Джейн ждала.
- Еще этот индус говорил, что в свое время к нам явится ясновидец.
- Нет, - снова вмешалась Камилла, - он предсказал, что ясновидец
ОБЪЯВИТСЯ, а завладеет им или наша, или другая сторона.
- По-видимому, - заключил Деннистоун, - это вы и есть.
- Ну, что вы, - улыбнулась Джейн. - Я боюсь таких вещей.
- Еще бы! - воскликнул Деннистоун. - Вам не повезло.
В голосе его звучало только участие, без пренебрежения.
Камилла повернулась к ней и сказала:
- Грэйс говорила мне, что вы не совсем уверены. Вы думали, это сны? А
сейчас?
- Все так странно, - проговорила Джейн, - и страшно. - Они очень
нравились ей, но привычный голос нашептывал: "Осторожно! Не сдавайся. Живи
своей жизнью". Однако честность заставила ее сказать:
- Мне приснился еще один сон. Я видела, как убивали мистера
Хинджеста.
- Ну вот, - подхватила Камилла. - Нет, вы непременно должны быть с
нами! Неужели вы не понимаете? Мы все думали, где же начнется, а ваш сон
дает нам ключ. То, что вы видели, случилось недалеко от Эджстоу. Мы в
самом центре, что бы это ни было. Нам и рукой не двинуть без вашей помощи.
Вы - наши глаза. Это было вычислено задолго до нашего рождения. Стоит ли
все губить? Идите к нам.
- Не надо, Камилла, - остановил ее муж. - Пендрагону... нашему
хозяину это бы не понравилось. М-сс Стэддок должна прийти по своей воле.
- Да я же ничего не знаю! - взмолилась Джейн. - Я не хочу быть ни с
вами, ни с ними, пока я сама не разобралась.
- Неужели вы не видите, - сказала Камилла, - что третьего пути нет?
Не пойдете к нам - они вас используют.
Последняя фраза не была удачной. Джейн вся напряглась. Если бы это
сказала менее приятная женщина, она бы вообще окаменела. Деннистоун
положил свою руку на руку жены.
- Посмотри на это с точки зрения м-сс Стэддок, - сказал он. - Она
ничего о нас не знает. В том-то и трудность, ведь мы не можем рассказать
ей, пока она не решится быть с нами. Мы просим ее прыгнуть во тьму. - Он
улыбнулся не без озорства, но говорил серьезно. - Что ж, люди так женятся,
уходят в матросы, в монахи, пробуют новое блюдо. Ничего не поймешь, пока
сам не испытаешь. - Он не понимал (или понимал?), какие чувства вызвали в
ней его примеры, да и она сама не очень это поняла.
- Мне не совсем ясно, - ответила она чуть холодней, - нужно ли все
это испытывать?
- Понимаете, - пояснил Деннистоун, - без доверия тут не обойдешься. Я
хочу сказать, положитесь на то, нравимся ли вам мы все - и мы с Камиллой,
и Грэйс, и наш хозяин.
Джейн смягчилась.
- Чего же вы от меня хотите? - спросила она.
- Прежде всего, чтобы вы повидались с ним. А потом... Чтобы вы к нам
присоединились. Он настоящий хозяин, ГЛАВА. Мы добровольно выполняем его
приказания. Да, и еще одно! Что скажет Марк? Мы с ним старые друзья, вы
ведь знаете.
- Ну что ты! - возразила Камилла. - Стоит ли об этом сейчас?..
- Рано или поздно придется, - сказал Деннистоун.
Все немного помолчали.
- Марк? - запоздало удивилась Джейн. - Да как он узнает? А что он
подумает, я и представить себе не могу. Решит, что мы сошли с ума.
- Но против он не будет? - уточнил Деннистоун. - Согласится он, чтобы
вы присоединились к нам?
- Если бы он был в городе, он бы удивился, что я перееду в Сент-Энн.
Ведь это нужно?
- А разве его нет? - спросил Деннистоун.
- Он в Беллбэри, - сказала Джейн. - Кажется, его берут в ГНИИЛИ. -
Она была рада, что пришлось это сообщить, но Деннистоун, если и удивился,
виду не подал.
- Нет, - сказал он. - Сейчас там жить не обязательно, тем более, что
вы замужем. Разве что Марк сам захочет...
