один на всю жизнь. Да вот я не знаю, можно ли вообще снимать
Папашку? Ведь не все можно снимать, что снимается. Ну ладно, на
этот раз рискну.
Капитан задумался, взял аппарат, треногу, спустился к озеру.
Пока я сушился, он то уходил от костра, то возвращался.
Попросил у меня самый большой крючок и самую крепкую леску.
Отрезал кусок сала, взял топор и унес все это. Я пошел к берегу
посмотреть, что он делает. Кусок сала капитан насадил на крючок
и положил его на камень, лежащий на берегу у самой воды.
Леска тянулась от крючка к фотоаппарату, который стоял
неподалеку на трех алюминиевых ногах. На березке висел и черный
ящик с батарейками, из которого выглядывало зеркало вспышки.
-- Расчет простой,-- пояснил капитан.-- Папашка вынырнет и
схватит сало. Дернет за леску, и тут аппаратура сработает.
-- А если Папашка утащит под воду аппарат?
-- А топор-то на что?
В землю, неподалеку от камня, капитан врыл топор -- острием
вверх. Леска лежала на лезвии топора, и при сильном натяжении,
по расчетам фотографа, топор должен был ее разрезать.
...Приблизился вечер. Стемнело. С того берега, из болот,
потянулся холодный туман.
Мы пили чай у костра и смотрели, как неподвижно лежит, не
шевельнется среди лесов Илистое озеро.
Глава XXII. ПАПАШКИНА НОЧЬ
И снова к полуночи явился над озером туман. Он заволок
поверхность воды, спрятал остров, укрыл подножие холма, только
до вершины, где сидели мы с капитаном, не добрался.
Костер угас, и мы разгребли уголья, постелили еловые ветки и
легли на землю, нагретую костром. Жар земли охватил нас, и
казалось, что мы лежим внутри горячего черного шара,
заброшенного с Земли на другую планету.
-- А мне кажется, мы у Папашки в брюхе,-- шептал капитан.
С озера не слышалось ни шелеста, ни плеска. Тихо было в
лесах и болотах, только очень далеко, у деревни Коровихи,
скрипел однообразно дергач.
В жаркой темноте отяжелела голова, я приклонил ее к плечу
капитана, и капитан прикорнул, и мирно уснули мы на берегу
Илистого озера рядом с многоглавым Папашкой.
Странные далекие сны пришли ко мне. Мне приснилась
скульптурная группа "Люди в шляпах", Орлов и граммофон, девушка
Клара Курбе. Милым, добрым был мой сон и длился долго...
Пробудился я часа через три-четыре.
Тьма была непроглядная, а с озера слышалось негромкое
бульканье, будто ручей потек с холма. К бульканью добавились
вздохи и шипенье.
-- Пар спускает,-- шепнул капитан, просыпаясь.
-- Чего?
-- Папашка пар спускает. Высунул хобот из воды и дышит.
Слышишь?
Бульканье затихло, и теперь с озера не доносилось ни звука,
и все-таки я слышал что-то, а что -- не понимал.
-- Он на берег вышел,-- шепнул капитан.-- Сейчас на холм
полезет.
Приподнявшись на локте, я вслушивался, и верно, чудилось --
шаркают босые огромные ноги по мокрой траве. И мерещилось --
оживает озеро, шевелится, дрожит, а холм поворачивается
медленно, круче наклоняется к озеру, чтоб сбросить нас в воду.
-- Сюда идет,-- тревожно шептал капитан.-- Неужели сало не
заметил? Сало-то белорусское, с чесноком!
Прижимаясь ко мне, капитан шептал о сале, цепляясь за него
как за последнюю надежду. Все страшно, все зыбко, все непонятно
было в окружающей нас ночи, кроме куска сала, лежащего где-то
на берегу.
"Какой черт занес нас сюда? -- думал я.-- И чего мы хотим?
Только глянуть, есть ли и вправду на земле Папашка? Но зачем
это дурацкое сало на крючке? Вот схватит сейчас капитана да
рявкнет: "Сало, подлец, на крючок насаживаешь! Хочешь поймать
на кусок сала?"
-- Зря я с этим салом связался,-- вздохнул потихоньку
капитан.-- Вопьется крючок Папашке в губу -- вот заорет-то!
Пойдет крушить направо и налево!
-- Тише,-- шепнул я.
Теперь уж совсем неподалеку слышались шаги. Без гула земли,
без топота -- скользкие и летящие. По траве ли, по воздуху?
