станет работать там, у себя. А если это уже невозможно? Тогда у них с
Джейн не будет ни гроша. Фиверстоун, с его влиянием, перекроет ему все
дороги. А где, кстати, Фиверстоун?
Как бы то ни было, вести себя надо умно. Он позвонил и спросил виски.
Дома он с утра не пил, да и днем пил пиво. Но сейчас его познабливало.
Недоставало еще простудиться!..
Писать он решил разумно и уклончиво. Нельзя просто сказать, что
вернешься - поймут, что его не взяли в Беллбэри. Но и слишком туманно - не
годится. А ну его к черту! Двести фунтов за клуб, этот счет, - Джейн
придется объяснять... Да и отсюда не уйдешь. В конце концов, виски и
многочисленные сигареты помогли ему написать так:
"Государственный Научно-Исследовательский
Институт Лабораторных Исследований
21.X.19...
Дорогой Кэрри!
Фиверстоун, по-видимому, ошибся. Я и не собирался уходить. В
сущности, я склоняюсь к тому, чтобы не брать в ГНИИЛИ полной нагрузки, так
что в колледж вернусь дня через два. Меня беспокоит здоровье жены, и я не
хотел бы с ней разлучаться. Кроме того, хотя здесь все исключительно ко
мне расположены и упрашивают остаться, сама работа - не столько научная,
сколько организационная и даже газетная. Словом, если Вам скажут, что я
ухожу, не верьте. Желаю Вам хорошо провести время в Кембридже. Однако, и в
сферах же Вы вращаетесь, не угонишься!
Ваш Марк Г.Стэддок.
P.S. Лэрд не годится в любом случае. Опубликовал он одну-единственную
статью, да и ту люди знающие всерьез не принимают. Писать он не умеет
вообще. А умеет только одно: хвалить заведомую дрянь."
Легче ему стало всего на минуту. Запечатав конверт, он сразу
задумался, как ему дотянуть день. Сперва он пошел к себе, но там вовсю
работал пылесос: по-видимому, в такой час никто у себя не сидел. Внизу, в
холле, тоже шла уборка. В библиотеке было почти пусто, но двое ученых,
склонившихся друг к другу, замолчали и недружелюбно взглянули на него. Он
взял какую-то книгу и ушел. В другом холле, у доски объявлений, стоял Стил
и какой-то человек с остроконечной бородкой. Никто не обернулся, но оба
замолчали. Марк пересек холл и посмотрел на барометр. Повсюду хлопали
двери, стучали шаги, звонили телефоны - институт работал вовсю, а ему
места не было. Наконец он выглянул в сад и увидел плотный, мокрый,
холодный туман.
Любой рассказ лжив в одном смысле: он не может передать, как ползет
время. День тянулся так долго, что вы не вынесли бы его описания. Иногда
Марк шел к себе (уборка кончилась), иногда выходил в туман, иногда бродил
по холлам. Там, где народу было много, он старался, чтоб никто не заметил,
как он растерян и подавлен; но его вообще не замечали.
Часа в два он встретил Стоуна в каком-то коридоре. Он не думал о нем
со вчерашнего утра, но сейчас, взглянув на него, понял, что не ему одному
здесь плохо. Вид у Стоуна был такой, как у новеньких в школе или у "чужих"
в Брэктоне - словом, тот самый, который воплощал для Марка худшие страхи.
Инстинкт советовал с ним не заговаривать, он знал по опыту, как опасно
дружить или даже беседовать с тем, кто идет ко дну: ты ему не поможешь, а
он тебя утопит. Но сейчас ему самому было так одиноко, что он болезненно
улыбнулся и сказал: "Привет".
Стоун вздрогнул, словно сам боялся, чтобы с ним заговорили.
- День добрый, - быстро ответил он, не останавливаясь.
- Пойдемте, потолкуем, если вы не заняты, - предложил Марк.
- Я... я не знаю, долго ли я буду свободен, - промямлил Стоун.
- Расскажите мне про это место, - попросил Марк. - Нехорошо тут,
вроде бы, но я еще не все понял. Пойдемте ко мне?
- Я так не думаю!.. - быстро заговорил Стоун. - Совсем не думаю! Кто
вам сказал, что я так думаю?..
