знать свое дело.
10. Дворцовый министр - губернатор, который называется так в литера-
турном языке, потому что по своему значению и происхождению этот чин со-
ответствовал древнему придворному цензору, блюстителю государственных
интересов.
11. ...пользовался "взглядом темных зрачков" взбунтовавшегося ...кня-
зя-то есть взглядом прямо устремленных зрачков симпатизирующего челове-
ка, в противоположность "белым глазам" - глазам, не желающим глядеть на
неприличного и недостойного человека, и потому повертывающим к нему бел-
ки, а не "темные зрачки".
12. ...поклясться мне Рекой и Горой - то есть так, как клялись в тор-
жественных случаях в древности, а именно: "Пока Желтая река не станет с
пояс, пока гора Тай не источится..." и т.п.
13. Не дайте осеннему ветру... - намек на знаменитое стихотворение
поэтессы 1 в. до н.э. Бань Цзеюй "Осенний ветер":
Только что сделанный из циского чистого шелка,
Он бел, он чист, словно иней иль снег.
Выкроен в виде веера слитной радости:
Круглого-круглого, словно светлая луна.
Он то выйдет, то уйдет к груди иль в рукав государя,
Веет и машет... Нежный ветерок появляется.
Всегда боюсь, что с приходом осенней поры
Холодные бури унесут яркую жару...
Бросит его он, кинет в сундук иль в корзину:
Благодатное чувство прорвется в своем пути.
В этом стихотворении изображается боязнь фаворитки утерять расположе-
ние государя с приближением ее к возрасту, более напоминающему осень,
чем жаркое лето.
14. ..."он оба раза не спросил..."женщина говорит здесь словами книги
"Цзочжуань", приложенной к летописи Конфуция. Там рассказывается о двух
героях, которых их возничий не спросил, как поступить ни перед боем, ни
во время боя, а поступил посвоему. Здесь мать намекает, очевидно, на
двоякую деятельность ее сына около Хэ.
15. ...танец Небесного Мо - то есть дьявола, владыки шестого буддийс-
кого чувственного неба, младшего брата всех будд и злейшего их врага. Он
старается всеми силами вредить буддийскому учению и буддийской вере. Он
действует на человека через чувства, омрачая его мысли, искушает и
обольщает подвижников, принимая разные виды, например прелестных женщин,
даже отца и матери. "Мо" - китайское сокращение из Моло (санскритского
Мара). Танец Мо зародился, по-видимому, ранее VIII в., ибо у знаменитого
поэта того времени Ван Цзяня в его "Ста дворцовых песнях" эта тема уже
встречается. Но окончательное его развитие относится к концу владычества
в Китае монголов, больших покровителей буддизма. Последний император
монгольской династии Юань был неумеренно пристрастен к "благам цивилиза-
ции", особенно отрицательного направления. Пируя дни и ночи, он выбрал
шестнадцать наиболее красивых наложниц из своего гарема, нарядил их в
наилучшие украшения, придав им вид святых бодхисатв, искушающих подвиж-
ника всеми своими прелестями. Таким образом, это своего рода танец сата-
нинского наваждения (христианские миссионеры отождествляли Мару с сата-
ной, дьяволом-искусителем).
16. ...приписать его сюда же. - Идущее дальше "сужденьице" написано
самым богатым литературным стилем. Однако иногда то, что может быть лег-
ко изложено на китайском, неслышимом для уха языке, никоим образом не
может быть переведено на русскую, всегда слышимую речь.
Перевод и примечания В. М. Алексеева.
ПУ СУНЛИН
ХЭННЯН О ЧАРАХ ЛЮБВИ
Хун Дае жил в столице Его жена из рода Чжу обладала чрезвычайно кра-
сивой наружностью. Оба они друг друга любили, друг другу были милы. За-
тем Хун взял себе прислугу Баодай и сделал ее наложницей. Она внешностью
своей далеко уступала Чжу, но Хун привязался к ней. Чжу не могла оста-
ваться к этому равнодушной, и друг от друга отвернули супруги глаза. А
Хун, хотя и не решался открыто спать ночью у наложницы, тем не менее еще
больше привязался к Баодай, охладев к Чжу.