"Ауа,-- послышалось,-- а-а-у-у-а..."
"Папашка! Это Папашка! -- думал я.-- Неужто сожрет и сало, и
нас с капитаном?"
Когда мы плыли на озеро, я еще не знал, еще не понимал, есть
ли и вправду на белом свете Папашка, и только сейчас, ночью,
понял, что он -- рядом. Что же он сделает сейчас -- протянет ли
из темноты руку, чтоб схватить нас, или ласково погладит по
голове думающего о сале капитана? А может, просто глянет
всевидящим оком и уйдет, не сказавши слова?
Черные руки летали в темноте перед моим лицом -- искали нас
с капитаном. "Ауа, а-а-у-у-а-а..."
Я совершенно затаил дыхание и боялся, что капитан откроет рот
и брякнет что-то о сале. Но капитан дышал тихонько, как
мотылек.
Душная и мрачная Гора надвигалась на нас, вот-вот навалится
на грудь и плечи. Я задохнулся, еще бы минута, и, наверно бы,
закричал, но Гора отодвинулась, скользнула за спину, с озера
повеял ветерок. Ни шага, ни шелеста не было больше слышно.
Пропал Папашка -- то ли прошел мимо нас, то ли пролетел над
нами.
-- Прошел,-- шепнул капитан.-- Не заметил.
И ночь над нами внезапно зашевелилась. Подул ветер -- ночь
сдвинулась в сторону. За дальним берегом, за болотами
объявилась в небе серенькая полоса.
Она отделила небо от земли, отразилась в озере, и стал виден
на воде маленький темный островок.
Близкий рассвет обрадовал нас. С надеждой смотрели мы, как
расширяется его полоса, наливается розовым чайным тоном. Только
остров на озере был черен и густ, как бархат. Не островом
казался он сейчас, а спиною дракона, выставившего гребень из
воды.
-- Смотри-ка,-- сказал капитан и схватил меня за руку.--
Смотри на остров... Он шевелится...
-- Не болтай...-- прошептал я.
-- Шевелится, говорю! Плывет по воде!
Я всматривался в черный гребень -- нет, не плыл, не шевелился
остров, это волны, поднятые ветром, колыхали его, при-тапливали
и подымали.
Сбоку где-то зашелестели камыши... И вдруг раздался плеск,
потом гулкий удар по воде -- и мигнуло электричество на берегу.
-- Вспышка сработала! -- крикнул капитан, сорвался с места и
побежал к берегу. Я поспешил за ним.
В предутреннем свете мы увидели, что ни фотоаппарата, ни
треноги, ни сала на крючке нигде нету. Только топор, врытый в
землю, торчит острием вверх.
Дрожь била капитана.
-- Смотри же! -- сказал он и указал в озеро омертвевшим
пальцем.
Я оглянулся и увидел, что и острова, заросшего болотными
травами и таволгой, не видно нигде.
Глава XXIII. ПАПАШКИН СЛЕД
С рассветом снова запылал на холме наш костер. Мы вскипятили
чай и, попивая его, глядели на озеро. Ни травинки не подымалось
из воды в том месте, где вчера еще был остров. Налетела стайка
чирков, опустилась на средину.
-- Бывают на свете плавающие острова,-- заметил я.
-- Бывают,-- устало согласился капитан.-- Но это был не
остров, а Папашкин хребет.
-- Таволга там росла,-- сказал я. -- Таволга.
-- Какая таволга? Ты еще молочай поищи! Шерсть рыжая, аж
зеленая, а на ней -- пена. Не пойму только, зачем ему
фотоаппарат.
С капитанским аппаратом действительно было все непонятно.
Куда он пропал, куда девался?
Мы обшарили весь берег, прибрежную траву и кусты. Не было
видно никаких следов -- ни зверя, ни человека. Шестом пытались
шарить в воде, но дна не достали. Сразу же у берега начиналась
адская немыслимая глубина -- бездна.
-- Папашка это,-- сказал капитан.-- Засосал камеру вместе с
салом, а треногу где-нибудь на глубине выплюнул.
Сверху, с холма, было хорошо видно, как четко отпечатались
на седой от росы траве наши с капитаном следы. Они вели от
костра к берегу и обратно.
Никаких других следов не было. Но в некоторых местах трава
была не седой от росы, а зеленой. Здесь она была суха, будто
кто-то слизнул росу. Суха, но не примята.
-- Это и есть Папашкин след,-- сказал капитан.-- Он траву не
мнет, идет, чуть касаясь.
