Клайв ЛЬЮИС
МЕРЗЕЙШАЯ МОЩЬ
Посвящается Дж.Мак-Нилу
"Навис покров мерзейшей мощи,
Подобно тьме угрюмой ночи..."
Сэр Дэвид Линсдей.
Строки о вавилонской
башне из поэмы "Беседа"
ПРЕДИСЛОВИЕ
Я назвал это сказкой, чтобы читателя не ввели в заблуждение первые
главы и он сразу знал, что за книгу он открыл. Если же вы спросите, почему
эти главы так будничны, я отвечу, что следую традиции. Мы не всегда это
замечаем, потому что хижины, замки, дровосеки и короли стали для нас
такими же непривычными, как ведьмы и людоеды. Однако, для людей своего
времени они были привычнее, чем Брэктон - для меня. Многие крестьяне знали
злых мачех, тогда как мне еще не довелось повстречать ученых, знакомых с
ними. Но главное для меня - та мысль, которую я попытался высказать еще в
книге "Человек отменяется". Из всех профессий я выбрал для книги свою не
потому, что сотрудники университетов легче поддаются проискам бесов, а
потому, что лишь эту профессию я знаю достаточно хорошо, чтобы о ней
писать.
Тем, кто хочет понять получше, что такое Нуминор, придется (увы!)
подождать, пока выйдут рукописи моего друга, профессора Дж.Р.Р.Толкиена.
Повесть эта - последняя часть трилогии (первые две части - "Планета
молчания" и "Переландра"); но ее можно читать отдельно.
Оксфорд, колледж св.Магдалины, канун Рождества.
1. ПРОДАЖА УНИВЕРСИТЕТСКОЙ ЗЕМЛИ
А в-третьих, - сказала самой себе Джейн Стэддок, - вы сочетаетесь
браком, чтобы помогать друг другу, поддерживать друг друга и утешать". Она
вышла замуж полгода тому назад, и слова эти засели у нее в памяти.
Сквозь открытую дверь она видела свою кухоньку и слышала громкое,
неприятное тиканье часов. Из кухни она только что вышла и знала, что там
все прибрано. Посуду она вымыла, полотенце повесила сушиться, пол
протерла. В комнатах тоже был порядок. В магазине она уже побывала и
закупила все, необходимое на сегодня, а до одиннадцати оставалась еще
целая минута. Если даже Марк придет к обеду, у нее только два дела на все
семь часов: второй завтрак и чай. Сегодня там у них собрание. Когда она
сядет пить чай, Марк непременно позвонит и скажет, что пообедает в
университете. День лежал перед ней, пустой, как квартира. Сияло солнце,
тикали часы.
"Помогать, утешать, поддерживать..." - печально подумала Джейн. На
самом деле, выйдя замуж, она сменила дружбу, смех и массу интересных дел
на одиночное заключение. Никогда еще она не видела Марка так редко, как в
эти полгода. Даже когда он был дома, они почти не разговаривали - то ему
хотелось спать, то он о чем-то думал. Когда они были друзьями, а позже -
влюбленными - ей казалось, что и за целую жизнь им всего не переговорить.
Зачем он на ней женился? Любит ли он ее? Если любит, слово это значит
далеко не одно и то же для мужчины и женщины. По-видимому, бесконечные
разговоры были для нее самой любовью, а для него - ее предисловием...
"Вот и еще одно утро я промаялась... - сказала она самой себе. -
Работать надо!" Под работой она понимала диссертацию о Донне. Она не
хотела бросать науку, и отчасти поэтому они решили не иметь детей, во
всяком случае - пока. Оригинальным мыслителем Джейн не была и собиралась
подчеркнуть в своем труде "победное оправдание плоти" у избранного ею
автора. Она еще верила, что если обложиться выписками, заметками и книгами
и сесть за стол, былое вдохновение вернется к ней. Но прежде - быть может,
для того, чтобы оттянуть первый миг - она начала листать газету и вдруг
увидела фотографию.
И вспомнила свой сон. Вспомнила и те бесконечные минуты, когда сидела
на кровати и ждала рассвета, не зажигая лампы, чтобы Марк не проснулся. Он
ровно дышал, и это обижало ее. Он вообще спал, как убитый. Только одно
могло разбудить его, и то ненадолго.