Марк не ответил, увидев, что прямо к ним идет ИО. В следующие недели
он понял, что тот бродит по всему институту. Нельзя было сказать, что он
подсматривает - о приближении его оповещал скрип ботинок, а часто и
мычание. Иногда его видели издалека, ведь он был высок, а если бы не
сутулился, был бы даже очень высоким; и нередко лицо его, обращенное прямо
к вам, возникало над толпой. На сей раз Марк впервые заметил эту
вездесущность и подумал, что худшего времени ИО выбрать не мог. Он шел к
ним медленно, глядя на них, но нельзя было понять, видит он их или нет.
Говорить они больше не могли.
Выйдя к чаю, Марк увидел Фиверстоуна и поспешил сесть рядом с ним. Он
знал, что в его положении нельзя навязываться, но ему было уже совсем
худо.
- Да, Фиверстоун, - бодро начал он, - никак я ничего не разузнаю... -
И облегченно перевел дух, увидев, что тот улыбается в ответ. - Стил меня,
прямо скажем, принял плохо. Но ИО и слышать не хочет об уходе. А Фея
просит писать в газету статьи. Что же мне делать?
Фиверстоун смеялся долго и громко.
- Нет, - продолжал Марк, - я никак не пойму. Попробовал прямо
спросить старика...
- О, Господи! - выговорил Фиверстоун и засмеялся еще громче.
- Что же, из него ничего нельзя вытянуть?
- Можно, но не то, что вы хотите, - Фиверстоун прищелкнул языком.
- Как же узнать, чего от тебя ждут, если никто ничего не говорит?
- Вот именно?
- Да, кстати, почему Кэрри думает, что я ухожу?
- А вы не уходите?
- И в мыслях не имел.
- Вон как! А Фея мне сказала, что вы остаетесь тут.
- Неужели я буду ЧЕРЕЗ НЕЕ просить отставки?
- А, все одно! - Фиверстоун весело улыбнулся. - Захочет ГНИИЛИ, чтоб
вы еще где-то числились, будете числиться. Не захочет - не будете. Вот
так.
- Причем тут ГНИИЛИ? Я работал в Брэктоне, и продолжаю там работать.
Им до этого дела нет. Я не хочу оказаться между двумя стульями.
- Вот именно.
- Вы хотите сказать?
- Послушайте меня, подмажьтесь поскорей к Уизеру. Я вам помогаю, а вы
все портите. Сегодня он уже не тот. Расшевелите его. И, между нами, не
связывайтесь вы с Феей. Наверху ее не жалуют.
- А Кэрри я написал, что все это чушь, - сказал Марк.
- Что ж, вреда нет, письма писать приятно.
- Не выгонят же меня, если Фея что-то там переврала!..
- Насколько мне известно, уволить могут только за очень серьезный
проступок.
- Да нет, я не о том. Я не то хотел сказать - не провалят ли меня на
следующих выборах?
- А, вон оно что!
- В общем, надеюсь, что вы разубедите Кэрри.
Фиверстоун промолчал.
- Вы ему объясните, - настаивал Марк, зная, что этого делать не надо,
- какое вышло недоразумение.
- Что вы, Кэрри не знаете? Он на всех парах ищет замену.
- Вот я вас и прошу.
- Меня?
- Да.
- Почему же меня?
- Ну... Господи, Фиверстоун, это же вы ему первый подсказали?
- Трудно с вами разговаривать, - заключил Фиверстоун, беря с блюдечка
пончик. - Выборы через несколько месяцев. Вас могут выбрать, а могут и не
выбрать. Насколько я понимаю, вы меня заранее агитируете. Что я могу вам
ответить? Да ну вас совсем!
- Вы прекрасно знаете, что и речи не было о моем уходе, пока вы не
подсказали Кэрри...
Фиверстоун критически осматривал пончик.
- Замучаешься с вами, - вздохнул он. - Не можете постоять за себя в
колледже, так причем тут я? Я вам не нянька. А для вашего блага посоветую:
ведите себя здесь поприветливей. Неровен час, станет ваша жизнь, как это:
"Печальной, жалкой и недолгой".
- Недолгой? - изумился Марк. - Где я недолго буду, там или здесь?
- Я бы на вашем месте не подчеркивал этой разницы, - заметил
Фиверстоун.
- Запомню, - пообещал Марк, но, встав из-за стола, обернулся еще раз.
- Это вы меня притащили. Я думал, хоть вы мне друг.
