ределена свыше. Рана так и не затянулась. Вы спросите, почему так случи-
лось? А вот почему. На жизненном пути женщины стояли разные препоны и
суждены ей были разные мучения. Всемогущий спрятал ее прелести под тяже-
лым покровом, не дав им явиться наружу. Словом, все легкое он отправил
внутрь, а плотное вывел наружу. Но нынче звезда злосчастия улетела
прочь, отчего и появился волдырь. В один прекрасный момент человеческая
плоть явила то, что в мире людей ценится дороже любой драгоценности.
Ведь то, что достигается с трудом, ценнее во сто крат того, что приходит
по первому желанию.
Кто знает, может быть, нашим героям суждено было соединиться лишь
после многих испытаний. Вначале казалось, что их души сгорели и обрати-
лись в пепел, но, к счастью, их чувства не омертвели. Наверное, потому
молодые люди и соединились.
Рассказанная история весьма поучительна. Из нее следует, что подобные
события в Поднебесной должны происходить без всякой торопливости, лучше
позднее, чем раньше. Счастья надо добиваться, а не получать его с лег-
костью. Пожалуй, именно поэтому в древности женились в тридцать лет, а
замуж выходили лишь в двадцать. Происходило это не случайно. Тот, кому
все легко достается, достоин жалости, ибо ничто не способно его обрадо-
вать. Он не может ощутить прелести мелодий циня и сэ, воспринять их как
подлинное счастье жизни, которое можно лишь уподобить парению в небесах!
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Мэн Гуан и Лян Хун - супруги, жившие во времена династии Хань.
Когда Лян стал отшельником, его жена пошла вслед за ним в горы Балин.
2. Тао Чжугун (он же Фань Ли) - известный богач эпохи Весен и Осеней,
вельможа при дворе юэского государя Гоуцзяня; какое-то время был мужем
красавицы Сиши и подарил ее Гоуцзяню. Прославился тем, что неожиданно
обрел богатство и так же неожиданно его потерял.
3. Цзян Тайгун (он же Цзян Цзыя)персонаж фантастического романа "Пос-
вящение в духи", советник при Чжоуском дворе. Согласно легендам, долгое
время постигал в горах даосскую магию, а когда ему исполнилось 80 лет,
пришел ко двору чжоуского Вэнь-вана и У-вана и помог им расправиться с
деспотом Чжоуваном.
4. Прописи Чуньхуа. - Имеются в виду прописи, сделанные в годы
Чуньхуа, во время правления сунского императора Тайцзуна (990-994 гг.).
5. "Сюй" - иероглиф "сюй" состоит из двух элементов: "девятка" и
"день".
6. Небожитель Чжан Сюй-танский каллиграф. Согласно преданию, Чжан лю-
бил пить вино и, опьянев, принимался за свое искусство. Особенно славил-
ся своим стилем "травяного письма", то есть скорописью, за что и получил
прозвание Травяной святой.
7. Золотые лотосы - образ спеленутых женских ножек.
8. Обитатель темных (зеленых) лесов. - Имеется в виду разбойник. Зе-
леное платье - намек на низкое происхождение человека. Здесь также намек
на легкомысленный нрав и недостойное поведение героя, охваченного
страстью.
9. Трижды изгнан из деревни... - намек на историю сановника Чжан Ци-
ня, которого за честность и прямоту трижды изгоняли с должности.
10. Семь заповедей - правила поведения женщин. Их нарушения - бездет-
ность, распутное поведение, непочтительность к родителям мужа, болтли-
вость, воровство, завистливый и злобный нрав, дурная болезнь - влекли за
собой расторжение брака.
11. Сандаловый муж - так прозвали красавца древности Пань Юэ, который
жил в эпоху Цзинь. Второе имя Таньну (букв. Сандаловый раб), отсюда и
появилось прозвище Сандаловый муж. Нарицательное имя красивого мужчины,
любимца женщин.
12. Разгребать пепел - образ любовной связи свекра со снохой.
Перевод и примечания Д. Н. Воскресенского, стихи в переводе С. Л. Се-
верцева.
