время в лагерях и десять миллионов после отбытия срока заключения выпущены на
свободу, оставаясь на особом учете НКВД, то в результате получится восемьдесят
миллионов человек, которых советское государство сделало своими врагами. Во
всяком случае - считает своими врагами.
Здесь становится ясным, для чего в каждой ячейке советской государственной
машины существуют отделы кадров и практика непрерывных анкет. Сегодня
многомиллионная армия автоматических врагов советского государства без сомнения
составляет основной класс нового советского общества.
Этот невидимый класс автоматических врагов и одновременно рабов пронизывает
советское общество сверху донизу. Стоит-ли приводить примеры?! Здесь не только
рабы в полном смысле слова - заключенные трудовых лагерей НКВД. Здесь можно
назвать много имен маршалов Советского Союза и сталинских лауреатов, имеющих за
плечами заключение в НКВД. Это большие люди, о которых знает весь мир. О
миллионах мелких столкновений государства и личности не знает никто.
Государство и личность. Здесь невольно встает перед глазами образ Вали Гринчук.
Маленькая девушка - партизанка. Борясь за свою свободу, она взялась за оружие в
огневые годы войны. Она храбро билась. Она не только отстояла свою свободу от
внешнего врага, но и поднялась вверх по ступенькам советского общества. Из серой
массы она, в какой-то мере, стала личностью. И вот, поднявшись вверх, эта
новорожденная личность вскоре почувствовала тяжелую руку государства.
По долгу службы Вале часто проходилось бывать в Контрольном Совете. Там она
познакомилась с одним молодым союзным офицером.
Внешне это знакомство не могло вызвать никаких возражений, так-как Валя посещала
Контрольный Совет в порядке служебных обязанностей. Через некоторое время
знакомство приняло форму личной дружбы.
В один прекрасный день Валю вызвали в партийную организацию. Там ей в очень
вежливой форме дали понять, что Партии известно о ее знакомстве с союзным
офицером. К удивлению девушки ей не сказали больше ничего и как-будто отнеслись
к этому знакомству сочувственно. Через некоторое время эта история повторилась.
У Вали создалось впечатление, что ее знакомство даже поощряется.
Проходило время и дружба советской девушки с союзным офицером стала искренней
привязанностью двух молодых людей. В этот момент Валю снова вызвали в
парторганизацию и поставили ее, как члена Партии, перед необходимостью совмещать
любовь с государственными интересами.
На следующий день Валя слегла в госпиталь. Врачи констатировали лихорадочное
состояние, сильно повышенную температуру, ненормальное давление крови. Причину
этого болезненного состояния врачи обнаружить не могли. Проходили недели, а
состояние девушки не улучшалось.
Однажды в палату пришел пожилой и опытный врач-невропатолог. Он просмотрел
историю болезни и, покачав головой, спросил Валю: "А у Вас не было каких-нибудь
крупных неприятностей... э-э-э в личной жизни?"
"Нет", - коротко и твердо ответила девушка.
В госпитале Валя пробыла больше двух месяцев. После выписки из госпиталя она,
под предлогом болезни, добилась перевода на другую работу, где ей не требовалось
посещать Контрольный Совет. Через знакомых Валя попросила передать любимому
человеку, что она уехала в Россию. У маленькой девушки было сердце солдата.
Мало кто знал о связи этих явлений. Для всех Валя по-прежнему оставалась боевым
офицером, заслуженно занимающим свое место в советском обществе. Мало кто
обратил внимание, что вместо украшенного орденами офицерского кителя девушка все
чаще и чаще одевала обычное женское платье.
Все это происходит вокруг меня. Меня лично это касается постольку, поскольку я
сам доложен вступать в Партию. Другого выбора у меня нет. Разве что смотреть в
глаза тому будущему, которое стало для майора Дубова и Михаила Белявского
настоящим.
Постараюсь быть абсолютно честным перед самим собой и попытаюсь разобраться в
окружающей меня действительности.
На сегодняшний день в Советском Союзе нет коммунистической партии. Есть только
Партия Сталина с устаревшей вывеской. Самоцелью для этой Партии стало одно -
Власть, безраздельная Власть. Идеальный член Партии Сталина не должен думать
самостоятельно, он должен быть лишь тупым исполнителем воли свыше. Наглядный
пример - партийный организатор Ерома, процветающая скотина и идеальный большевик
сталинской школы.