- Об этом речи не может быть, - сказала Джейн и подумала: "Не знает
он Марка!.."
- Во всяком случае, - продолжал Деннистоун, - сейчас я говорю не о
том. Согласится ли он, чтобы вы подчинялись нашему главе, дали обеты?
- А какое ему дело? - спросила Джейн.
- Понимаете, - немного замялся Деннистоун, - у нашего главы... или у
тех, кому он подчинен... старомодные взгляды. Он бы не хотел, чтобы
замужняя женщина приходила, не спросившись у мужа.
- Что ж мне, спросить у Марка разрешения? - и Джейн неестественно
рассмеялась. Теперь она совсем ощетинилась. Все эти разговоры о властях и
обетах были ей достаточно неприятны. Но чтобы ее посылали за разрешением к
мужу, как девочку, которая должна "спроситься у мамы"!.. Сейчас и
Деннистоун, и Марк, и какой-то глава, и этот индийский факир были для нее
просто мужчинами, для которых женщина - все равно что ребенок или животное
("король обещал отдать дочь тому, кто убьет дракона"). Она очень
сердилась.
- Артур, - сказала вдруг Камилла, - смотри, что-то горит. Это костер?
- Да, наверное.
- У меня ноги замерзли. Пойдем, посмотрим на него. Жаль, у нас нет
каштанов.
- Ой, правда, пойдем!.. - поддержала ее Джейн.
Теперь на воздухе было теплее, чем в машине, пахло листьями, тихо
шуршали сухие сучья. Костер оказался большим, а в сердцевине его, в куче
листьев, разверзались сверкающие алые пещеры. Все трое довольно долго
глядели на него и говорили о пустяках.
- Вот что, - сказала вдруг Джейн. - С вами я не буду, но сон вам
расскажу... если увижу.
- Прекрасно, - согласился Деннистоун. - Большего мы и ждать не
вправе. Разрешите попросить еще об одном.
- Да?
- Никому ничего не говорите.
- Ну, конечно!
Позже, в машине, Деннистоун сказал:
- Надеюсь, сны не будут вас теперь мучить. Нет, я не думаю, что их
вообще не будет. Просто вы теперь знаете, что с вами все в порядке, что
все это действительно происходит. Конечно, дела страшные, но читаете же вы
о таких! В общем, я надеюсь, что вы их легче вынесете. Смотрите на них...
скажем, как на новости, тогда - ничего.
6. ТУМАН
Всю ночь (он почти не спал) и половину дня Марк думал о том, решится
ли он снова пойти к Уизеру. Наконец, он собрался с духом и направился к
нему.
- Я принес эту форму, сэр, - сказал он.
- Какую форму? - спросил ИО. Сегодня он был совсем иным. Рассеянность
осталась, вежливость исчезла. Казалось, что он спит или где-то витает, но
сонное раздражение, сквозившее в его взгляде, могло вот-вот превратится в
злобу. Улыбка стала иной, похожей на ухмылку, и Марку почудилось, что он
сам - мышка перед кошкой. ИО туманно повел речь о том, что Марк, насколько
он понял, от работы отказался, о каких-то трудностях, трениях,
опрометчивых поступках, о необходимой осторожности - институт не может
взять человека, который перессорился в первую же неделю буквально со всеми
- и, наконец, о каких-то справках "у прежних коллег", подтвердивших
невыгодное мнение. Он вообще сомневался, пригоден ли Марк для научной
работы. Однако, измотав его вконец, он бросил ему подачку: неожиданно
предложил поработать на пробу сотен за шесть в год. И Марк согласился.
Более того, он даже попытался узнать, под чьим началом он будет, и должен
ли он жить в Беллбэри.