Д. Н. ВОСКРЕСЕНСКИЙ
СУДЬБА КИТАЙСКОГО ДОН ЖУАНА ЗАМЕТКИ О РОМАНЕ ЛИ ЮЯ "ПОДСТИЛКА ИЗ ПЛО-
ТИ" И ЕГО ГЕРОЕ
В мировой литературе издавна заявила о себе тема поисков любовного
идеала, обретение его через всякого рода жизненные соблазны и утехи и,
прежде всего, соблазны плотские и утехи чувственные, поскольку изна-
чальное стремление героев этих поисков обычно продиктовано жаждой физи-
ческого обладания объектом своей любви. В рамках темы возник герой, вер-
нее, герои, так как в длинный ряд искателей-сластолюбцев вписывается не
только Дон Жуан, ставший классическим образом западноевропейской литера-
туры, но отчасти и другие литературные персонажи, такие, как беспутный
Жиль Блаз или циничный Ловелас (Ловлас), и прочие, хотя каждый из них,
разумеется, посвоему специфичен и отражает какие-то иные черты челове-
ческого поведения. Сближает же всех этих героев всепоглощающая страсть к
чувственным удовольствиям и наслаждениям. Герой, носитель этих черт, да-
леко не однозначен, поскольку сама тема достаточно широка и многозначна,
а поэтому и подход того или иного автора к образу своего героя различен.
Когда проблема любовного искуса рассматривалась с точки зрения авто-
ра-моралиста, тем более религиозного моралиста (как, скажем, в средневе-
ковой литературе), то она обычно подавалась под знаком осуждения героя и
его поступков. Если бы, например, во времена Данте жил Дон Жуан, то ве-
ликий поэт, не колеблясь, осудил его, поместил бы его, как и других ге-
роевсластолюбцев, в один из кругов своего зловещего вместилища грешни-
ков, где мечутся и страдают те (Елена и Клеопатра, Парис и Тристан), кто
"предал разум власти вожделений". Осужденные религиозной моралью за свое
влечение к наслаждениям, они не знают ни приюта, ни утешения, поэтому
вынуждены вечно скитаться в неуютной Вселенной: "Туда, сюда, вниз,
вверх, огромным роем; им нет надежды на смягченье мук или на миг, овеян-
ный покоем".
Средневековая мораль относилась к греху сластолюбия и блудодейства
столь сурово и безжалостно не только на Западе, но и на Востоке, о чем,
в частности, свидетельствуют постулаты буддийского учения, которое сос-
тавляло одну из важнейших этических основ жизни и поведения людей на
Востоке (в Китае, Японии и других странах) в эпоху средневековья. Так,
например, среди восьми заповедей буддизма (или восьми запретов, кои
нельзя преступать) уже на третьем месте после заповедей "не убий" и "не
кради" стоит заповедь "не блудодействуй" ("бу се инь" - "не твори зло
блуда"). Эта заповедь часто образно раскрывалась в многочисленных лите-
ратурных сюжетах, которые составляли содержание рассказов о людях, под-
верженных порочной страсти. Религиозная мораль, как и на Западе, была
здесь беспощадна. И если необходимо было показать героя-сластолюбца, то
он изображался безмерно похотливым, а его поступки возводились в ранг
проступков и пороков, они приравнивались к помыслам греховным и сата-
нинским. В то время существовала твердая вера людей в идею "предестина-
ции", то есть "воздействие нечистой силы на человека и невозможность от
нее избавиться. Она везде, вокруг человека" /1/.
Разные литературные памятники давали в этом отношении многочисленные
и яркие примеры. Герой известной русской повести Савва Грудцын, склонный
к греху любодейства, в какой-то миг своей жизни поддается искусу и вста-
ет на путь плотских утех, и сразу же его ждут тяжелые испытания. Все по-
ступки героя изображаются русским автором под знаком замыслов нечестивых
и лукавых: "Ненавидяй же добра роду человечю супостат диавол, видя мужа
того добродетельное житие и хотя возмутити дом его, абие уязвляет жену
его на юношу онаго к скверному смешению блуда и непрестанно уловляше
юношу онаго льстивыми словесы к падению блудному /2/..." Автор в ярост-
ном негодовании восклицает, что герой "всегда бо в кале блуда яко свиния
валяющеся..." Не менее многозначительна сентенция китайского автора, ко-
торый так квалифицирует любовное влечение человека: "Сеть любовной
страсти опасна для любого возраста, и кто запутался в ней, уподобляется
дикому зверю. Он готов залезть на стену, проползти в самую узкую щелку,
он отдает свою душу демону. Ради мимолетного наслаждения он становится
зверем и преступником /3/". Как видим, оценка одного явления в том и
другом случае (у авторов примерно одной эпохи) схожая, называется даже
один и тот же источник искушения: "дьявол" и "демон".