На мне погоны советского офицера и я ровесник советской власти. Если-бы я
родился на двадцать лет раньше, я, возможно, был-бы убежденным марксистом и
революционером в Октябрьской Революции. Сегодня-же я, вопреки всему, не член
коммунистической партии. Если-бы я не стоял перед этой необходимостью, - да -
безусловной необходимостью, то мне даже не пришла-бы в голову мысль вступать в
ту партию, которая носит сегодня имя Компартии СССР.
Глава 17. ДУША ВОСТОКА
Берлин-Карлсхорст.
Дорогая Хельга!
У меня масса новостей и не терпится поскорей написать тебе. Ты никогда не
догадаешься, что случилось в прошлое воскресенье. Ты, конечно, подумаешь, что
новое любовное приключение. Нет! Что-то интересней. Ты скажешь, что в наши дни
ничего не может быть интересного? Коротко - теперь я работаю у русского офицера.
И где? В самом таинственном Карлсхорсте.
Расскажу все по порядку.
В воскресенье я ехала на трамвае навестить Шарлотту в Обершёневайде. Около
Лихтенберга на площадку поднимается русский офицер и прислоняется к двери в
самом проходе. Эти русские всегда станут там, где не полагается стоять.
Я стою как-раз напротив. Офицер безразлично смотрит на улицу и продолжает
торчать в дверях, не обращая внимания на то, что его толкают со всех сторон.
Чисто по-русски! Потом он случайно смотрит на меня. Через некоторое время он
опять смотрит на меня, на этот раз уже более внимательно. Ты ведь знаешь - все
говорят, что у меня исключительный цвет лица.
Офицер довольно бесцеремонно рассматривает меня с головы до ног. Слава Богу, что
воскресенье и я надела новые чулки. Меня эта бестактность задела. Что я -
призовая лошадь? Я поворачиваю голову и без страха смотрю ему в глаза. Во-первых
он военный, а во-вторых русский. В обоих случаях можно временно забыть бабушкины
советы. Пусть не думают, что мы их боимся. Теперь уж не так страшно, как в мае
месяце.
К тому же одеты они по-другому. На этом офицере все тип-топ: сапоги блестят,
пуговицы блестят. Даже гладко выбрит. Наверное по случаю воскресенья. Только
физиономия слишком серьезная для воскресенья. У них у всех каменные лица. Они
наверно не знают, что когда улыбаешься, то самому на душе легче и другим
приятно. Не знают даже этой простой вещи! В маленьких деталях, которые делают
жизнь приятной - они абсолютные варвары.
Едем дальше. Офицер рассматривает меня, как будто собирается поставить на меня
ставку в следующем забеге. Я время от времени смотрю ему только в глаза. Это не
вызов, но и не отказ. Как это делает Марика Рёкк.
Наш трамвай мчится, как молния, сквозь Карлсхорст. Мой офицер, несмотря на свои
нескромные взгляды, не думает предпринимать что-либо дальше, хотя я стою теперь
совсем рядом с ним. Ведь он наверное живет в Карлсхорсте и на следующей
остановке встанет. Зачем же он так смотрел? Досадно! Настоящий варвар. Никакого
чувства такта к женщинам.
Хоть бы спросил что-нибудь. Конечно я ему наотрез откажу. Но все-таки любопытно.
Проехали Карлсхорст. Едем дальше. Может быть он нарочно проехал свою остановку,
чтобы встать вместе со мной? Бывает и так.
Нет, теперь он вообще не смотрит на меня.
Слезаем на конечной станции Обершёневайде. Я не тороплюсь. Ведь воскресенье
создано для отдыха. Мой офицер идет позади меня. Вдруг я слышу: "Халло,
фрейлейн!"
Сначала я даже испугалась. Смотрю на него, как будто с луны упала. Говорит так
серьезно и так уверенно. Я думаю - сейчас отведет в комендатуру и...
А он говорит: "Извините, фрейлейн, я не хотел бы Вас обидеть. Могу я поговорить
с Вами?"
"Битте", - говорю я и думаю. - "Ага, наконец. Сейчас я ему откажу".
"Мой разговор может показаться странным. Прошу Вас наперед извинить меня".
"Битте, битте", - говорю я и думаю. - "Однако, он довольно хорошо для варвара
говорит по-немецки".
"Видите-ли я не знаком с обстановкой здесь. Я не имею ни знакомств, ни времени".
"Ага, сейчас он пригласит меня куда-нибудь", - думаю я. - "Отказать или нет?