Потом Хун переехал и стал соседом с торговцем шелками, неким Ди. Жена
Ди, по имени Хэннян, первая, проходя через двор, посетила Чжу. Ей было
за тридцать, и с виду она только-только была из средних, но обладала
легкой и милой речью и понравилась Чжу. Та на следующий же день отдала
ей визит. Видит - в ее доме тоже имеется, так сказать, "маленькая женоч-
ка", лет этак на двадцать с небольшим, хорошенькая, миловидная. Чуть не
полгода жили соседями, а не слышно было у них ни словечка брани или ссо-
ры. При этом Ди уважал и любил только Хэннян, а, так сказать, "подсобная
спальня" была пустою должностью, и только.
Однажды Чжу, увидев Хэннян, спросила ее об этом:
- Раньше я говорила себе, что каждый "мил человек" /1/ любит наложни-
цу за то именно, что она наложница, и всякий раз при таких мыслях мне
хотелось изменить свое имя жены, назвавшись наложницей. Теперь я поняла,
что это не так... Какой, скажите, сударыня, вот у вас секрет? Если бы вы
могли мне его вручить, то я готова, как говорится, "стать к северу лицом
и сделаться ученицей" /2/.
- Эх ты! - смеялась Хэннян. - Ты ведь сама небрежничаешь, а еще ви-
нишь мужа! С утра до вечера бесконечной нитью прожужжать ему уши - да
ведь это же значит "в чащи гнать пичужек"/3/. Их разлука усиливает их
чрезвычайно. Слетятся они и еще более предадутся своему вовсю... Пусть
муж сам к тебе придет, а ты не впускай его. Пройдет так месяц, я снова
тебе что-нибудь посоветую.
Чжу послушалась ее слов и принялась все более и более наряжать Бао-
дай, веля ей спать с мужем. Пил ли, ел ли Хун, хоть раз она непременно
посылала Баодай быть вместе с ним.
Однажды Хун как-то кружным путем завернул и к Чжу, но та воспротиви-
лась, и даже особенно энергично. Теперь все стали хвалить ее за честную
выдержку.
Так прошло больше месяца. Чжу пошла повидаться с Хэннян. Та пришла в
восторг.
- Ты свое получила, - сказала она. - Теперь ты ступай домой, испорти
свою прическу, не одевайся в нарядные платья, не румянься и не помадься.
Замажь лицо грязью, надень рваные туфли, смешайся с прислугой и готовь с
нею вместе. Через месяц можешь снова приходить.
Чжу последовала ее совету. Оделась в рваные и заплатанные платья, на-
рочно не желая быть чистой и светлой, и, кроме пряжи и шитья, ни о чем
другом не заботилась. Хун пожалел ее и послал Баодай разделить с ней ее
труды, но Чжу не приняла ее и даже, накричав, выгнала вон.
Так прошел месяц. Она опять пошла повидать Хэннян.
- Ну, деточка, тебя, как говорят, действительно можно учить! /4/ Те-
перь вот что: через день у нас праздник первого дня Сы /5/. Я хочу приг-
ласить тебя побродить по весеннему саду. Ты снимешь все рваные платья и
разом, словно высокая скала, восстанешь во всем новом: в халате, шарова-
рах, чулках и туфлях. Зайди за мной пораньше, смотри!
- Хорошо, - сказала Чжу.
День настал. Она взяла зеркало, тонко и ровно наложила свинцовые и
сурьмовые пласты, во всем решительно поступая, как велела Хэннян. Окон-
чив свой туалет, она пришла к Хэннян. Та выразила ей свое удовольствие.
- Так, хорошо, - сказала она, и при этом подтянула ей "фениксову при-
ческу" /6/ которая стала теперь блестеть так, что могла как зеркало от-
ражать фигуры.
Рукава у ее верхней накидки были сделаны не по моде. Хэннян распорола
и переделала. Затем, по ее мнению, фасон у башмаков был груб. Она в за-
мену их достала из сундука заготовки, и они тут же их доделали. Кончив
работу, она велела Чжу переобуться.
Перед тем, как проститься с ней, она напоила ее вином и наставительно
сказала:
- Когда вернешься домой и заприметишь мужа, то пораньше запрись у се-
бя и ложись. Он придет, будет стучать в дверь - не слушайся. Три раза он
крикнет, можешь один раз его принять. Рот его будет искать твоего языка,
руки будут требовать твоих ног, на все это скупись. Через полмесяца сно-
ва придешь ко мне.