Сон был дурной, а дурные сны тускнеют, когда их рассказываешь.
Однако, этот сон придется пересказать, иначе многое дальнейшее будет
непонятно. Сперва ей приснилось лицо. Лицо это было смуглое, носатое и
очень страшное - главным образом потому, что на нем запечатлелся страх.
Рот был приоткрыт, глаза расширены, как расширяются они на секунду, когда
человек ошеломлен; но ей почему-то стало ясно, что шок этот длится уже
несколько часов. Потом она разглядела всего человека. Он скорчился в углу
выбеленной каморки и, по-видимому, ждал чего-то ужасного. Наконец дверь
отворилась, и вошел другой человек, благообразный, с седой бородой. Они
стали разговаривать. Раньше Джейн понимала, что говорят люди в ее снах,
либо просто не слышала слов. Сейчас она слышала, но почти ничего не
понимала, потому что эти двое говорили по-французски, и это придавало сну
особую достоверность. Второй человек сказал первому что-то хорошее, и тот
оживился и воскликнул: "Смотрите-ка... да... хорошо!" (это она поняла), но
потом снова как-то сжался. Второй, тем не менее, убеждал его настойчиво,
хотя и тихо. Он был недурен собой, хотя и холодноват, но в пенсне его
отражалась лампочка, и глаз она не разглядела. Кроме того, у него были
слишком безупречные зубы. Джейн он не понравился. Особенно ей не
нравилось, что он мучает первого. Она не понимала, что он предлагает, но
как-то догадалась, что первый приговорен к смерти, а предложения человека
в пенсне пугают его больше, чем казнь. Тут сон утратил свой реализм и
превратился в обычный кошмар. Второй поправил пенсне и, холодно улыбаясь,
схватил первого за голову обеими руками. Он резко повернул ее (Джейн
видела прошлым летом, что так снимают шлем с водолаза), открутил и унес.
Потом все смешалось: появилась другая голова, со струящейся бородой, и вся
в земле. За ней показалось и тело - какой-то старик, похожий на друида.
Его откуда-то выкапывали. Сперва Джейн не испугалась, резонно предположив,
что он мертвый; но он зашевелился. "Не надо! - крикнула она во сне. - Он
живой! Вы его разбудите!" Но они ей не вняли. Старик сел и заговорил как
будто бы по-испански. Это испугало ее так сильно, что она проснулась.
Таков был ее сон - не лучше, но и не хуже многих дурных снов. Однако,
увидев газетное фото, Джейн поспешно опустилась в кресло, чтобы не упасть.
Комната поплыла перед ее глазами. Голова была та самая - первая, не
старика, а узника. Джейн с трудом взяла газету и прочла: "Казнь Алькасана"
- крупными буквами, а ниже, помельче: "Ученый-женоубийца гильотинирован".
Что-то она об этом слышала. Алькасан, француз из алжирцев, известный
физик, отравил свою жену. Значит, вот откуда сон: она видела вечером это
ужасное лицо. Нет, не получается, газета утренняя. Ну, значит видела
раньше и забыла, ведь суд начался несколько недель назад. Займемся Донном.
Что там у него? А, неясные строки в конце "Алхимии любви":
Не жди ума от женщин, им пристали
Заботливость и скромность, что пленяли
Нас в матери...
"Не жди ума... А ждет ли его хоть один мужчина?.. Ах, не в этом дело,
надо сосредоточиться, - сказала себе Джейн и тут же подумала - видела я
раньше эту фотографию или нет?"
Через пять минут она убрала книги, надела шапочку и вышла. Она не
знала, куда идет. Да что там, только бы подальше от этой комнаты, от этого
дома.
Марк тем временем шагал в Брэктон-колледж и думал о других вещах, не
замечая, как красива улочка, спускавшаяся из пригорода к центру.