- Нет, от романтики не вылечишь! - провозгласил лорд Фиверстоун,
растянул рот до самых ушей и сунул в него пончик.
Так Марк узнал, что если его выгонят отсюда, его не примут и в
Брэктоне.
Джейн все эти дни бывала дома как можно меньше и читала в кровати как
можно дольше. Сон стал ее врагом. Днем она ходила по городу под тем
предлогом, что ищет новую "девушку"; и очень обрадовалась, когда на улице
ее окликнула Камилла Деннистоун. Камилла вышла из машины и представила ей
высокого темноволосого человека, своего мужа. Оба они сразу понравились
Джейн. Она знала, что Деннистоун когда-то дружил с Марком, но сама его не
видела; а сейчас удивилась, как удивлялась всегда, почему нынешние друзья
ее мужа настолько ничтожнее прежних. И Уодсден, и Тэйлор, с которыми он
еще знался, когда она познакомилась с ним, были несравненно приятней Кэрри
и Бэзби, не говоря уже о Фиверстоуне, а муж Камиллы оказался лучше всех.
- Мы как раз к вам, - щебетала Камилла. - Хотим пригласить вас в лес,
устроим пикник. Нужно о многом поговорить.
- А может, зайдете ко мне? - предложила Джейн, думая, чем же их
накормить. - Холодно для пикников.
- Зачем вам лишний раз мыть посуду? - удивилась Камилла. - Давайте
зайдем в кафе, - предложила она мужу. - Вот, м-сс Стэддок считает, что
холодно и сыро.
- Нет, - ответил Деннистоун, - нам надо поговорить наедине (слова
"нам" и "наедине" сразу установили какое-то доброе, деловое единство). - А
вообще-то, неужели вам не нравится осенний туман в лесу? Поедим в машине,
там тепло.
Джейн сказала, что никогда не слышала, чтобы кто-нибудь любил туман,
но поехать согласилась; и все трое сели в машину.
- По этой самой причине мы поженились, - пояснил Деннистоун. - Мы оба
любим погоду. Не такую или всякую, а просто погоду. Очень удобно, когда
живешь в Англии.
- Как же вы приучились, м-р Деннистоун? - спросила Джейн. - Никогда
бы не смогла полюбить снег или дождь.
- Я просто не разучился, - ответил Деннистоун. - Все дети любят
погоду. Вы не заметили, что в снегопад взрослые торопятся, а дети и собаки
счастливы? Они-то знают, для чего падает снег.
- Я в детстве не любила сырые дни, - не согласилась Джейн.
- Это потому, что взрослые держали вас дома, - заключила Камилла. -
Когда шлепаешь по лужам - совсем другое дело.
Они свернули с шоссе и ехали по траве, под деревьями, пока не
достигли полянки, окруженной с одной стороны пихтами, с другой - буками.
Прямо в машине они разобрали корзинку, поели сэндвичей, выпили шерри,
потом - горячего кофе и закурили, наконец.
- Ну вот!.. - промолвила Камилла.
- Что ж, - сказал Деннистоун, - начнем. Вы, конечно, знаете, от кого
мы?
- От мисс Айронвуд, - ответила Джейн.
- Да, из ее дома, но хозяин у нас другой. И у нас, и у нее.
- Как это? - не поняла Джейн.
- Наш дом, или общество, или компанию возглавляет другой человек.
Если я назову вам его фамилию, вы можете знать ее, можете не знать. Он
много путешествовал, теперь болеет. Во время последнего путешествия он
поранил ногу, и она не заживает.
- Да? - посочувствовала Джейн.
- Его сестра умерла в Индии и оставила ему много денег. Она тоже была
замечательная женщина, большой друг одного индийского мистика. Он считал,
что над человеческим родом нависла опасность. И перед самым концом - перед
тем, как исчезнуть - он убедился в том, что она осуществится в Англии. А
когда он исчез...
- Умер? - переспросила Джейн.
- Мы не знаем, - ответил Деннистоун. - Одни думают, что умер, другие
- что жив. Во всяком случае, он исчез. А женщина, о которой я говорил,
рассказала об этом брату, нашему хозяину. Потому она и оставила ему
деньги. Он должен был собрать вокруг себя людей и ждать, чтобы вовремя
предотвратить опасность.
- Не совсем так, Артур, - поправила Камилла. - Она сказала, что люди
сами соберутся вокруг него.