Чжу пришла домой и в ослепительном своем наряде явилась к мужу. Хун
сверху донизу оглядывал ее; вытаращил глаза и стал радостно ей улы-
баться, совсем не так, как в обычное время.
Поговорив немного о прогулке, она облокотилась, подперла голову рукой
и сделала вид, что ей лень. Солнце еще не садилось, а она уже встала и
пошла к себе, закрыла двери и легла спать.
Не прошло и нескольких минут, как Хун и в самом деле пришел и посту-
чал. Чжу лежала прочно и не вставала. Хун наконец ушел. На второй вечер
повторилось то же самое. Утром Хун стал ее бранить.
- Я привыкла, видишь ли ты, спать одна... Мне непереносимо тяжело бу-
дет опять беспокоиться.
Как только солнце пошло к западу, Хун уже вошел в спальню жены, усел-
ся и стал караулить. Погасив свечу, влез на кровать и стал любезничать,
словно с новобрачной. Свился, сплелся с ней в самой сильной радости и,
сверх того, назначил ей свидание на следующую ночь. Чжу сказала:
"Нельзя", - и положила с мужем для обычных свиданий срок в три дня.
Через полмесяца с небольшим она опять навестила Хэннян. Та закрыла
двери и стала говорить.
- Ну, с этих пор можешь уже распоряжаться своей спальней одна и как
угодно. Однако вот что я тебе скажу. Ты хоть и красива, но не кокетка. С
твоей-то красотой можно у Западной Ши /7/ отбить покровителя, а не
только у подлой какойнибудь!
Теперь она в виде экзамена заставила Чжу взглянуть вбок.
- Не так, - заметила она. - Недостаток у тебя в том, что ты выворачи-
ваешь глаза.
Стала экзаменовать ее, веля улыбнуться, и опять сказала:
- Не так! У тебя плохо с левой щекой!
С этими словами она с осенней волной глаз послала нежность, а затем
вдруг раскрыла рот, и тыквенные семена /8/ еле-еле обозначились.
Велела Чжу перенять. Та сделала это несколько десятков раз и наконец
как будто что-то себе усвоила.
- Ну, теперь ты иди, - сказала Хэннян. - Возьми дома в руки зеркало и
упражняйся. Секретов больше у меня не осталось. Что касается до того,
как быть на постели, то действуй сообразно обстоятельствам, применяясь к
тому, что понравится... Это не из тех статей, которые можно передать на
словах!
Чжу, придя домой, во всем стала действовать так, как учила Хэннян.
Хун сильно влюбился, волнуясь и телом, и душой, только и думая, как бы
не получить отказа. Солнце еще только склонялось к вечеру, как он уже
сидел у нее, любезничал и улыбался. Так и не отходил от двери спальни ни
на шаг. И так день за днем, это превратилось у него в обыкновение. Она,
в заключение всего, так и не могла вытолкать его и прогнать.
Чжу стала еще лучше обходиться с Баодай. Каждый раз, устраивая в
спальне обед, она сейчас же звала ее присаживаться вместе. А Хун смотрел
на Баодай все более и более как на урода. Обед не закончился, а он ее
уже выпроваживал.
Чжу обманным для мужа образом забиралась в комнату Баодай и запирала
дверь на засов. Хуну всю ночь негде было, так сказать, себя увлажнить.
С этих пор Баодай возненавидела Хуна и при встрече с людьми сейчас же
начинала жаловаться на него и поносить. Хуну же она становилась все бо-
лее и более противна и выводила его из себя. Мало-помалу он стал дохо-
дить в обращении с ней до плетей и розог. Баодай разозлилась, перестала
заниматься собой и нарядами, ходила в рваном платье и грязных туфлях;
голова у нее была вроде клочьев травы, так что уже нечего было считаться
с ней как с человеком.
Хэннян однажды говорит Чжу:
- Ну-с, как тебе кажется мой секрет?
- Основная правда, - отвечала Чжу, - конечно, в высшей степени очаро-
вательна. Однако ученица могла идти по ней, а в конце концов так и не
познать ее. Вот, например, что значило, как вы говорили, "дать им полную
волю"?
- А разве ты не слыхала, что человеческому чувству свойственно тяго-
титься старым и восторгаться новым, уважать то, что трудно дается, и не
ценить того, что легко? Муж любит наложницу, это не обязательно значит,
что она красива. Нет, это значит, что ему сладки внезапные захваты и ма-
