теперь бросил умоляющий взгляд на Маугли, а тот стоял в свете горящей
ветви, весь голый, с разметавшимися по плечам длинными черными волосами, и
тени метались и прыгали вокруг него.
- Так! - сказал Маугли, медленно озираясь кругом. - Вижу, что вы
собаки. Я ухожу от вас к своему народу - если это мой народ. Джунгли
теперь закрыты для меня, я должен забыть ваш язык и вашу дружбу, но я буду
милосерднее вас. Я был вашим братом во всем, кроме крови, и потому обещаю
вам, что, когда стану человеком среди людей, я не предам вас людям, как вы
предали меня. - Он толкнул костер ногой, и вверх полетели искры. - Между
нами, волками одной Стаи, не будет войны. Однако нужно заплатить долг,
прежде чем уйти.
Маугли подошел близко к тому месту, где сидел Шер-Хан, бессмысленно
моргая на огонь, и схватил его за кисточку на подбородке. Багира пошла за
ним на всякий случай.
- Встань, собака! - крикнул Маугли. - Встань, когда говорит человек,
не то я подпалю тебе шкуру!
Шер-Хан прижал уйти к голове и закрыл глаз; потому что пылающий сук
был очень близко.
- Этот скотоубийца говорил, что убьет меня на Совете, потому что не
успел убить меня в детстве... Вот так и вот так мы бьем собаку, когда
становимся людьми. Шевельни только усом, Хромой, и я забью тебе в глотку
Красный Цветок.
Он бил Шер-Хана по голове пылающей веткой, тигр скулил и стонал в
смертном страхе.
- Фу! Теперь ступай прочь, паленая кошка! Но помни: когда я в
следующий раз приду на Скалу Совета, я приду со шкурой Шер-Хана на
голове... Теперь вот что. Акела волен жить, как ему угодно. Вы его не
убьете, потому что я этого не хочу. Не думаю также, что вы долго еще
будете сидеть здесь, высунув язык, словно важные особы, а не собаки,
которых я гоню прочь, вот так! Вон, вон!
Конец сука бешено пылал, Маугли раздавал удары направо и налево по
кругу, а волки разбегались с воем, унося на своей шкуре горящие искры. Под
конец на скале остались только Акела, Багира и, быть может, десяток
волков, перешедших на сторону Маугли. И тут что-то начало жечь Маугли
изнутри, как никогда в жизни не жгло. Дыхание у него перехватило, он
зарыдал, и слезы потекли по его щекам.
- Что это такое? Что это? - говорил он. - Я не хочу уходить из
джунглей, и я не знаю, что со мной делается. Я умираю, Багира?
- Нет, Маленький Брат, это только слезы, какие бывают у людей, -
ответила Багира. - Теперь я знаю что ты человек и уже не детеныш больше.
Отныне джунгли закрыты для тебя... Пусть текут, Маугли. Это только слезы.
И Маугли сидел и плакал так, словно сердце его разрывалось, потому
что он плакал первый раз жизни.
- Теперь, - сказал он, - я уйду к людям. Но прежде я должен
проститься с моей матерью.
И он пошел к пещере, где Мать Волчица жила с Отцом Волком, и плакал,
уткнувшись в ее шкуру, а четверо волчат жалобно выли.
- Вы не забудете меня? - спросил Маугли.
- Никогда, пока можем идти по следу! - сказали волчата. - Приходи к
подножию холма, когда станешь человеком, и мы будем говорить с тобой или
придем в поля и станем играть с тобой по ночам.
- Приходи поскорей! - сказал Отец Волк. - О Мудрый Лягушонок, приходи
поскорее, потому что мы с твоей матерью уже стары.
- Приходи скорей, мой голый сынок, - сказала Мать Волчица, - ибо
знай, дитя человека, я люблю тебя больше, чем собственных волчат.
- Приду непременно, - сказал Маугли. - Приду для того, чтобы положить
шкуру Шер-Хана на Скалу Совета. Не забывайте меня! Скажите всем в
джунглях, чтобы не забывали меня!
Начинал брезжить рассвет, когда Маугли спустился один с холма в
долину, навстречу тем таинственным существам, которые зовутся людьми.
ОХОТА КАА
Все, о чем здесь рассказано, произошло задолго до того, как Маугли
был изгнан из Сионийской Стаи и отомстил за себя тигру Шер-Хану. Это
случилось в то время, когда медведь Балу обучал его Закону Джунглей.