Я учился в Оксфорде, люблю Кембридж, но, мне кажется, Эджстоу
красивее их. Во-первых, он очень маленький. Никакой автомобильный,
сосисочный или мармеладный король не осчастливил еще городок, где
расположился университет, а сам университет - крохотный. Кроме Брэктона,
там всего три колледжа - женский, за железной дорогой; Нортумберлэнд,
рядом с Брэктоном, у реки; и так называемый Герцогский, напротив
аббатства. В Брэктоне студентов нет. Основан он в 1390 году, чтобы дать
пропитание и приют десяти ученым мужам, которые должны были молиться о
душе Генри Брэктона и вникать в английские законы. Постепенно их стало
сорок, и теперь только шестеро из них изучают право, а за душу Генри
Брэктона не молится никто. Марк Стэддок занимался социологией и в колледже
работал лет пять. Сейчас его дела шли очень хорошо. Если бы он в этом
сомневался (чего не было), он бы отбросил сомнения, когда у почты встретил
Кэрри и тот, словно это само собой разумеется, пошел дальше вместе с ним,
обсуждая предстоящее заседание. Кэрри был проректором.
- Да, - заметил Кэрри, - времени уйдет много. Наверное, до вечера
задержимся. Реакционеры будут противиться изо всех сил. Но что они могут?
Никто не угадал бы по ответу, что Марк в полном упоении. Еще недавно
он был чужим, плохо понимая действия "Кэрри и его шайки", как сам тогда
называл их, и на заседаниях говорил редко, нервно и сбивчиво, нисколько не
влияя на ход событий. Теперь он внутри, а шайка - это "мы", "прогрессисты"
или "передовые люди колледжа". Случилось это внезапно, и он еще не привык.
- Думаете, протащим? - спросил Стэддок.
- Уверен, - отвечал Кэрри. - Ректор за нас, и Бэзби, и биохимики.
Палем и Тэд колеблются, но они не подведут. Ящер что-нибудь выкинет, но
никуда ему не деться, голосовать будет за нас. Да, главное: Дик приехал!
Стэддок лихорадочно порылся в памяти и вспомнил, что один из самых
тихих сотрудников носит имя Ричард.
- Тэлфорд? - удивился он. Понимая, всю абсурдность подобного
предположения, он придал вопросу иронический оттенок.
- Ну, знаете! - расхохотался Кэрри. - Нет, Дик Дивэйн, теперь он лорд
Фиверстоун.
- То-то я думал! - Стэддок рассмеялся вместе с ним. - Очень рад.
Знаете, я его никогда не видел.
- Как можно! - Воскликнул Кэрри. - Приходите сегодня ко мне, он
будет.
- С удовольствием, - искренне ответил Стэддок и, помолчав, добавил: -
Кстати, с ним теперь все в порядке?
- То есть как? - изумился Кэрри.
- Помните, были разговоры, что нельзя держать человека, если его
никогда нет.
- Ах, Глоссоп и его банда! Ничего у них не выгорит. Неужели вы сами
не видите, что это пустая болтовня?
- Вижу, конечно. Но, честно говоря, нелегко объяснить, почему человек
занимает место в Брэктоне, когда он все время в Лондоне.
- Очень легко. Разве колледжу не нужна внушительная рука? Вполне
возможно, что Дик войдет в следующий кабинет. Да он и сейчас гораздо
полезнее, чем эти Глоссопы, просиди они тут хоть всю жизнь!
- Да, да, но на заседании...
- Вам надо знать о нем одну вещь, - перебил его Кэрри. - Это он вас
протащил.
Марк промолчал. Ему не хотелось вспоминать, что когда-то он был
чужаком для всего колледжа.
- По правде говоря, - продолжал Кэрри, - работы Деннистоуна нам
понравились больше. Это Дик сказал, что колледжу нужен такой человек, как
вы. Пошел в Герцогский, все о вас разнюхал и гнул свое: работы работами, а
человек важнее. Как видите, он был прав.
- Весьма польщен... - сказал Марк и не без иронии поклонился. В
колледжах не принято говорить о том, как именно ты прошел по конкурсу; и
Марк до сих пор не знал, что прогрессисты отменили и эту традицию. Не знал
он и о том, что попал сюда не за свои таланты, а уж тем более - о том, что
его чуть-чуть не провалили. Чувство у него было такое, словно он услышал,
