Редьярд Киплинг
Маугли
перевод с английского Н. Дарузес
БРАТЬЯ МАУГЛИ
Было семь часов знойного вечера в Сионийских горах, когда Отец Волк
проснулся после дневного отдыха, почесался, зевнул и расправил онемевшие
лапы одну за другой, прогоняя сон. Мать Волчица дремала, положив свою
крупную серую морду на четверых волчат, а те ворочались и повизгивали, и
луна светила в устье пещеры, где жила вся семья.
- Уф! - сказал Отец Волк. - Пора опять на охоту.
Он уже собирался спуститься скачками с горы, как вдруг низенькая тень
с косматым хвостом легла на порог и прохныкала:
- Желаю тебе удачи, о Глава Волков! Удачи и крепких, белых зубов
твоим благородным детям. Пусть они никогда не забывают, что на свете есть
голодные!
Это был шакал, Лизоблюд Табаки, - а волки Индии презирают Табаки за
то, что он рыщет повсюду, сеет раздоры, разносит сплетни и не брезгает
тряпками и обрывками кожи, роясь в деревенских мусорных кучах. И все-таки
они боятся Табаки, потому что он чаще других зверей в джунглях болеет
бешенством и тогда мечется по лесу и кусает всех, кто только попадется ему
навстречу. Даже тигр бежит и прячется, когда бесится маленький Табаки, ибо
ничего хуже бешенства не может приключиться с диким зверем. У нас оно
зовется водобоязнью, а звери называют его "дивани" - бешенство - и
спасаются от него бегством.
- Что ж, войди и посмотри сам, - сухо сказал Отец Волк. - Только еды
здесь нет.
- Для волка нет, - сказал Табаки, но для такого ничтожества, как я, и
голая кость - целый пир. Нам, шакалам, не к лицу привередничать.
Он прокрался в глубину пещеры, нашел оленью кость с остатками мяса и,
очень довольный, уселся, с треском разгрызая эту кость.
- Благодарю за угощенье, - сказал он, облизываясь. - Как красивы
благородные дети! Какие у них большие глаза! А ведь они еще так малы!
Правда, правда, мне бы следовало помнить, что царские дети с самых первых
дней уже взрослые.
А ведь Табаки знал не хуже всякого другого, что нет ничего опаснее,
чем хвалить детей в глаза, и с удовольствием наблюдал, как смутились Мать
и Отец Волки.
Табаки сидел молча, радуясь тому, что накликал на других беду, потом
сказал злобно:
- Шер-Хан, Большой Тигр, переменил место охоты. Он будет весь этот
месяц охотиться здесь, в горах. Так он сам сказал.
Шер-Хан был тигр, который жил в двадцати милях от пещеры, у реки
Вайнганги.
- Не имеет права! - сердито начал Отец Волк. - По Закону Джунглей он
не может менять место охоты, никого не предупредив. Он распугает всю дичь
на десять миль кругом, а мне... мне теперь надо охотиться за двоих.
- Мать недаром прозвала его Лангри (Хромой), - спокойно сказала Мать
Волчица. - Он с самого рождения хромает на одну ногу. Вот почему он
охотится только за домашней скотиной. Жители селений по берегам Вайнганги
злы на него, а теперь он явился сюда, и у нас начнется то же: люди будут
рыскать за ним по лесу, поймать его не сумеют, а нам и нашим детям
придется бежать куда глаза глядят, когда подожгут траву. Право, нам есть
за что благодарить Шер-Хана!
- Не передать ли ему вашу благодарность? - спросил Табаки.
- Вон отсюда! - огрызнулся Отец Волк. - Вон! Ступай охотиться со
своим господином! Довольно ты намутил сегодня.
- Я уйду, - спокойно ответил Табаки. - Вы и сами скоро услышите голос
Шер-Хана внизу, в зарослях. Напрасно я трудился передавать вам эту
новость.
Отец Волк насторожил уши: внизу, в долине, сбегавшей к маленькой
речке, послышался сухой, злобный, отрывистый, заунывный рев тигра, который
ничего не поймал и нисколько не стыдится того, что всем джунглям это
известно.
- Дурак! - сказал Отец Волк. - Начинать таким шумом ночную работу!
Неужели он думает, что наши олени похожи на жирных буйволов с Вайнганги?
