зданию Управления.
В здании Экономического Управления, начальником которого является генерал
Шабалин, разместились входящие в него отделы - Отдел Промышленности, Отдел
Торговли и Снабжения, Планово-экономический Отдел, Отдел Сельского Хозяйства,
Транспортный Отдел, Отдел Науки и Техники. Кроме того в других зданиях
неподалеку находятся Отдел Репараций под начальством генерала Зорина и
Хозяйственный Отдел генерала Демидова. Оба эти отдела тоже входят в
Экономическое Управление и подчинены генералу Шабалину. Хозяйственный Отдел
занимается только внутренними делами СВА по всей Германии. Отдел Репараций,
самый крупный из всех Отделов Экономического Управления, пользуется некоторой
автономией и помимо генерала Шабалина поддерживает непосредственную связь с
Москвой. Генерал Зорин - экономический генерал, занимавший до войны крупный
хозяйственный пост в Москве.
Экономическое Управление Штаба СВА по сути дела является Министерством Экономики
советской зоны Германии, высшим органом, который должен руководить всей
экономической жизнью советской зоны. Поскольку военные действия окончены,
основная работа падает теперь на долю экономического "освоения" Германии. Когда
смотришь на желтое здание Экономического Управления, мирно дремлющее в лучах
летнего солнца, трудно представить себе те грандиозные задачи, которые стоят
перед этим учреждением. Ведь мы должны на голову перевернуть экономику Германии,
самую высокоразвитую экономику в Европе.
В день моего прибытия в Карлсхорст личный штат генерала Шабалина состоял всего
из двух человек - адъютанта майора Кузнецова и начальника личной канцелярии
Виноградова. Согласно штатного расписания полагалось около пятидесяти человек.
В штатном расписании я был оформлен в должности эксперта по экономическим
вопросам. Поскольку штат находился еще в стадии организации, моя работа
значительно отличалась от штатной должности. Я сопровождал генерала во всех
поездках в качестве адъютанта, а адъютант Кузнецов, хорошо знакомый с делами
генерала, так как он служит с ним уже несколько лет, замещал его в Управлении.
Этим он был очень недоволен и ворчал: "Вы там с генералом катаетесь, да водку
пьете, а я за вас работай". Несмотря на это, многие начальники отделов
специально дожидались моментов, когда генерал находился в отъезде, и
предпочитали решать свои дела с Кузнецовым. Его виза на проектах приказов
достаточна для предоставления их на подпись маршалу Жукову.
Когда я однажды спросил у Кузнецова, что из себя представляет Виноградов, он
коротко ответил: "Профсоюзник".
"Ну, а все-таки?" - поинтересовался я.
"Профсоюзник и все. Ты что, не знаешь, что такое профсоюзник?" - покосился на
меня Кузнецов.
Скоро я сам убедился, что такое "профсоюзник". Прежде всего Виноградов
гражданский. Он вечно бегает по коридорам с деловым видом, на ходу размахивая
листками бумаги. Когда я заглянул в эти листки, то они оказались списками людей,
которым полагается специальная гражданская экипировка для работы в Контрольном
Совете. На первом месте красовалась фамилия самого Виноградова, хотя делать ему
в Контрольном Совете было нечего.
Приветствие у Виноградова было не такое как у обычных людей. Для простых
смертных у него всегда наготове стахановское "Здорово!" с бодрящим взмахом руки,
для меня и Кузнецова - "Привет! Что нового на горизонте?", для генерала
подобострастное - "Здравия желаю!" хотя это приветствие положено только между
военными.
Внешне Виноградов не человек, а вулкан. Но если присмотреться, то сразу видно,
что вся кипучая деятельность "начальника личной канцелярии" концентрируется
вокруг отрезов материи, пайков, спиртных напитков, квартир и тому подобного. Все
эти блага распределяются Виноградовым, исходя из соображений, какую взаимную
выгоду может он извлечь из данного человека. "Профсоюзник" ведет учет кадров,
общественную работу, партийную работу, хозяйственную работу и, кроме того, сует
свой нос во все дырки. Не Виноградов, а Совнарком. Смертельно боится он только
одного - какой-нибудь конкретной работы.
Виноградову уже за сорок лет. Однажды мне под руки попал его послужной список.