Большой и важный бурый медведь радовался способностям ученика, потому что
волчата обычно выучивают из Закона Джунглей только то, что нужно их Стае и
племени, и бегают от учителя, затвердив охотничий стих: "Ноги ступают без
шума, глаза видят в темноте, уши слышат, как шевелится ветер в своей
берлоге, зубы остры и белы - вот приметы наших братьев, кроме шакала
Табаки и гиены, которых МЫ ненавидим". Но Маугли, как детенышу человека,
нужно было знать гораздо больше.
Иногда черная пантера Багира, гуляя по джунглям, заходила посмотреть,
какие успехи делает ее любимец. Мурлыкая, укладывалась она на отдых под
деревом и слушала, как Маугли отвечает медведю свой урок. Мальчик лазил по
деревьям так же хорошо, как плавал, а плавал так же хорошо, как бегал, и
Балу, учитель Закона, обучал его всем законам лесов и вод: как отличить
гнилой сук от крепкого; как вежливо заговорить с дикими пчелами, если
повстречаешь рой на дереве; что сказать нетопырю Мангу, если потревожишь
его сон в полдень среди ветвей; и как успокоить водяных змей, прежде чем
окунуться в заводь. Народ джунглей не любит, чтобы его тревожили, и всякий
готов броситься на незваного гостя. Маугли выучил и охотничий Клич Чужака,
который нужно повторять много раз, пока на него не ответят, если охотишься
в чужих местах. Этот клич в переводе значит: "Позвольте мне поохотиться
здесь, потому что я голоден", и на него отвечают: "Охоться ради
пропитания, но не ради забавы".
Из этого видно, сколько Маугли приходилось заучивать наизусть, и он
очень уставал повторять по сотне раз одно и то же. Но Балу правильно
сказал однажды Багире, после того как Маугли, получив шлепок, рассердился
и убежал:
- Детеныш человека есть детеныш человека, и ему надо знать все Законы
Джунглей.
- Но подумай, какой он маленький, - возразила Багира, которая
избаловала бы Маугли, если бы дать ей волю. - Разве может такая маленькая
головка вместить все твои речи?
- А разве в джунглях довольно быть маленьким, чтобы тебя не убили?
Нет! Потому я и учу его всем законам, потому и бью его, совсем легонько,
когда он забывает урок.
- "Легонько"! Что ты понимаешь в этом, Железная Лапа? - проворчала
Багира. - Сегодня у него все лицо в синяках от твоего "легонько"! Уф!
- Лучше ему быть в синяках с ног до головы, чем погибнуть из-за
своего невежества, - очень серьезно отвечал ей Балу. - Я теперь учу его
Заветным Словам Джунглей, которые будут ему защитой против птиц и змей и
против всех, кто бегает на четырех лапах, кроме его родной Стаи. Если он
запомнит эти слова, он может просить защиты у всех в джунглях. Разве это
не стоит колотушек?
- Хорошо, только смотри не убей детеныша. Он не лесной пень, чтобы ты
точил о него свои тупые когти. А какие же это Заветные Слова? Я лучше
помогу сама, чем стану просить помощи, но все же мне хотелось бы знать. -
И Багира, вытянув лапу, залюбовалась своими когтями, синими, как сталь, и
острыми, как резцы.
- Я позову Маугли, и он скажет тебе... если захочет. Поди сюда,
Маленький Брат!
- Голова у меня гудит, как пчелиное дупло, - послышался недовольный
детский голос над их головами, и Маугли, соскользнув с дерева, прибавил
сердито и негодующе: - Я пришел ради Багиры, а не ради тебя, жирный старый
Балу!
- А мне это все равно, - ответил Балу, хотя был очень огорчен и
обижен. - Так скажи Багире Заветные Слова Джунглей, которым я учил тебя
сегодня.
- Заветные Слова какого народа? - спросил Маугли, очень довольный,
что может похвастаться. - В джунглях много наречий. Я знаю их все.
- Кое-что ты знаешь, но очень немного. Полюбуйся, о Багира, вот их
благодарность учителю. Ни один самый захудалый волчонок ни разу не пришел
поблагодарить старика Балу за науку. Ну, так скажи Слово Охотничьего
Народа, ты, великий ученый.