-- Отчего же трава высохла?
-- Подошва горячая.
Еще раз внимательно я оглядел зеленые пятна. Они были велики
и казались бесформенными. Ни звериного, ни человечьего следа не
угадывалось в них.
Пятна подымались от озера на холм.
-- Как же он не наступил на нас?
-- Пожалел,-- пожал плечами капитан.
-- А может, и наступил, да мы не заметили.
Я чуть не задохнулся.
-- Ты думаешь, у него такая легкая нога? -- Почти воздушная.
Мы замолчали, пытаясь хоть как-то связать воздушную ногу с
утонувшим островом. Но это никак не увязывалось, и если
утонувший остров был и вправду хребтом Папашки, то откуда у
такого чудища воздушная нога?
-- В конце концов все можно объяснить,-- сказал я.-- Сало
схватила здоровая щука или выдра, а остров утонул сам по себе.
-- А воздушная нога?
-- Какая нога? Ты что, видел ее? Хватит с нас Летающей
Головы!
-- Ты ничего не понимаешь,-- сказал капитан,-- все дело в
том, что мы перешли границу.
-- Какую?
-- Нормальную границу. Границу нормальной жизни. Я думаю, что
это случилось на Багровом озере, а мы и не заметили. Как только
у деда Авери оторвалась голова, я сразу понял -- мы в
ненормальном мире.
-- С головой это действительно черт знает что,-- сказал я,--
но в остальном все в порядке. А остров сам по себе утоп,
бывает.
-- Ну нет,-- сказал капитан,-- если голова летает, значит, и
все остальное -- чушь. Мы в ненормальном мире.
-- А Кузя как же? Кум Кузя-то здесь живет! Чем Кузя
ненормальный?
-- Кузя -- нормальный. Но и в ненормальном мире может жить
хоть один нормальный человек. Так и Кузя, живет кое-как, чай
пьет, стесняется.
"Прав капитан, прав,-- думал я.-- Мы в необычной, волшебной
стране. Ну и что ж такого? Для этого я и строил "Одуванчик",
чтоб попасть в места необыкновенные".
-- Что ж теперь будем делать? -- спросил я. -- Дальше плыть.
На Илистом озере мы побывали, надо теперь добраться до
Покойного.
Вон там, в том углу, очевидно, протока, которая ведет в
Покойное.
Капитан затоптал костер. Спустившись к воде, смело ступил на
плот, ополоснул ведро и котелок.
-- Нам нечего бояться,-- сказал он,-- плывем себе, никого не
трогаем.
Капитан был, конечно, прав. В конце концов, головы летают,
острова тонут, а нам-то надо плыть дальше.
Спокойно, неторопливо собрали мы вещи, уложили рюкзаки,
спустили на воду "Одуванчик". Пробоину залепили мы крепко,
надежно, течи не было.
Капитан, как всегда, устроился на носу, я- в корме, и вот
уже плавно пошел "Одуванчик" через Илистое озеро. Спугнув
чирков, проплыли мы и над тем местом, где затонул островок.
Напряженно всматривался я в воду, и мне казалось -- вот сейчас
подымется остров и мы окажемся на мели, на Папашкином хребте.
Но никто не подымался со дна, спал, видно, Папашка, сосал
капитанское сало.
-- Вон и протока,-- указал капитан.
Среди моховых низкорослых сосен бежал по болоту узкий ручеек
-- протока, ведущая к Покойному озеру.
Неторопливо вошел в нее "Одуванчик", несколько взмахов
весла, и пропало за спиной Илистое озеро вместе с Папашкой,
дремлющим на дне.
-- Интересно,-- сказал капитан,-- как называется эта протока.
Там у нас была Кондратка, а это что?
-- Акимка, наверное,-- сказал я.
-- Акимка,-- повторил капитан.-- Неплохо.
Тихо текла Акимка среди моховых сосновых болот. Кончились
болота, пошли по берегам луга. Лес то подходил к воде, то
отступал подальше. Ни стога на лугу, ни забора, ни срубленного
дерева в лесу -- никаких признаков человека не было вокруг --
чистый, нетронутый мир.
-- Как тихо,-- сказал капитан,-- как спокойно. Знаешь, что,
давай договоримся, если что-нибудь произойдет там, впереди, не
будем удивляться или пугаться. Нас ведь, пожалуй, теперь ничем
не удивишь.
-- Идет,-- сказал я, и мы с капитаном пожали друг другу руки.