Правильно определил Кузнецов - "профсоюзник" и только. Всю свою жизнь он что-то
организовывал - то какие-то бригады, то артели, то энтузиазм, то стахановщину.
Образования - никакого, зато энергии, нахальства и самомнения - хоть отбавляй. В
других странах такие люди обычно останавливаются на профессии коммивояжера,
импресарио или зазывалы в цирке. В Советском Союзе они играют немалую роль в
государственном аппарате, служа своего рода смазкой в громоздкой машине,
поднимая свистопляску вокруг фиктивных понятий - профсоюзы, ударничество,
соцсоревнование, энтузиазм. Носится такой пустоголовый болтун, как собака,
вокруг отары овец, и своим звонким лаем гонит стадо в нужном направлении.
Вскоре на должность начальника секретной части был принят капитан Быстров.
Первые несколько дней после своего поступления к нам на службу Быстров спал на
столе в помещении секретной части, укрываясь вместо одеяла шинелью.
Позже выяснилось, что спал он таким манером по приказу генерала. В секретной
части не было сейфа и генерал во избежание козней международных шпионов
заставлял капитана спать, положив под голову вместо подушки порученные его
охране секретные документы.
К Виноградову капитан Быстров относился с нескрываемым пренебрежением, хотя тот
был и выше его по должности.
Однажды вечером капитан встретил меня на улице.
"Пойдем, зайдем к Виноградову!" - предложил он мне.
"А что там у него делать?" - поинтересовался я, удивленный необычайным
предложением.
"Пойдем, пойдем... Посмеемся! Такого и в театре не увидишь", - подмигнул
капитан. - "Ты его по ночам не встречал?"
"Нет".
"Он все ночи напролет по Карлсхорсту как шакал рыскает, барахло по пустым
квартирам собирает. Вчера я его на заре поймал - тащит через двор какие-то
тряпки, весь в пыли, в паутине. И все себе на квартиру тащит. Теперь у него там
музей".
Чтобы не обижать нового сослуживца отказом, я последовал за ним.
Виноградов приоткрыл нам дверь, поморщился и спросил Быстрова: "Ну - что ты
здесь еще не видал?"
"Открывай, открывай", - навалился Быстров плечом на дверь, - "Похвались что
насобирал!"
"Куда тебя черт ломит", - запротестовал Виноградов, - Я уже спать собираюсь".
"Ты - и вдруг спать?" - с явной издевкой процедил Быстров. - Неужели уже весь
Карлсхорст облазил?"
В конце концов Виноградов пропустил нас внутрь. Квартира представляла собой
любопытное зрелище. Скорее пакгауз, чем жилой дом. Мебели здесь было по меньшей
мере, на три квартиры.
Капитан оглядывается кругом в поисках того, что он здесь еще не видел, затем
подходит к запертому буфету: "А тут у тебя что?"
"Да ничего! Пусто", - с досадой говорит Виноградов.
"Ну-ка открывай!
"Говорят же тебе пусто".
"Открывай, а то сам открою!" - Быстров нацеливается сапогом на полированную
дверцу буфета.
Виноградов хорошо знает, что капитану ничего не стоит привести свои слова в
исполнение. Он нехотя достает ключ и отпирает буфет. Внутри полно посуды. Посуда
самая разнокалиберная, видно собранная по пустым квартирам.
"Побить тебе сейчас все здесь?" - предлагает капитан. - "И тогда иди жалуйся!
А?"
"Что ты за сумасшедший человек? Такое добро - и бить? Иди лучше спать!" -
пытается утихомирить Виноградов расходившегося гостя.
Я молча наблюдаю картину. Вот этот профсоюзный рупор громче всех трубит о
культуре, о заботе о людях, о наших задачах. Он же - первый мародер и шкурник,
все помыслы которого ограничиваются рамками личной наживы. Этих людей воспитала
и вызвала в жизнь советская система.
"Ну показывай еще свои богатства!" - требует Быстров.
"Какие там богатства", - жеманится Виноградов. - "Вот, если хочешь, посмотри на
люстру".
"Сколько ты ночей не спал, пока эту люстру выкопал?" - спрашивает капитан. Затем
он подходит к вешалке в передней и начинает рассматривать висящее на плечиках
пальто с бархатным воротником, которое, судя по фасону, должно быть ровесником
Бисмарка.