Однако палитра оценок поведения сластолюбцев все время менялась. Едва
литературе удается хоть немного освободиться от жесткой скорлупы религи-
озной идеологичности, как подход к явлению также изменяется вместе с из-
менением самого героя. Байроновский Дон Жуан, к примеру, наделен и мно-
гими положительными качествами. Поэтому он скорее воспринимается как
жертва Судьбы и обстоятельств, нежели как преступный обольститель. Поэт,
как бы по-дружески журя героя, случайно сделавшего промашку, иронически
замечает: "Всему виной луна, я убежден, весь грех от полнолунии /4/..."
Герой Байрона не испорчен и не развратен, он часто даже бывает по-детски
наивен и целомудрен, так как старается (другое дело, искренне ли) оста-
ваться верным объекту своей любви. Жажда физических наслаждений уходит у
него куда-то на второй план, а на первый выступает романтическая мечта о
некоей духовной близости с женщиной-идеалом. Автор замечает: "Мое жела-
ние проще и нежнее: Поцеловать (наивная мечта!) весь женский род в одни
уста..."
Герой-сластолюбец порой приобретает множество положительных черт,
как, например, Дон Жуан у Гофмана (новелла с тем же названием), где он
не раб темной страсти, а некий борец с судьбою - жестокой и темной си-
лой, способной низвергнуть и раздавить человека. Гофмановский Дон Жуан,
родившийся "победителем и властелином", вольнолюбив, он пытается даже
вступить в борьбу с Роком (фактически - с самим Небом) во имя своего
счастья. Он надеется, что "через любовь, через наслаждение женщиной уже
здесь, на земле, может сбыться то, что живет в нашей душе как предвкуше-
ние неземного блаженства /5/..." Правда, эту еретическую мысль герою
внушает также "лукавый" (как и Савве), но позитивный заряд в поступках
гофмановского героя несомненен...
Небольшой разговор о "разных Дон Жуанах" подвел нас к аналогичной те-
ме в китайской литературе и к ее центральному образуаналогу западного
Дон Жуана, который так же многозначим, как и западный герой. Он очень
похож на европейских собратьев, но во многом не схож с ними. Речь пойдет
о Вэйяне - герое китайского романа XVII века Ли Юя, имеющем броское наз-
вание "Подстилка из плоти" ("Жоу путуань"). У китайского героя есть своя
предыстория и свои прототипы, что само по себе интересно, но требует
особого разбора. Сейчас мы отметим другое важное обстоятельство - ту ду-
ховную атмосферу, в которой получили развитие тема и герой. В эпоху
XVI-XVII вв. (а речь идет прежде всего именно об этой эпохе - своего ро-
да перевале китайской истории) китайское общество и его духовная жизнь
переживали интенсивный и бурный период своего развития. Среди многих
специфических черт этого времени можно, в частности, отметить широкую
демократизацию жизни в связи с бурным развитием города, ростом городско-
го сословия (своего рода третьего сословия) которому были свойственны
свои привычки и вкусы, свои пристрастия и эстетические требования, что
не могло не сказаться и на литературе. Поэтому не случайны, к примеру, в
литературе известная "заземленность" сюжетов, относительная простота
языка повествования, травелогизация образов, натурализм изображения лю-
дей и жизни и многое другое. В этом сказалось стремление авторов отра-
зить вкусы и настроения общества, приблизить поэтику литературы к эсте-
тическим запросам широких общественных слоев. Одной из характерных черт
литературы этого времени (в особенности прозы), в частности, являются
нотки гедонизма и чувственности, откровенной эротики, которые в эту пору
получают особо мощное звучание. Данная особенность изображения людей и
