздравили их, и пригласили - милости просим, работает буфет.
Они же не притронулись ни к вину, ни к закускам, а мы-то старались,
наготовили деликатесов из их родных продуктов, специально по такому слу-
чаю позаимствовали в аэропорту на складе Фошона. Комиссия уехала, а мы
остались, как дураки, с целой горой заливных яиц и омлетов с лососиной.
Пришлось все это съесть самим, причем оказалось не так уж вкусно.
Позднее пришел Пиньоль, чтобы мы подписали заявление: получалось, что
мы понесли убытки от самих себя. Он помог нам прикончить угощение.
Мы с Пиньолем приятели с детства. Познакомились в школе, только я
ушел, а он остался учиться дальше, и иногда жалеет об этом, глядя на ме-
ня. Сначала он хотел работать на железной дороге, но не прошел по кон-
курсу в училище и тогда пошел по стопам отца. Вот когда порадуешься, что
ты сирота. Да еще полицейскую школу нарочно разместили на границе двух
неблагополучных кварталов, чтобы ученики не отрывались от населения.
Что-что, а это удалось в полной мере: бедняги занимаются за решетками, в
постоянной осаде и под обстрелом, в них швыряют камнями и пивными банка-
ми - отличная практика! Днем они сидят в школе, как в бункере - выходить
без охраны не разрешается, - а вечером их отвозят в общежитие в воронке,
и все это называется "оставаться в лоне закона". Общежитие находится в
другом горячем местечке, в квартале Жан Жорес, там их всю ночь караулит
патруль, только тем и занимается, что защищает будущих полицейских от их
будущих жертв. Естественно, в результате такого образования у воспитан-
ников копится ненависть, а поскольку у нас ей не дают выхода, то образу-
ется избыток невостребованных эмоций, которые находят применение в лион-
ских пригородах, где не так культурно, как здесь.
По воскресеньям я обычно навещал Пиньоля, мы с ним сидели в зале для
посетителей, и мне было не очень весело: разве не обидно, что он, делав-
ший такие успехи во французском, вынужден теперь только стрелять в тире
да резаться в карты до полного отупения! Будущее, в обмен на загубленную
за решетками полицейской школы юность, не сулило ему ничего хорошего, а
пока отец, работавший там же инструктором, обзывал его олухом, слабаком
и тряпкой. Просто многим старым полицейским псам, когда-то командовавшим
в Марселе, теперь не на ком отыграться, кроме как на несчастных учени-
ках.
Я всегда, как мог, помогал Пиньолю. Когда он стажировался в патруль-
ной службе, я предупреждал его, в какие места лучше не соваться, и даже
подстроил для него парочку мелких задержаний с поличным, чтобы он полу-
чил свой диплом. Когда-то он мне давал списывать диктанты, а теперь нас-
тал мой черед выручать друга - все нормально.
Как-то раз, когда он с кислым видом тянул пиво, я рассказал ему одну
легенду из моего атласа. Кубинскую, про Хосе Луиса, молодого парня, как
мы, который по ночам с помощью заклинаний "воду", позволяющих перено-
ситься из сна в явь в любом образе, превращался в ягуара. И вот этот Хо-
се Луис много ночей подряд пытался обольстить ягуариху, а она его не хо-
тела. Ему было так плохо, что он забросил все, что должен делать взрос-
лый ягуар, не охотился и не приносил пищу детенышам, а только предавался
отчаянию; и то же самое творилось с ним днем: вместо того чтобы убирать
сахарный тростник, он вздыхал по чужой жене. В конце концов духам "воду"
это надоело, и в одно прекрасное утро Хосе Луиса нашли в постели мерт-
вым: его, человека, загрыз тот самый ягуар, которым он был во сне.
Пиньоль только пожал плечами и сказал, что я утопист. А я пожалел,
что он не понял смысла моей истории, такого, кажется, прозрачного: кто с
головой уходит в отчаяние, того могут пожрать собственные химеры, вне-
запно обратившиеся против него самого.
Интереса ради я зашел в книжный магазин и посмотрел в словаре, что