"А это что такое?" - дергает капитан музейное пальто за рукав.
"Тише, тише", - шипит Виноградов. - "Не порви!"
"Э-э-э-х! Тоже мне!" - капитан изо всей силы дергает за рукав. Рукав с треском
отлетает от пальто. Капитан берется за бархатный воротник.
"Что ты делаешь?!" - плаксивым голосом причитает Виноградов. - "Я это хотел
брату послать".
"Если у тебя брат такой же барахольщик, как ты", - продолжает свою
разрушительную работу капитан и открывает воротник, - "то ему такая дрянь не
нужна".
"Да нет, он бедный".
"У нас бедных нет", - поучает Быстров. - "У нас все богатые. Ты что - забыл? А
еще профсоюзник".
Капитан запускает руку внутрь стоящего в углу ящика и извлекает оттуда несколько
синих картонных пакетов. Разорвав пакет, он разражается смехом. Не могу
удержаться от смеха и я.
"А это тебе зачем?" - сует капитан в нос Виноградову пучок розовых
(менструальных) бинтов. "Про запас?"
Только после долгих уговоров мне удается увести расходившегося капитана из
квартиры Виноградова.
Первые дни пребывания в Карлсхорсте у меня не было времени смотреть по сторонам.
По мере того, как проходят недели я ближе знакомлюсь с окружающей обстановкой.
Карлсхорст из соображений бдительности живет на полу осадном положении. Весь
район густо оцеплен постами часовых. После девяти часов вечера движение по
территории Карлсхорста запрещено даже для военных. Кому необходимо, тот получает
соответствующий ночной пароль, каждый вечер передаваемый из Штаба. Часто мне
приходится задерживаться на службе вместе с генералом до двух-трех часов после
полуночи. Когда мы возвращаемся домой, через каждые пятьдесят метров из темноты
звучит голос невидимого часового: "Стой! Пароль?"
Генерал живет в маленьком коттедже напротив Главного Штаба. Здесь расположены
квартиры большинства генералов СВА, оцепление здесь еще строже, требуются особые
пропуска.
Позже, когда мы освоились с порядками в Карлсхорсте, нам нередко приходилось
смеяться одновременному сочетанию невероятной строгости и бдительности с такой
же невероятной беспечностью и безалаберностью. Спереди Штаб СВА, где помещается
рабочий кабинет маршала Жукова, охраняется как полагается. Зато сзади начинаются
песчаные пустыри, граничащие неподалеку с густым лесом. Здесь охраны нет
никакой. Человек, знакомый с порядками Карлсхорста, может привести под двери
маршала безо всяких пропусков и паролей целую вражескую дивизию.
Майор Кузнецов и шофер Миша разместились в соседнем домике рядом с генералом.
Под одной крышей с генералом живет вечно хмурый сержант Николай. Исполняет он
обязанности денщика, хотя денщиков в советской армии не существует. Кроме
Николая, вместе с генералом живет еще Дуся, - двадцатипятилетняя девушка -
репатриантка, бывшая остовка. Она исполняет обязанности горничной.
Однажды я спросил Дусю как здесь им жилось при немцах. Она со странной
сдержанностью ответила: "Конечно, плохо, товарищ майор". Она сказала это
искренне, но в ее словах звучало что-то недосказанное. Без сомнения она, как и
все остальные репатрианты, рада нашей победе, но есть что-то, что омрачает их
радость.
Иногда по Карлсхорсту под охраной вооруженных солдат маршируют группы молодых
парней. На них советская солдатская форма, но выкрашенная в черный цвет. Это
рабочие батальоны из бывших остовцев, которые выполняют здесь строительные
работы. Вид у них безрадостный. Они знают, что по возвращении в Советский Союз
их не ожидает ничего хорошего.
Если не считать Тресков - аллее, где проходит трамвай, и нескольких крупных
зданий, занимаемых различными отделами Штаба СВА, Карлсхорст в основном состоит
из маленьких домиков - коттеджей, утопающих в зелени деревьев за решетчатыми
оградами. Здесь жил преимущественно средний класс немецкого населения.
Внешне дома просты и безыскусны - гладкие бетонные кубики под красными
черепичными шапками. Зато внутренне устройство, удобства жизни, то, что можно
назвать комфортом, все это далеко превосходит то, к чему привыкли советские