Уизер ответил:
- Мне кажется, м-р Стэддок, мы с вами уже беседовали о том, что
гибкость - основа нашей институтской жизни. Пока вы не научитесь
воспринимать свое дело, как э-э-э... служение, а не службу, я бы вам не
советовал работать с нами. Вряд ли я уговорил бы совет создать специально
для вас какой-то... э-э-э... пост, на котором вы бы трудились от сих и до
сих. Разрешите на этом закончить, м-р Стэддок. Как я уже вам говорил, мы -
единая семья, более того - единая личность. У нас речи быть не может о
том, чтобы кому-то, простите, услужить, не считаясь с другими. (Я вас не
перебивал!..) Вам надо многому научиться, да, да! Мы не сработаемся с
человеком, который настаивает на своих правах. Это, видите ли, он делать
будет, это - не будет!.. С другой стороны, я бы очень вам советовал не
лезть, если вас не просят. Почему вас трогают пересуды? Научитесь
сосредоточенности. Научитесь щедрости, я бы сказал - широте. Если вы
сумеете избежать и разбросанности, и крохоборства... Надеюсь, вы сами
понимаете, что до сих пор не произвели приятного впечатления. Нет, м-р
Стэддок, дискутировать мы не будем. Я чрезвычайно занят. Я не трачу
времени на разговоры. Всего вам доброго, м-р Стэддок, всего доброго.
Помните, что я сказал. Стараюсь для вас, как могу. До свидания.
Марку пришлось тешить себя тем, что, не будь он женат, он бы и минуты
не стал терпеть этих оскорблений. Таким образом он свалил вину на Джейн и
мог спокойно думать, что бы он ответил, если бы не она... а, может, еще и
ответит при случае. Немного успокоившись, он пошел в столовую и увидел,
что награда за послушание не заставила себя долго ждать. Фея позвала его к
себе.
- Ничего еще не накатал? - спросила она.
- Нет, - ответил он. - Я ведь только сейчас твердо решил остаться. На
ваши материалы я взгляну после обеда... хотя, правду сказать, еще толком
не понял, чем должен здесь заниматься.
- Мы люди гибкие, сынок, - утешила его мисс Хардкастл. - И не
поймешь. Ты делай, что велят, а к старику не лезь.
В течение следующих дней набирали разгон несколько событий, которые
сыграли потом большую роль.
Туман, окутавший и Эджстоу, и Беллбэри, становился все плотнее. В
Эджстоу говорили, что он "идет от реки", но на самом деле он покрыл всю
середину Англии. Дошло до того, что можно было писать на покрытых влагой
столах; работали все при свете. Никто уже не видел, что происходит на
месте леса, там только клацало, лязгало, громыхало, и раздавалась грубая
брань.
Оно и к лучшему, что туман скрыл непотребство, ибо за рекой творилось
черт знает что. Институт все крепче стискивал город. Река, еще недавно
отливавшая бутылочным, янтарным и серебряным цветом, уже не играла
камышами и не ласкала красноватые корни деревьев, а текла тяжелым свинцом,
который иногда украшали радужные разводы нефти, и плыли по ней клочки
газет, щепки и окурки. Потом враг перешел реку - институт закупил земли на
левом, восточном берегу. Представители ГНИИЛИ, лорд Фиверстоун и некто
Фрост, сразу сообщили Бэзби, что русло вообще отведут, и реки в городе не
будет. Сведения, конечно, были строго конфиденциальными, но пришлось
немедленно уточнить, где же кончаются земли колледжа. У казначея отвисла
челюсть, когда он узнал, что институт подступит к самым стенам; и он
отказал. Тогда он и услышал впервые, что землю могут реквизировать; сейчас
институт ее купит и хорошо заплатит, а позже он просто ее отберет, цена же
будет номинальной. Отношения Бэзби с Фиверстоуном менялись во время беседы
прямо на глазах. Когда Бэзби созвал совет и постарался изложить все
помягче, он сам удивился, сколько ненависти хлынуло на него. Тщетно
напоминал он, что те, кто его сейчас ругает, сами голосовали за продажу
леса; но и они тщетно ругали его. Колледж оказался в ловушке. На сей раз
он продал узкую полоску земли, самый берег, до откоса. Через двадцать
четыре часа ГНИИЛИ сравнял землю: целый день рабочие таскали через реку,
по доскам, какие-то грузы, и накидали столько, что пустая глазница окна
Марии Генриетты оказалась закрытой до половины.
В эти дни многие прогрессисты перешли к оппозиции; те же, кто не
сдался, сплотились крепче перед лицом всеобщей враждебности. Университет
воспринимал теперь брэктонцев, как единое целое, и обвинял только их за
сговор с институтом. Это было несправедливо, многие в других колледжах
поддерживали институт в свое время, но никто не желал теперь об этом
вспоминать. Бэзби спешил поделиться тем, что вывел из беседы: "Если бы мы