- "Мы с вами одной крови, вы и я", - сказал Маугли, произнося
по-медвежьи те слова, которые обычно говорит весь Охотничий Народ.
- Хорошо! Теперь Слово Птиц.
Маугли повторил те же слова, свистнув, как коршун.
- Теперь Слово Змеиного Народа, - сказала Багира.
В ответ послышалось не передаваемое никакими словами шипение, и
Маугли забрыкал ногами и захлопал в ладоши, потом вскочил на спину Багиры
и сел боком, барабаня пятками по блестящей черной шкуре и строя медведю
самые страшные рожи.
- Вот-вот! Это стоит каких-то синяков, - ласково сказал бурый
медведь. - Когда-нибудь ты вспомнишь меня.
И, повернувшись к Багире, он рассказал ей, как просил дикого слона
Хатхи, который все на свете знает, сказать ему Заветные Слова Змеиного
Народа, как Хатхи водил Маугли к пруду узнавать Змеиные Слова от водяной
змеи, потому что сам Балу не мог их выговорить, и теперь Маугли не грозит
никакая опасность в джунглях: ни змея, ни птица, ни зверь не станут
вредить ему.
- И, значит, ему некого бояться! - Балу вытянулся во весь рост, с
гордостью похлопывая себя по толстому мохнатому животу.
- Кроме своего племени, - шепнула Багира. а потом громко сказала
Маугли: - Пожалей мои ребра, Маленький Брат! Что это за прыжки то вниз, то
вверх? Маугли, добиваясь, чтобы его выслушали, давно теребил Багиру за
мягкую шерсть на плече и толкал ее пятками. Оба прислушались и разобрали,
что он кричит во весь голос:
- Теперь у меня будет свое собственное племя, и я буду целый день
водить его по деревьям!
- Что это за новая глупость, маленький выдумщик? - спросила Багира.
- Да, и бросать ветками и грязью в старого Балу, - продолжал Маугли.
- Они мне это обещали... Ай!
- Вут! - Большая лапа Балу смахнула Маугли со спины пантеры, и, лежа
между передними лапами медведя, Маугли понял, что тот сердится. - Маугли,
- сказал Балу, - ты разговаривал с Бандар-Логами, Обезьяньим Народом?
Маугли взглянул на Багиру - не сердится ли и она тоже - и увидел, что
глаза пантеры стали жестки, как два изумруда.
- Ты водишься с Обезьяньим Народом - с серыми обезьянами, с народом,
не знающим Закона, с народом, который ест все без разбора? Как тебе не
стыдно!
- Балу ударил меня по голове, - сказал Маугли (он все еще лежал на
спине), - и я убежал, а серые обезьяны спустились с дерева и пожалели
меня. А другим было все равно. - Он слегка всхлипнул.
- Жалость Обезьяньего Народа! - фыркнул Балу. - Спокойствие горного
потока! Прохлада летнего зноя! А что было потом, детеныш человека?
- А потом... потом они дали мне орехов и всякой вкусной еды, а потом
взяли меня на руки и унесли на вершины деревьев и говорили, что я им
кровный брат, только что бесхвостый, и когда-нибудь стану их вожаком.
- У них не бывает вожака, - сказала Багира. - Они лгут. И всегда
лгали.
- Они были очень ласковы со мной и просили приходить еще. Почему вы
меня никогда не водили к Обезьяньему Народу? Они ходят на двух ногах, как
и я. Они не дерутся жесткими лапами. Они играют целый день... Пусти меня,
скверный Балу, пусти меня! Я опять пойду играть с ними.
- Слушай, детеныш! - сказал медведь, и голос его прогремел, как гром
в жаркую ночь. - Я научил тебя Закону Джунглей - общему для всех народов
джунглей, кроме Обезьяньего Народа, который живет на деревьях. У них нет
Закона. У них нет своего языка, одни только краденые слова, которые они
перенимают у других, когда подслушивают, и подсматривают, и подстерегают,
сидя на деревьях. Их обычаи - не наши обычаи. Они живут без вожака. Они ни
о чем не помнят. Они болтают и хвастают, будто они великий народ и
задумали великие дела в джунглях, но вот упадет орех, и они уже смеются и
все позабыли. Никто в джунглях не водится с ними. Мы не пьем там, где пьют