- Ш-ш! Он охотится нынче не за буйволом и не за оленем, - сказала
Мать Волчица. - Он охотится за человеком.
Рев перешел в глухое ворчание, которое раздавалось как будто со всех
сторон разом. Это был тот рев, который пугает лесорубов и цыган, ночующих
под открытым небом, а иногда заставляет их бежать прямо в лапы тигра.
- За человеком! - сказал Отец Волк, оскалив белые зубы. - Разве мало
жуков и лягушек в прудах, что ему понадобилось есть человечину, да еще на
нашей земле?
Закон Джунглей, веления которого всегда на чем-нибудь основаны,
позволяет зверям охотиться на человека только тогда, когда они учат своих
детенышей убивать. Но и тогда зверю нельзя убивать человека в тех местах,
где охотится его стая или племя. Вслед за убийством человека появляются
рано или поздно белые люди на слонах, с ружьями и сотни смуглых людей с
гонгами, ракетами и факелами. И тогда приходится худо всем жителям
джунглей. А звери говорят, что человек - самое слабое и беззащитное из
всех живых существ и трогать его недостойно охотника. Они говорят также -
и это правда, - что людоеды со временем паршивеют и у них выпадают зубы.
Ворчание стало слышнее и закончилось громовым "А-а-а!" тигра,
готового к прыжку.
Потом раздался вой, непохожий на тигриный, - вой Шер-Хана.
- Он промахнулся, - сказала Мать Волчица. - Почему?
Отец Волк отбежал на несколько шагов от пещеры и услышал раздраженное
рычание Шер-Хана, ворочавшегося в кустах.
- Этот дурак обжег себе лапы. Хватило же ума прыгать в костер
дровосека! - фыркнув, сказал Отец Волк. - И Табаки с ним.
- Кто-то взбирается на гору, - сказала Мать Волчица, шевельнув одним
ухом. - Приготовься.
Кусты в чаще слегка зашуршали, и Отец Волк присел на задние лапы,
готовясь к прыжку. И тут если бы вы наблюдали за ним, то увидели бы самое
удивительное на свете - как волк остановился на середине прыжка. Он
бросился вперед, еще не видя, на что бросается, а потом круто остановился.
Вышло так, что он подпрыгнул кверху на четыре или пять футов и сел на том
же месте, где оторвался от земли.
- Человек! - огрызнулся он. - Человечий детеныш! Смотри!
Прямо перед ним, держась за низко растущую ветку, стоял голенький
смуглый ребенок, едва научившийся ходить, - мягкий, весь в ямочках,
крохотный живой комочек. Такой крохотный ребенок еще ни разу не заглядывал
в волчье логово ночной порой. Он посмотрел в глаза Отцу Волку и засмеялся.
- Это и есть человечий детеныш? - спросила Мать Волчица. - Я их
никогда не видала. Принеси его сюда.
Волк, привыкший носить своих волчат, может, если нужно, взять в зубы
яйцо, не раздавив его, и хотя зубы Отца Волка стиснули спинку ребенка, на
коже не осталось даже царапины, после того как он положил его между
волчатами.
- Какой маленький! Совсем голый, а какой смелый! - ласково сказала
Мать Волчица. (Ребенок проталкивался среди волчат поближе к теплому боку.)
- Ой! Он сосет вместе с другими! Так вот он какой, человечий детеныш! Ну
когда же волчица могла) похвастаться, что среди ее волчат есть человечий
детеныш!
- Я слыхал, что это бывало и раньше, но только не в нашей Стае и не в
мое время, - сказал Отец Волк. - Он совсем безволосый, и я мог бы убить
его одним шлепком. Погляди, он смотрит и не боится.
Лунный свет померк в устье пещеры: большая квадратная голова и плечи
Шер-Хана загородили вход. Табаки визжал позади него:
- Господин, господин, он вошел сюда!
- Шер-Хан делает нам большую честь, - сказал Отец Волк, но глаза его
злобно сверкнули. - Что нужно Шер-Хану?
- Мою добычу! Человеческий детеныш вошел сюда, - сказал Шер-Хан. -
Его родители убежали. Отдайте его мне.
Шер-Хан прыгнул в костер дровосека, как и говорил Отец Волк, обжег
себе лапы и теперь бесился. Однако Отец Волк отлично знал, что вход в
пещеру слишком узок для тигра. Даже там, где Шер-Хан стоял сейчас, он не
мог пошевельнуть ни плечом, ни лапой. Ему было тесно, как человеку,
который вздумал бы драться в бочке.