Страшно все-таки".
А он продолжает: "Я здесь абсолютно один. Иногда это трудно".
Я думаю: "Начинается. Обычный подход. Так они все говорят".
"Мне хотелось бы найти человека, который... ну, вел бы мое хозяйство. Не могли
бы Вы помочь мне? Порекомендовать кого-либо, например".
Mein Gott! я чуть не упала. Вот свинья! Останавливать посреди улицы молодую
элегантную даму и спрашивать такие вещи. Heiland Sakrament! И еще смотрел на
меня целый час. Теперь я начинаю убеждаться, что от русских все можно ожидать.
Но вежливость обязывает. Даже по отношению к таким... Все таки мы европейцы. Я
говорю ему: "С удовольствием. Если я могу быть Вам полезной".
- "Если Вы знаете кого-нибудь... Я буду Вам очень обязан. Вот номер моего
телефона", - говорит он и я вижу, что разговор заканчивается. Неужели это все?
"Скажите, почему Вы так смотрели на меня в трамвае?" - спрашиваю я. Может быть
он все-таки опомнится, что сегодня воскресенье.
"У Вас очень хороший цвет лица, фрейлейн. Как у ребенка. Красивое всегда приятно
для глаз", - отвечает офицер и улыбается загадочной улыбкой. - "Вы на меня не
обижаетесь?"
На таких нельзя обижаться. У него какая-то особая манера. Говорит так серьезно,
что это даже нельзя принять за комплимент.
"Auf Wiedersehen". И на этом мой воскресный роман закончился.
Когда я рассказала вcе Шарлотте, та только руками всплеснула: "Вот глупенькая!
Ведь тебе самой счастье в руки лезет. У нас тут только и мечтают, чтобы попасть
на работу в Карлсхорст. Если ты не хочешь, то дай номер телефона мне".
Тогда я решила рискнуть сама. Сейчас такое время - не приходится быть
разборчивой. Хоть и страшно, но все-же попробую. Сейчас без работы трудно,
дорогая Хельга. Ты ведь сама знаешь.
Сегодня утром я пришла в комендатуру Карлсхорста и позвонила "ему" по телефону.
Он заказал для меня пропуск и - я в Карлсхорсте. Одной ногой в Германии, другой
ногой в России. Кругом все военные, но не страшно. Может быть потому что днем.
Недавно у них тут был большой праздник. Рассказывают, что солдаты пили водку
ртом из бочек прямо на улицах, а потом выкатили пушки и стреляли друг в друга. Я
это от многих слышала.
Через пять минут я у дверей его квартиры и нажимаю кнопку звонка. Он очень
удивился, когда увидел меня, и говорит: "Вы сами? Так быстро и так рано?"
Он помог мне снять пальто, как настоящий кавалер. Потом говорит: "Я тороплюсь на
работу. Давайте завтракать". Посадил меня за стол, а сам гремит посудой на
кухне. Я сунулась было тоже на кухню, а он мне: "Не так скоро, детка. Когда я
уйду, тогда Ваша очередь".
После завтрака он оставил мне все ключи и говорит: "Будьте здесь хозяйкой. Чтобы
был порядок. В три часа я приеду обедать". Как тебе это нравится?
Ну вот, теперь я сижу хозяйкой за его письменным столом и пишу тебе письмо.
Включила радио. Сбоку греет электрический камин. Самое главное пока не страшно.
Опишу все в следующем письме.
С берлинским приветом!
Твоя Марго.
*
Берлин-Карлсхорст
Дорогая Хельга!
Как тепло в квартире у моего капитана! Сегодня я у себя дома мерзла даже под
пуховиками. А этот варвар включил по всем комнатам электрические печи и жжет
тока больше, чем весь наш Лихтенберг. Счетчик гудит и крутится, как в лихорадке.
Контролер попробовал было сунуться однажды и дает капитану счет. Капитан
похлопал его по плечу и смеется: "Это в счет репараций!" Дал ему пару папирос и
выставил за дверь.
Да, я тебе не сказала, что мой офицер имеет чин капитана - это четыре звездочки.
Зовут его Михаэль - Михаэль Белявский.
В квартире рядом живет лейтенант. Тот выдумал еще лучше. Когда уходит на работу,
то зажигает на целый день газовую плиту. Чтобы тепло было. Надо же додуматься!
Газ часто выключают днем а потом снова включают. Когда лейтенант приходит