- Волки - свободный народ, - сказал Отец Волк. - Они слушаются только
Вожака Стаи, а не всякого полосатого людоеда. Человечий детеныш наш.
Захотим, так убьем его и сами.
- "Захотим, захотим! " Какое мне дело? Клянусь буйволом, которого я
убил, долго мне еще стоять, уткнувшись носом в ваше собачье логово, и
ждать того, что мне полагается по праву? Это говорю я, Шер-Хан!
Рев тигра наполнил пещеру громовыми раскатами. Мать Волчица, стряхнув
с себя волчат, прыгнула вперед, и ее глаза, похожие во мраке на две
зеленые луны, встретились с горящими глазами Шер-Хана.
- А отвечаю я, Ракша (Демон): человечий детеныш мой, Лангри, и
останется у меня! Его никто не убьет. Он будет жить и охотиться вместе со
Стаей и бегать вместе со Стаей! Берегись, охотник за голыми детенышами,
рыбоед, убийца лягушек, - придет время, он поохотится за тобой! А теперь
убирайся вон или, клянусь оленем, которого я убила (я не ем падали), ты
отправишься на тот свет хромым на все четыре лапы, паленое чудище
джунглей! Вон отсюда!
Отец Волк смотрел на нее в изумлении. Он успел забыть то время, когда
отвоевывал Мать Волчицу в открытом бою с пятью волками, то время, когда
она бегала вместе со Стаей и недаром носила прозвище Демон". Шер-Хан не
побоялся бы Отца Волка, но с Матерью Волчицей он не решался схватиться: он
знал что перевес на ее стороне и что она будет драться не на жизнь, а на
смерть. Ворча, он попятился назад и, почувствовав себя на свободе,
заревел:
- На своем дворе всякая собака лает! Посмотрим, что скажет Стая
насчет приемыша из людского племени! Детеныш мой, и рано или поздно я его
съем, о вы, длиннохвостые воры!
Мать Волчица, тяжело дыша, бросилась на землю около своих волчат, и
Отец Волк сказал ей сурово:
- На этот раз Шер-Хан говорит правду: детеныша надо показать Стае. Ты
все-таки хочешь оставить его себе, Мать?
- Оставить себе? - тяжело водя боками, сказала Волчица. - Он пришел к
нам совсем голый, ночью, один, и все же он не боялся! Смотри, он уже
оттолкнул одного из моих волчат! Этот хромой мясник убил бы его и убежал
на Вайнгангу, а люди в отместку разорили бы наше логово. Оставить его? Да,
я его оставлю. Лежи смирно, лягушонок! О Маугли - ибо Лягушонком Маугли я
назову тебя, - придет время, когда ты станешь охотиться за Шер-Ханом, как
он охотился за тобой.
- Но что скажет наша Стая? - спросил Отец Волк.
Закон Джунглей говорит очень ясно, что каждый волк, обзаводясь
семьей, может покинуть свою Стаю. Но как только его волчата подрастут и
станут на ноги, он должен привести их на Совет Стаи, который собирается
обычно раз в месяц, во время полнолуния, и показать всем другим волкам.
После этого волчата могут бегать где им вздумается, и пока они не убили
своего первого оленя, нет оправдания тому из взрослых волков, который
убьет волчонка. Наказание за это - смерть, если только поймают убийцу.
Подумай с минуту, и ты сам поймешь, что так и должно быть.
Отец Волк подождал, пока его волчата подросли и начали понемногу
бегать, и в одну из тех ночей, когда собиралась Стая, повел волчат, Маугли
и Мать Волчицу на Скалу Совета. Это была вершина холма, усеянная большими
валунами, за которыми могла укрыться целая сотня волков. Акела, большой
серый волк-одиночка, избранный вожаком всей Стаи за силу и ловкость, лежал
на скале, растянувшись во весь рост. Под скалой сидело сорок с лишним
волков всех возрастов и мастей - от седых, как барсуки, ветеранов,
расправлявшихся в одиночку с буйволом, до молодых черных трехлеток,
которые воображали, что им это тоже под силу. Волк-одиночка уже около года
был их вожаком. В юности он два раза попадал в волчий капкан, однажды люди
